Иван Премудрый
Шрифт:
Приземлившись, лебедь как-бы обнял себя крыльями и стал увеличиваться в размерах, вытягиваться вверх! От такого зрелища кого угодно, даже самого смелого, в страх и в панику вгонит, но царевич Гвидон каким-то чудом держался. Более того, он с интересом и любопытством наблюдал за происходящим. Лебедь перестал вытягиваться вверх, крылья куда-то делись, вернее превратились в руки, которые то, что стояло перед царевичем Гвидоном убрало от лица, а может морды, пока было непонятно. Пожалте любоваться, только в обморок не падайте - перед царевичем стояла девушка, приблизительно его ровесница. Хотя, вполне возможно она была моложе царевича, сами знаете, кто их этих
Не сказать чтобы красавица, правда, внимания на это царевич Гвидон не обратил, пока не обратил. Первое, что ему бросилось в глаза, была одежда девушки только что бывшей лебедем. Царевич Гвидон ещё подумал: "Как же она управляется по хозяйству в таком платье? Неудобно же!" Платье Девушки-Лебедя представляло из себя как бы единое целое и совсем было не похоже на те сарафаны, которые носили деревенские девушки и женщины. Более того, и это было для царевича Гвидона самым удивительным, на девушке не было фартука! "Как же она обходится без фартука?
– опять пронеслось в голове царевича.
– Она ведь всё платье себе испачкает, тем более оно вон какое, белое!"
Да, платье Девушки-Лебедя было ослепительно белого цвета. Это было заметно потому, что её волосы были, ну, тут не скажешь: ослепительного, не подходит. Волосы девушки были ярко чёрного цвета. Так что контраст между белизной платья и смолью волос как бы подчёркивал и делал ярче и то, и другое. А вот лицо, царевич Гвидон только что обратил внимание на её лицо, было самым обыкновенным, правда очень милым и даже симпатичным.
– Только ты не зазнавайся, ладно?
– сказала Девушка-Лебедь.
– А я и не собираюсь.
– даже не успев подумать, что говорит, ответил царевич Гвидон. И сразу, как будто опомнился.
– А почему я должен зазнаваться?
– Потому что все вы такие. И сделать ничего не сделают, а сразу же начинают нос задирать и себя нахваливать. А ты спас меня, тебе-то уж самое время зазнаваться.
– Не буду я зазнаваться. Вот ещё, больно надо!
– обиженно, почти засопел царевич Гвидон.
– Ты не обижайся. Спасибо тебе, что спас меня от этого чудовища.
– девушка поклонилась царевичу.
– Понимаешь, брат меня всё хотел замуж выдать, поэтому я на женихов всяких разных насмотрелась, до сих пор тошно.
– Не собираюсь я к тебе свататься!
– продолжал обижаться царевич.
– Это почему?
– в тоне Девушки-Лебедя как бы послышалось извечное, женское: "Как это я тебе не нравлюсь?!"
– Потому!
– сказал, как отрубил царевич Гвидон.
– Больно надо!
– девушка вскинула головку кверху и слегка отвернулась. Обиделась, значит.
Потом, словно передумав, а может точно, всепроникающее и всепобеждающее женское чувство - любопытство, которое взяло верх, спросила:
– А ты кто?
– Царевич Гвидон. А ты?
– Я, Княжна-Лебедь.
– А звать как? Имя у тебя есть?
– Нету у меня имени. Было, а теперь нету.
– грустно вздохнула Княжна-Лебедь и опустила голову.
"Вот те раз!
– подумал царевич Гвидон.
– Баба-Яга была без имени, Анной Ивановной назвал, теперь что, и княжну эту именем наделять?"
Словно прочитав мысли царевича Гвидона, Княжна-Лебедь торопливо добавила:
– Оно будет, обязательно будет! Но попозже.
– и опять грустно вздохнула.
– Ишь ты! Волшебство, что ли какое?
– А ты откуда взялся? Что-то я не знаю, чтобы здесь какие-либо царства находились.
– Вот так вот! Если при первой же встрече девушка вам всё расскажет о себе, знайте, это не
– Я не местный. Царство наше за Самым Синим морем находится...
– А здесь тогда что делаешь?
– Понимаешь, злые люди поместили нас с матушкой в бочку и в море сбросили. Носило нас, носило по Самому Синему морю, пока к тутошнему берегу не прибило. А Старик, рыбак местный, бочку увидел, вытащил её на берег, открыл, и нас на свободу выпустил. Теперь мы с матушкой у него живём - добрый человек и жена его, тоже добрая женщина. Но скоро мы домой поплывём. Вот посольство от моего батюшки к тутошнему князю приедет, на том корабле мы и поплывём.
От услышанного Княжна-Лебедь вздрогнула и побледнела, правда царевич Гвидон этого не заметил, не в том состоянии находился. Глаза Княжны-Лебедь и без того большие стали просто огромными, как будто она чудо небывалое увидела.
На глаза царевич Гвидон внимания обратил, но не понял, почему это они вдруг так увеличились в размерах, а думать над этим некогда было. Дело в том, ну получилось так, что царевич Гвидон, не удивляйтесь, первый раз в своей жизни разговаривал с девушкой. С женщинами-то он разговаривал, правда женщинами этими были матушка и Старуха, а вот с девушками не довелось ещё. Ну что поделаешь, хоть и родился царевичем, а был стеснительным, хуже той же девицы. Да и разговаривать ему из девиц особо было не с кем. Говорил уже, по деревне он особо не шлялся, не прогуливался, пройдёт в лес или обратно, вот и всё. Хороводы водить царевич Гвидон тоже не ходил, хоть ему этого никто и не запрещал, правда, и не советовал. Вот вам и получилась картина посвящённая общению с женским полом молодого возраста. Ничего не поделаешь, бывает.
Княжна-Лебедь, вдруг прямо ни с того, ни с сего, стала какой-то суетливой. Нет, не так. Не то, чтобы суетливой, а как будто неожиданно для самой себя вспомнила о неотложных делах.
– Мне пора.
– твёрдо, не допуская каких-либо возражений сказала она.
– Только сначала ты иди, и не смотри на меня.
– Ладно.
– сам того не понимая согласился царевич Гвидон и неожиданно для самого себя спросил.
– А ещё прилетишь?
– и, немного смутившись, поправился.
– Придёшь?
– Приду.
– просто и без всяких этих девичьих штучек ответила Княжна-Лебедь.
– Завтра приду. И ты приходи. Хорошо?
– Хорошо...
По дороге домой, в деревню, Царевич сначала хотел было вернуться, позвать Щуку и расспросить её. Потом он захотел встретить Анну Ивановну и её расспросить о Княжне-Лебедь. Хотел даже было в голос её позвать, но передумал - неуважительно это по отношению к женщине. Потом хотел было пойди к Анне Ивановне домой, даже уже было пошёл, но вдруг вспомнил, что дороги к её дому не знает...
В таком, непонятном для самого себя состоянии, он и пришёл домой. Придя, попросил у матушки чего-нибудь поесть. Съел всё, до последней крошки что матушка дала, забрался на печку и уснул. Вам что-нибудь из этого понятно? Лично мне, абсолютно ничего!
***
Говорят, любовь с человеком чудеса творить умеет. А кто вам сказал, что царевич Гвидон влюбился? Вообще-то, это в народе так говорят: когда человек влюбляется, он в обязательном порядке сходит с ума. Правда, "схождение с ума" это в каждом отдельном случае выглядит совершенно по индивидуальному.