Изъян в сказке: бродяжка

Она заставила себя снова посмотреть в его глаза, но теперь в них почти не было угрозы — он выглядел почти как тот блистательный принц, который приветствовал её в бальной зале.

— Хочу, — ответила она.

Он вдруг хмыкнул, подмигнул ей и сказал:

— Потому что у леди Майлы завтра день рождения, и я обещал ей быть милосердным, — и, развернувшись на каблуках, вышел.

Его куртка осталась лежать на полу, и, чуть поколебавшись, Мэгги кинулась к ней и надела на себя, пытаясь хоть немного согреться.

Наверное, она задремала, потому что от лязга замков резко проснулась, вскочила на ноги — к ней вошли двое теней, безликих и безымянных, а за ними — принц Афран. Он только скользнул взглядом по куртке, в которую она куталась, и ничего не сказал, зато тень схватил её за руку и вытащил на середину камеры, сорвал куртку и лохмотья. Мэгг взвизгнула, оставшись голой среди мужчин, попыталась прикрыться — но её уже повернули спиной к двери. Второй тень схватил её за лодыжки, первый — за руки, и их хватка была сильнее любых оков.

— На лопатку, — велел принц.

Повеяло теплом, сначала спасительным, а потом пугающе жарким. Мэгг забилась в руках теней, забормотала бесполезное: «Не надо, пожалуйста».

Сначала показалось, что к спине прижалось что-то нестерпимо холодное, но в мгновение ока холод превратился в жар. Мэгг закричала, завыла, срывая горло, а от лопатки по всей спине расходились волны невыносимой боли.

Плеснула ледяная вода, и из горла девушки вырвался ещё один крик, отразившийся о стены камеры, звоном отдавшийся в ушах теней, палача и принца.

Хватка теней ослабела, и Мэгг, как была, нагая, упала на грязный пол.

Голова у неё кружилась, а кожа на спине горела. В лёгкие проникал густой запах палёной плоти.

— Девица Магарет, — произнёс принц строго, — за своё преступление ты заклеймена преступницей и мошенницей именем закона Стении и Его Величества короля Эйриха Четвёртого. Твоё клеймо каждому сообщит о твоих преступлениях, но тебе позволено скрывать его под одеждой. Таким образом, ты можешь вести жизнь честной женщины, но не сможешь сочетаться браком с благородным мужчиной, а в случае повторного нарушения закона тебя немедленно казнят. Ясно ли тебе это?

Не находя в себе сил, Мэгги кивнула, но принц повторил свой вопрос, и она была вынуждена выговорить:

— Ясно, Ваше Высочество.

Ей подсунули бумаги, которые она, не читая, подписала трясущейся рукой. После этого тени подняли её на ноги и сунули в руки куль, в котором оказалось чёрное крестьянское платье, башмаки, платок и кошель с десятью золотыми и бумагой на имя девицы Маргарет из Харроу-хила. Под равнодушными взглядами она оделась, хотя спина и правая рука болели нестерпимо, спрятала кошель за корсаж, замотала голову платком — и побрела на свободу.

Глава четырнадцатая. Начало пути

Тени вывели ёе за городские стены, к реке, и там оставили на размытом грязном берегу.

С трудом найдя сухой камень, Мэгг присела на него, подняла ноги, так отвыкшие от сырости, и бездумно уставилась на лениво текущую воду, несущую ветки, щепки и обмылки после крестьянской стирки.

Уже вечерело, желудок подводило от голода, но она не двигалась: силы оставили её, отчаяние и страх накрыли с головой. Никогда в жизни она не оставалась одна. Сначала с ней всегда был Рей, а после — внимательная госпожа Сиан и множество слуг. Мелькнула мысль о том, чтобы разыскать кого-то из них, хотя бы Фанни, и попросить о помощи, но потом она вспомнила о смерти лорда Кэнта и поняла, что наверняка все домашние винят в этом горе её. А если бы не винили — разве достало бы ей смелости показаться им на глаза, признаться в обмане? Ни за что.

Мысли в её голове текли так же медленно, как грязная вода, но спустя какое-то время (видимо, долгое: стемнело окончательно) апатия отступила. Нельзя было вечность просидеть на этом давно остывшем камне — нужно было разыскать Рея, где бы он ни был, а ещё раньше — раздобыть какой-нибудь еды.

Она встала, отошла к земляному валу под внешними стенами, отёрла башмаки о траву, поправила платок и решительно двинулась к воротам — ей запретили показываться в городе, но едва ли накажут за то, что она зашла на ярмарку в первом пригороде, верно?

Вместе с такими же, как она, безродными и бесправными, Мэгги прошла мимо стражи и оказалась на закрывающейся ярмарке. Уже никто не выкрикивал названия товаров, а манящие запахи исчезли, уступив место вони: подтухшее за день лежания на солнце мясо, заветрившаяся рыба, гниющие на земле огрызки.

Она остановилась возле первой же съестной лавки и глухим, чужим голосом попросила:

— Заверните мне с собой хлеба, сыра и воды.

Торговец сплюнул себе под ноги, раздражённый таким немудрёным заказом, но все-таки собрал ей того, о чём она просила, и отдал за золотой.

Закинув мешок на плечо, Мэгг вышла из Шеана и повернулась спиной к нему — лицом к бесконечным дорогам.

О том, чтобы заночевать где-то недалеко от столицы, не могло быть и речи: ей ли не знать, сколько вокруг толчётся бездомных, воров и подонков! Так что, жуя чёрствый хлеб, она постепенно уходила всё дальше от города, до тех пор, пока не оказалась возле развилки, уже ей знакомой: «Лиррийский тракт — Стин». Когда-то, будучи ребёнком, доверчиво сжимая руку Рея, она уже стояла возле этого указателя и, морща лоб, объясняла, почему нужно выбрать именно путь по тракту, а Рей, улыбаясь, слушал её и хвалил за разумность.

Теперь её никто не хвалил, но она снова нахмурила лоб, пытаясь выбрать дорогу. Карту Стении и приграничных земель Рей вдолбил ей в голову, кажется, раньше алфавита, и она отлично помнила, что дорога к Стину, просторная и лёгкая, проходит через два охраняемых стражей моста. В Стине часто останавливались эмирские купцы — там будет легко пополнить дорожные запасы, а в тавернах аккуратно поспрашивать про музыканта в малиновой куртке и с цитрой за плечами.

Лиррийский тракт был оживлённее, но и опаснее — по нему часто ездили крестьяне с обозами и мелкие торговцы, а ещё по нему можно было дойти до земель Грейвз, за которыми начиналось лордство Харроу — их с Реем недавнее пристанище.

Поколебавшись немного, Мэгг решительно свернула в сторону Стина: если Рей боялся, что его ищут, он ни за что во второй раз не пошёл бы в город, где прожил несколько лет.

«Молодец, малышка», — прозвучал в её сознании родной голос, и она довольно улыбнулась принятому решению.

Для того, кто никогда в жизни не бродяжничал, долгий путь по дорогам, почти без цели, без возможности отдохнуть, согреть ноги у огня, — это испытание. Мэгг провела в пути большую часть своей жизни, поэтому шла легко, её ноги за полгода сытой и благополучной жизни не забыли, каково это — шагать и шагать, не обращая внимания на усталость.