Иван Премудрый

– Знаю, потому с тобой до сих пор и разговариваю.
– впервые за время сегодняшнего разговора Иван разглядел на усато-бородатой роже Черномора улыбку.
– Меня интересует Матрена Марковна, есть такая женщина. При нём состоит и девицами его обеспечивает, вот она мне и потребна. Ты-то девиц мне не поставляешь, али забыл уже, или возгордился?

– Никак нет, ваше сиятельство! Нисколечко не забыл! Подожди малость, с делами подразберусь, контингент местный получше узнаю, тогда и встречай, не ленись.

– Ладно, врать-то! Вот покуда ты с делами своими разбираешься и предоставь мне эту самую Матрену Марковну. Понял?!

– Понял, ваше сиятельство! А как я тебе её предоставлю?!

– Ты послу своему задание специальное накажи. Накажи ему, чтобы тот в обязательном порядке встретился с Матрёной Марковной этой и о бочке твоей чудесной рассказал. И сказал бы ей, что если она к тебе в княжество вместе со всеми своими девицами на постоянное жительство не переедет, о бочке той и о том, что с ней связано, царю Салтану известно станет. Думаю Матрёне той голова на плечах ещё надобна, поэтому не должна артачиться.

– Откуда, ваше сиятельство, ты о бочке знаешь? Ах да, забыл совсем, извини.

– А ты не забывай, тебе же лучше будет. Понял, что послу твоему надлежит сделать?

– Ваше сиятельство, чем же бочка та, так для этой Матрёны опасная, коли она её боится? Её же, бочку эту, деревенский мужик Емеля смастерил - мастер на все руки.

– Дурак ты на все руки, хоть и премудрый. Емеля твой, такой же жулик, как и ты, только похитрее маленько, глянь, самого образованного вокруг пальца обвёл. Ты с ним про механику, которой он хвастается, разговаривал?

– Нет, не разговаривал. Времени всё не хватает...

– Ну и не надо, коли не хватает. Не трогай пока этого Емелю. Пусть при тебе состоит, глядишь, пригодится ещё.

– А кто же тогда бочку сделал? И почему у Емели этого, печка по дороге ездит?

– Кто сделал бочку и что она из себя представляет на самом деле - не твоего ума дело. А печка по дороге ездит, потому что Емеле Щука волшебством своим помогает, вот тебе и вся механика.

– А Щука, это кто? Из твоих, да?

– Не из моих, дюже вредная. Правда вреда от неё никакого нету, так что, пусть себе волшебничает. Ладно, надоел ты мне, да и дела у меня, важные.
– Черномор посмотрел куда-то вглубь помещения, в котором находился.
– Всё понял, что делать?

– Так точно, ваше сиятельство!
– как тот новобранец воскликнул Иван.
– Не изволь беспокоиться. Все будет исполнено.

– Ну и хорошо. Если что будет непонятно или препятствие какое возникнет, сразу зови, не мешкай...
– яблочко опять побежало по тарелочке, только на этот раз в противоположную сторону и физиономия Черномора исчезла.

***

– Царь Салтан, мой батюшка, не рви ты моё сердце на кусочки мелкие. Не укорачивай ты мой век короткий. Смотреть на тебя больно и невозможно. Пойдём батюшка в лупанарий. Там тебе...

– Сгинь, чтобы я тебя не видел...!

***

Знаете, я вам так скажу: ну посудите сами и сами себе ответьте: в чем измеряется жизнь человеческая? Правильно, измеряется она: днями, неделями, а самое главное, хоть и не очень приятное - годами. Во всяком случае свою я измеряю годами, не знаю как вы. И точно также, в конце концов, годами мы измеряем и чью-то жизнь, не свою.

Тогда позвольте вас спросить: а как измерять жизнь тех, кто живёт в книжках? Причём неважно при этом, на какой Земле он проживает, на той или на этой. Самое главное в том, что в магазине или в автобусе, например, ты этого человека никогда не встретишь. Ну представьте, приходите вы в магазин, а там царь Салтан пиво покупает и ещё что-то к пиву. Представили? Представить как раз можно, встретить вряд ли получится. А ведь они тоже живут, только живут не здесь, не рядом с нами, а в книжках, там, где нам места нет, и не предвидится.

