Из тьмы

Хуже всего было то, что они, вероятно, получили бы то, что ожидали. Если бы она не была беременна, она, возможно, сделала бы все возможное, чтобы прервать церемонию, которую она так презирала. Однако то, что она была размером с бегемота, мешало таким планам. Все, чего она хотела, - это родить ребенка и покончить с этим. Она чувствовала себя так большую часть прошлого месяца.

Даже Бауска был вынужден служить Скарну и Меркеле, что вновь привело Красту в ярость. Ее служанка действительно проявила к ней немного сочувствия, когда у нее было время появиться, сказав: “О, да, миледи, прежде чем я, наконец, получил Бриндзу, я бы заплатил что угодно, чтобы вытащить ее оттуда”.

“Я бы так сказала”, - воскликнула Краста. Она положила руки на свой огромный живот; ее руки казались слишком короткими, чтобы обхватить себя, хотя, конечно, это было не так. И у нее на уме было кое-что еще, о чем Бауска не могла подробно рассказать: “И когда этот ребенок наконец появится на свет, все увидят, что это настоящий маленький блондин, а не ублюдок какого-нибудь мерзкого альгарвейца”.

Губы Бауски сжались. Она ушла, хотя Краста и не говорила ей, что может. Краста прорычала что-то мерзкое себе под нос. По ее мнению, рождение нормального, похожего на вальмиранца ребенка автоматически очистило бы ее от всех тех случаев, когда она раздвигала ноги для полковника Лурканио. Любой смог бы взглянуть на девочку и с первого взгляда понять, что, когда это действительно имело значение, она возлежала с одним из своих соотечественников - и дворянином в придачу.

Ее матка время от времени сжималась в течение нескольких недель. Она привыкла к этому, хотя и находила это раздражающим - это давило на ребенка, что было неудобно для нее, и это, очевидно, тоже доставляло неудобство ребенку, потому что маленький сопляк всегда еще немного трепыхался и ерзал после того, как ситуация успокаивалась. Красте это тоже не понравилось; к этому времени малышка была достаточно большой, чтобы сильно брыкаться, и ее не волновало, какие нежные части тела пострадают в процессе.

За три дня до свадьбы ее брата родовые схватки начались всерьез. Они были ритмичными, они были регулярными, и они были гораздо более мучительными, чем любые боли, которые она испытывала раньше. Она выругалась, прежде чем позвать Бауску. Она надеялась, что ребенок подождет до середины брачной церемонии. Если бы она тогда начала звать акушерку, это отвлекло бы всех от катастрофы, постигшей ее семью.

Но не тут-то было. Когда она убедилась, что эти боли не проходят, она позвала Бауску. Ее служанка не торопилась туда добираться. Когда она это сделала, Краста потребовала: “Как звали ту женщину?”

“Какая женщина, миледи?” Спросила Бауска. Затем Краста испытала еще одну острую боль, и она стиснула зубы. Это сказало Бауске все, что ей нужно было знать. “О, повитуха”, - сказала она. “Ее зовут Кудирка. Мне позвать ее?”

“Нет, конечно, нет”, - отрезала Краста. “Я просто хотела узнать ее имя без всякой причины”. И затем, на случай, если служанка была дурой или хотела притвориться таковой, она выразилась предельно ясно: “Да, приведи ее. Это скоро закончится, и я собираюсь показать всем, что такое правда ”.

Бауска не ответила на это. Она ушла, что вполне удовлетворило Красту. Вскоре экипаж загрохотал по дорожке прочь от особняка. Прошло около часа, а казалось, гораздо больше, затем оно с грохотом вернулось. К тому времени родовые схватки Красты усилились до такой степени, что она едва заметила его возвращение.

Кудирка вошел в спальню, не потрудившись постучать. Она была широкоплечей, как ункерлантка, и с лицом, похожим на лягушачье, но что-то в ее манерах передалось даже Красте. “Снимай брюки, милая, и давай выясним, что там происходит”, - сказала акушерка.

“Все... в порядке”. Еще одна острая боль пронзила Красту, прежде чем она успела. Кудирка подождала, пока все закончится, затем сама сдернула брюки с маркизы. Она продолжила ощупывать живот Красты, а затем прощупала ее гораздо интимнее, чем это удавалось любому любовнику. Краста взвизгнула.

“Ни о чем не беспокойся”, - сказал ей Кудирка. “У тебя красивые и широкие бедра. У тебя вообще не будет никаких проблем. Несколько часов кряхтения, затем несколько толчков, и вот у тебя на руках ребенок. Полегче, как тебе заблагорассудится ”.

“Хорошо”, - сказала Краста. Все это звучало просто и прямолинейно.

Конечно, все оказалось не так. Это оказалось скучным, болезненным и изматывающим. Она точно поняла, почему этот процесс называется родами. Волосы прилипли ко лбу от пота. Казалось, это продолжалось вечно, и по мере того, как это продолжалось, становилось все больнее.

В какой-то момент Краста начала проклинать всех мужчин, с которыми когда-либо спала, и Кудирку тоже. Акушерка отнеслась к этому спокойно. “Это хороший знак, милый”, - сказала она. “Это означает, что ты будешь готов к толчку довольно скоро”.

“Есть еще?” Краста застонала. Она проходила через это целую вечность - снаружи темнело, а она начала утром. Кудирка только кивнул. Затем она пошла в спальню и с кем-то заговорила. Краста не обращала на это особого внимания, пока не вошла Меркела. Как бы далеко она ни зашла, это было заметно. “Убирайся отсюда!” - завопила она.

“Нет”, - ответила крестьянка. “Я собираюсь увидеть этого ребенка, прежде чем у тебя появится шанс что-нибудь с ним сделать. Если он блондин, то да. Если нет... Я тоже буду знать это ”.

Краста проклинала ее так жестоко, как только умела. У нее не осталось никаких запретов, вообще никаких. Меркела отдавала все, что могла, пока Кудирка не толкнул ее локтем. Даже она уважала акушерку и замолчала.

“Я должна посрать”, - сказала Краста. “Я должна посрать больше, чем мне когда-либо приходилось срать за всю мою жизнь”.

“Это ребенок”, - сказал Кудирка. “Давай, вытолкни его”.

Сказать это было одно, а сделать это снова оказалось чем-то другим. Краста чувствовала себя так, словно пыталась проехать мимо валуна, а не дерьма. И затем, к ее отвращению, она действительно передала какашку. Меркела без всякой суеты избавилась от простыни, на которой она лежала. Должно быть, это результат детства на ферме, подумала Краста. Она знает все о дерьме.

Затем она вообще перестала думать, прекратила все, кроме попыток вытащить ребенка из себя. Она едва слышала ободряющие слова Кудирки. Мир, все, кроме ее родов, казалось очень далеким. Она сделала глубокий вдох, затем издала взрывной звук, нечто среднее между ворчанием и визгом.

“Вот и все!” - сказала акушерка. “Сделайте это еще дважды, максимум три раза, и у вас будет ребенок”.

Краста не знала, сколько раз она делала это отчаянное усилие. К тому времени ей было уже все равно. Наконец, хотя, как раз когда она, казалось, была уверена, что расколется надвое, все внезапно стало легче. “Головка ребенка высунута”, - сказала Меркела.