Из тьмы

“Куда мы идем?” Спросил Талсу.

“Балви”, - сказал один из мужчин. “Заткнись”, - добавил другой. У него не было бы проблем с работой в подземелье.

“Балви!” Воскликнул Талсу. Он никогда не был в столице Елгавы. До службы в армии он никогда не был далеко от Скрунды. Горы, которые он тогда видел и в которых сражался, не привлекли его к идее путешествий. Как и пара походов в подземелья короля Доналиту. “Почему Балви?”

“Заткнись”. На этот раз оба хранителя говорили вместе. Обычным, непринужденным тоном, более пугающим, чем прозвучала бы свирепая угроза, один из них продолжил: “Ты был бы поражен, насколько сильно мы можем причинить тебе боль, не оставив на тебе следов”.

“Это правда”, - согласился другой. Талсу был готов им поверить. Он тихо сидел в отсеке - за исключением одной короткой поездки, чтобы расслабиться, во время которой с ним отправились оба хранителя, - пока лей-линейный караван не прибыл на склад в Балви поздно вечером того же дня. Там их ждала карета. Талсу вытянул шею, чтобы хоть мельком увидеть знаменитые здания столицы. Даже королевский дворец стоил того, чтобы на него посмотреть, что бы он ни думал о короле Доналиту.

Оказавшись внутри кареты, Талсу рискнул задать вопрос: “Куда мы едем?”

“Министерство Куусаман”, - ответил один из мужчин, которые были с ним.

“Теперь они беспокоятся о тебе, - сказал другой, - и скатертью тебе дорога”.

“Что ты имеешь в виду?” Спросил Талсу. “Ты говоришь так, словно выгоняешь меня из королевства”.

“Это как раз то, что мы делаем”, - сказал хранитель. “Если слантайз так сильно хочет тебя, они будут рады тебе, насколько это касается Елгавы”.

Талсу все еще обдумывал это, когда экипаж остановился перед большим, более впечатляющим зданием, чем могла похвастаться любая Скрунда. Знамя Куусамана, небесно-голубое и цвета морской волны, развевалось перед ним и на вершине. “Вон”, - сказал другой хранитель. Талсу вышел. Его пастухи тоже.

Пара куусаманцев взяли на себя заботу о них прямо внутри министерства. Они говорили на классическом каунианском - говорили на нем лучше, чем Талсу или его хранители, хотя это был язык дедушки Елгавана, но никак не связанный с языком островитян. Это привело Талсу в смущение. Хранители подписали несколько листов бумаги. Талсу начал чувствовать себя так, словно он был не более чем мешком чечевицы, передаваемым от одного торговца другому.

Бросив последний сердитый взгляд, люди короля Доналиту покинули министерство. Один из куусаманов сказал Талсу: “Пойдем со мной. Я отведу тебя к министру Тукиайнену”.

“Благодарю тебя”, - сказал Талсу на своем запинающемся классическом каунианском. “Но можно мне сначала не мыться?” Средний голос, подумал он. Он все больше осознавал, что в последнее время у него не было возможности помыться.

Склонив головы друг к другу и переговорив на своем родном языке, куусаманцы оба кивнули. “Пусть будет так, как вы говорите”, - ответил один из них. “Но тебе не мешало бы - пожалуйста, поверь мне, когда я это говорю, - поскорее принять ванну”.

Быстрая ванна не избавила Талсу от всей грязи, налипшей на него, но сделала так, что от него меньше пахло чем-то, только что извлеченным из помойки. Куусаманы сопроводили его в кабинет министра Тукиайнена. Однако он почти не заметил министра, потому что в кабинете сидела Гайлиса. Они бросились друг другу в объятия. “Что ты здесь делаешь?” спросил он ее.

“Это ее рук дело, что вы оба здесь”. Министр Тукиайнен хорошо говорил по-елгавански. Своей речью он напомнил Талсу о своем существовании. Он продолжал: “Она написала письмо, в котором довела ваше положение до сведения Семи Принцев. Мы просили вашего освобождения ... И вот, вы здесь”.

“Спасибо, сэр”. Неохотно высвободившись из объятий Гайлисы, Талсу поклонился. Он спросил: “Э-э, сэр, почему я здесь! Почему они просто не позволили мне вернуться в Скрунду?”

“Потому что ваше правительство решило, что вы и ваша жена оба нарушители спокойствия”, - ответил Тукиайнен. “Вам больше не рады в Елгаве. Король Доналиту сказал, что, поскольку Куусамо заинтересован в тебе, ответственность за тебя должен нести Куусамо. И поэтому, ” он улыбнулся, - мы позаботимся об этом. Как только это будет возможно, мы отправим тебя в Илихарму и поможем тебе открыть там бизнес. Твоя жена сказала мне, что ты портной. Опытный портной должен преуспеть в Куусамо ”.

События развивались слишком быстро для Талсу. В то утро он был в подземелье без особой надежды когда-либо выбраться снова. Теперь он был не только на свободе, но и, очевидно, на пути из своего собственного королевства. Он пытался заставить себя сожалеть, или сердиться, или что-нибудь в этом роде. Он не мог. Все, что он чувствовал, была радость. “Спасибо, сэр”, - сказал он и снова поклонился. “Я чувствую себя так, как будто ... как будто я убегаю”.

“И ты такой”, - сказал мастер Тукиайнен. “Для нас все это королевство похоже на темницу. По моему мнению, ты благополучно выбрался из нее”.

“Мне придется выучить Куусаман”, - сказал Талсу. Это, в данный момент, было наименьшей из его забот.

Тринадцать

Леудаст удивлялся, что может ходить по улицам Трапани, не будучи готовым в любой момент нырнуть в яму. Официальная капитуляция альгарвейцев в городе не совсем положила конец боям. Несгибаемые и солдаты, которые не получили приказа, продолжали обстреливать ункерлантцев еще несколько дней. Даже объявление короля Майнардо о всеобщей капитуляции Альгарвии не совсем сработало. К этому времени, однако, все рыжеволосые либо отложили свои палочки, либо легли сами - легли и не собирались снова вставать.

Из полуразрушенного дома вышла тощая альгарвейская женщина. “Спишь со мной?” - крикнула она на плохом ункерлантском и дернула бедрами на случай, если Леудаст не смог ее понять.

Он покачал головой и пошел дальше. Не успел он завернуть за угол, как она передала то же приглашение другому ункерлантскому солдату. Леудасту делали предложение пару раз в день. Некоторые из его соотечественников сказали, что это доказывает, что все альгарвейские женщины были шлюхами. Леудаст не знал, доказывает ли это, что они были шлюхами, или просто они были голодны.

Все - во всяком случае, все альгарвейцы - в Трапани были голодны в эти дни. Леудаст не мог видеть, что ункерлантские власти прилагали все усилия, чтобы накормить рыжих. Он не потерял из-за этого сна. Когда люди Мезенцио удерживали большие участки Ункерланта, они также мало что сделали для того, чтобы накормить тамошних крестьян и горожан. Дай им почувствовать вкус пустоты, подумал он. Дай им почувствовать нечто большее, чем просто вкус, клянусь высшими силами.

Тогда ему пришлось остановиться. Мимо, ковыляя, прошла колонна пленников: угрюмые мужчины со впалыми щеками в грязной, изодранной альгарвейской форме, щетина на их лицах почти, но не совсем, отросла в бороды. Большинство из них были рыжеволосыми, но он заметил группу мужчин, похожих на ункерлантцев, хотя на них были коричневые туники и килты, как у альгарвейцев. Их темные бороды были густыми и окладистыми.