Всю эту "музыку" я развёз вовсе не для того, чтобы покрасоваться, мол смотрите какой я весь из себя умный да ещё сверху вишнёвым вареньем намазанный. Всё гораздо проще и как бы это сказать, нехорошо, одним словом. Дело в том, что жизни тех, кто живёт в книжках, мы измеряем не в годах, хотя возможно у кого-то и такое случается. Их жизни мы измеряем в количестве страниц той книжки, в которой они, жизни ихние, расписаны и проживаются.

Оно ведь как бывает: посмотрел на книжку, в руки взял, на вес определить попробовал. А книжка, она большой оказалась, в смысле страниц в ней много, а не размеров. Посмотрел на неё, иногда немножко подумал, и опять положил, ну её. Если в книжке страниц много, значит жизнь и жизни того и тех, кто их в этой книжке проживает, длинные-предлинные, а потому скучные. Времени же, чтобы всю эту ерунду читать у меня мало, а потому возьму вон ту, которая потоньше. Ну и что, что там чья-то жизнь короткая, не моя же! Что, ждёте от меня каких-то умных мыслей и выводов по этому поводу? А нету у меня ни того, ни другого, сейчас объясню, почему нету...

От автора: не подумайте, пожалуйста, что я сошёл с ума. Точно знаю, что не сошёл, четыре года тому назад мне по этому поводу справку давали. Это я так из сложившейся ситуации выкручиваюсь. Ну получилось так: дней десять я вот это всё не писал, не "валял Ваньку", а сегодня взялся, его же дописывать надо. Это я так в чувство себя привожу, на дальнейшее написательство настраиваю. А вы что подумали?

***

Царю Салтану казалось, что с тех пор, как он попёрся на ту злосчастную войну, прошли годы, много годов. Что он, царь Салтан, мудрый и справедливый повелитель своего царства, и грозный сосед другим царствам, графствам да княжествам, давным-давно состарился. Что теперь, подобно тому князю-батюшке, шаркал по дворцу в полуваленках, обрезанных по щиколотку: кряхтел, держался за поясницу и своим видом, своими словами и разговорами, только и делал, что портил всем настроение. А ведь на самом деле, с того самого момента прошло месяца два, не больше.

Это не говорит о том, что два месяца, это вам не два года - быльём ещё порасти, не успело... Какое там быльё?! Такие вещи быльём не порастают и не зарастают, а навсегда остаются страшной раной, будто секирой со всего маху лупанули. Никогда такие раны не заживают, не рубцуются, даже не загнивают - навсегда остаются, свеженькими.

Первую жену потерял, воспоминания о первой жене подкосили ноги царя Салтана и тот чуть ли не рухнул на лавку, но там болезнь-лихоманка, чтоб её, своё дело сделала, а может, наколдовал кто, поди сейчас, проверь. Хоть и не дал им Господь детишек, всё одно, любили друг друга. А может и правильно сделал, что не дал? Уж кому, как не Ему, наперёд всё знать, вот и не захотел деток сиротами оставлять.

Грустные мысли кружились в голове царя Салтана, да и вокруг него мысли, или что-то на них похожее, веселее не были. Тоже, кружилась вокруг какая-то гадость с той лишь разницей, что глазу не заметная, зато душой очень даже видимая. Как будто девицы, что у Матрены в лупанарии живут, вокруг него хороводы свои срамные водили и песни пели, от которых на душе ещё хуже и гаже.

Вспомнив про лупанарий, этот треклятый, царь Салтан вспомнил и о своей молодой жене-царице, сына ему подарившей. Подарить-то подарила, да сама сгинула и сына с собой прихватила. Неужели и правда сбежала куда? Неужели только и дожидалась момента, чтобы царь Салтан куда уехал? А он и уехал, царь Салтан аж поморщился, как от боли внезапной, как будто сердце заболело и заплакало.