Изгнанники Эвитана. Том Третий. Вихрь Бездны

У Роджера толком никогда не получался ни один прием. И уже не получится...

– Я не выйду отсюда живым, - Ревинтер усилием воли (ее ошметков!) справился с собственным голосом.
– Почему вы прямо не говорите мне этого?! Я не заслуживаю даже правды?

– Вы всё-таки боитесь смерти.

Сколько льда в этой усмешке! Отец говорил, что старик Тенмар всегда ухитрялся быть и волком, и змеей, а его сын сам превратил себя в копию прямолинейного вояки Арно Ильдани. Окажись здесь Бертольд Ревинтер - взял бы свои слова обратно. За миг до смерти.

– Я боюсь умереть негодяем, - честно ответил Роджер.

Нет, он все-таки не опустит взгляд. Дрожать - поздно.

– А вы собирались что-то исправлять в этом раскладе?

Хочешь убить - убей. Зачем издеваться? Может, затем, что и в Лиаре убивали быстро - не всех?

Роджер всё-таки уставился в пол. Тот кажется в полумраке серым.

Уставился. И закусил губу, чтобы...

Понял, что делает, лишь когда кровь потекла по подбородку.

– Ладно, подполковник, не будем терять времени?
– младший сын Бертольда Ревинтера глубоко вздохнул.

Он уже не увидит рассвета - как и многие там и тогда. А те, кто увидели, - пожалели.

Роджер вполне заслужил закончить свои дни здесь - в мрачном зале, среди языческих статуй. Но хоть не на камнях или в трясине!

– Подполковник, у меня к вам последняя просьба. Не могли бы вы передать моему отцу...

– Капитан Николс, вашего отца я при встрече убью сразу, не вступая с ним в разговоры. Вы готовы?

Роджер обреченно кивнул...

2

Это оказалось даже хуже, чем Роджер ожидал. Он вспомнил не только Эверрата, но и братьев - обоих. И всех, кто за всю его жизнь дрался лучше. А их было много - очень...

Хуже всего, что Анри его даже не ранил. Гонял по всему залу, раз семь или восемь вышибал оружие. И всегда позволял поднять клинок с пола. А однажды - из-под скамьи у статуи Юстиниана Пятого, куда невезучее оружие улетело.

К шестому разу онемела рука. Шпагу пришлось переложить в левую. В полутьме Роджер не всегда видел выражение лица противника. И, наверное, только к лучшему.

Левой Ревинтер фехтовал совсем слабо. Сейчас его с легкостью одолел бы даже Кристиан. Пришлось, намертво сцепив зубы, вновь стиснуть проклятый эфес правой...

Анри терпеливо ждал. А потом резко атаковал. Как всегда - неожиданно.

Кисть потеряла подвижность почти сразу. Каждый выпад отдавался невыносимой болью... Роджер отступал до самого конца зала - пока, споткнувшись, не рухнул на колени.

И смертоносное острие вражеского клинка замерло у самого горла...

Ревинтер отчетливо, как никогда, видел сейчас все дюймов двадцать неотвратимой гибели. Хотя - столько не понадобится. Достаточно росчерка...

Только бы не закрыть глаза! Эйда Таррент всегда зажмуривалась - при виде Роджера Ревинтера. Будто от этого он мог исчезнуть. Будто сейчас куда-то исчезнут Анри Тенмар и его клинок.

Только бы прикончил сразу!

– Убивай...
– выговорил Роджер. Слишком тихо. И голос дрогнул.

Змеи! Даже умереть нормально не получилось.

Острие качнулось, отодвигаясь. На дюйм. А вот теперь - глаза уже не закрыть. Как завороженному не следить за пляской своей смерти?

– Вставайте, Николс. Вставайте и продолжайте.

Еще не всё! Роджер проклял себя за нелепую, трусливую надежду. И Тенмара - за то, что ее дал!

– Поднимите оружие, Николс.

Ах, да... Ревинтер потянулся за клинком, каждую долю мига ожидая удара.

Разогнулся.

Анри ждет. Тени от свечей на его лице мешают разглядеть выражение глаз.

– Это бесполезно...
– глухо выговорил Роджер.
– Вы решили меня убить, значит - убьете.

Бесполезное оружие - вновь в бесполезной руке. Для продолжения бесполезного сопротивления. Мышь против кошки.

Нет. Не мышь - крыса. Против живого вихря танцующей стали.

– Вы можете закричать, - равнодушно бросил Анри. Совершенно трезвым голосом.

Не пьян. Что и требовалось доказать.

– И кто меня услышит? Ваши друзья? Так они, если что - помогут. Вам.

Молчит. И ждет.

– Зачем всё это?! Зачем вы защищали меня? Говорили, что отвечаете за меня, - зачем? Неужели нельзя было просто убить?!

– А вы - просто убийца?

Неуловимое глазу движение - молниеносней прыжка пантеры. И клинок - вновь у горла Роджера. Тот успел-таки шарахнуться назад - и теперь уперся спиной в тогу на вытянутой руке Аврелиана то ли Второго, то ли Третьего. Его можно узнать по носу - родился не в Квирине. И был воином - от Творца или от Темного. Как и Тенмары. Не то что какой-то там Ревинтер...

На сей раз он сумел не зажмуриться. Всё и так сейчас исчезнет. Навсегда.

– Бесполезно, - подтвердил Тенмар.
– Однажды я не смог убить человека, сказавшего мне это.

"На арене?" - чуть не вырвалось у Роджера. Но не стоит напоминать о таком - даже врагу. К тому же, на арене Анри Тенмар как раз убить смог. Ну что ж - теперь ему такое будет не впервой. Да и Роджер Ревинтер - не невиновный.

– Это была дуэль?
– спросил он.

Непонятно, зачем. Какая разница, кто его более удачливый предшественник? Тот, кому досталась встреча с Тенмаром, еще не способным прикончить более слабого.

Подполковник рассмеялся - коротко и зло. От такого смеха станет страшно и приговоренному. Роджеру - стало.

– Я собирался не убить, а спасти, - объяснил Анри.
– А он мне сказал: "Бесполезно". Точнее - она. А убить я ее не смог. Ни ее, ни ее сестру. Как вы думаете, я был тогда прав, капитан?

Трясина... Трясина из крови и грязи - топит, топит, топит!..

Может, и хорошо, что Роджер сегодня умрет. Лучше, чем во сне - захлебнувшись в мерзком ужасе!

– Так вы потому решили убить меня не сразу?
– горько усмехнулся Ревинтер.
– Чтобы я понял, каково это - быть беспомощным? Ошибаетесь. Мне это и так хорошо знакомо. Могли бы не стараться.

– Сколько тебе лет, Роджер?

На "ты" и по имени. Издевается? Наверняка. И зачем Тенмару ответ, известный и так?

– Двадцать один.

– Тебе не кажется, Роджер, что уже поздно ссылаться на тяжелое детство?

Ревинтер прикусил губу. Глупо объяснять врагу (и не только ему), что такое - быть самым младшим и никчемным из графских сыновей. Игрушкой отца.

Зачем во всё это вникать тому, кто от рождения получил силу, красоту, талант, графский титул? И знание, что в будущем станет герцогом. "И в придачу - отца, ничем не лучше твоего", - услужливо добавила память.