Изъян в сказке: бродяжка
Шрифт:
Всю ночь Мэгг провела в пути, и, пока постепенно под её ногами разматывалась лента дороги, думала обо всём, что с ней произошло: о неожиданном возвышении, о доброте лорда Кэнта, о сказочных балах и приёмах и, конечно, о милорде Эскоте.
Осуждала ли она его за то, что он не пришёл к ней на помощь?
Сначала — да. Вспоминая его внимательный взгляд и редкие, но такие проникновенные разговоры, тёплые прикосновения его руки, она была готова проклясть его за то, что он больше любил внучатую племянницу лорда Кэнта, нежели девушку Мэгг.
Но на смену злости пришла печаль —
Но их разлучили слишком рано, и милорд Эскот уехал в свое имение, оскорблённый в лучших чувствах, преданный и едва не ставший невольным участником мошеннического сговора. Мэгг подозревала, что он рад тому, что все открылось у алтаря, до конца бракосочетания, и что его имя не запятнано позором. Она не злилась на него, только грустила, что больше никогда не увидит его ласкового взгляда и что больше никогда он не обратится к ней с почтением и восхищением. Если они и встретятся когда-нибудь, то он не заметит её, как несколько лет назад не заметил бродяжку в корчме на Лиррийском тракте.
С размышлений об Эскоте её мысли переметнулись на причины того, почему сам принц Афран решил раскрыть её тайну.
Она довольно бывала в свете и, конечно, знала, как сильно лорд Кэнт и ещё некоторые лорды не любят принца и его возлюбленную леди Майлу. Можно ли допустить, что принц отвечает им взаимностью? Если да, то насолить лорду Кэнту, должно быть, ему было приятно. Мэгг могла его понять, но от одного становилось больно — что леди Майла тоже была, может, и невольной, но противницей этого брака и её, Мэгг, счастья.
«И всё-таки я жива и здорова, потому что леди Майла просила о милосердии!» — с упрямством подумала Мэгг, и от этой мысли стало легче. Было бы невыносимо узнать, что леди Майла ей враг — и ещё более невыносимым было бы ненавидеть её. Никогда ещё ни один человек не вызывал у неё такой безотчётной и безусловной любви, как леди Майла.
Начинало светать, а заклеймённая спина, лишь немного нывшая, разболелась с новой силой, поэтому Мэгг решительно свернула с дороги и вскоре опустилась на колени возле небольшого ручейка, одного из многочисленных притоков Трика.
Снег вокруг уже почти растаял, и земля была лишь немного влажная. Оглядевшись вокруг и убедившись в том, что дорога осталась достаточно далеко и не видна за деревьями и кустами, Мэгг быстро разулась, сняла платье и торопливо омылась ледяной водой, как следует полила на горящее клеймо и оделась снова. Здесь же, у ручья, позволила себе небольшую передышку — посидела, перекусила, попила воды — а потом снова вернулась на дорогу.
За те пару часов, что она отдыхала, доселе пустая дорога ожила — из Стина ей навстречу потянулись первые ранние повозки.
Солнце поднималось всё выше, и вскоре
показались те, кто направлялся вместе с ней в Стин — то пешие, то конные, то на телегах.Был бы рядом Рей, они бы давно уже нашли бы попутную повозку, забрались бы на неё, и Рей стал бы распевать песни, а она сидела бы, болтая ногами и глядя на проплывающие мимо деревья и кусты. Но одна она боялась просить подвезти её, наслушавшись и от самого Рея, и от разных путников историй о том, как девушек насиловали, убивали, а то и увозили в тёмные земли за Эмиром на продажу, поэтому продолжала шагать.
До самого полудня дорога была спокойной — никому не было дела до одетой в чёрное нищенки, никто не заговаривал с ней и не пытался узнать, куда она идёт. Она была почти невидимкой — одной из многих на бесконечных дорогах Стении.
Когда солнце запекло не по-весеннему жарко, силы начали оставлять Мэгг, и она поняла, что необходимо найти укрытие и немного поспать. До первого моста было ещё больше пяти часов ходу — столько бы она не продержалась, поэтому, найдя более или менее пологий спуск, спрыгнула в канаву, чуть замочив ботинки, и по кустам добралась до небольшой пустой полянки. Набрала себе веток и лапника, свалила всё в кучу, накрыла платком и легла, стараясь не обращать внимания на то, насколько жёстким и неуютным вышло её ложе и как мало оно походило на её кровать в доме лорда Кэнта.
Сначала Мэгг ворочалась с боку на бок, но потом усталость взяла своё — и девушка заснула хоть и тревожным, но крепким сном.
Во сне слышалось рычание и чувствовалось чьё-то тяжёлое, густое, зловонное дыхание. В панике Мэгг заметалась, но вдруг громадные лапы схватили её за плечи и вдавили в жёсткую постель. Дыхание стало ближе, а рычание — громче, страшнее. Она принялась лягаться, но ноги ударяли в пустоту, тогда как чудовище оставалось близко.
«Всевышний, помоги!» — в панике подумала она и рывком проснулась… чтобы ощутить на своих плечах тяжёлые огромные лапы и увидеть над собой морду получеловека-полузверя, скалящую пасть.
— А-а! — она заорала, не боясь уже никого из людей. Пусть её спасет кто угодно!
Морда наклонилась ближе, а удерживающие её лапы зашарили по телу — сумбурно, омерзительно. Мэгг брыкалась, как безумная, но чудовищу было всё равно — он словно и не чувствовал её пинков, не замечал её плевков. Схватив подол её юбки, он потянул его вверх, и Мэгг закричала снова: она звала на помощь, просила спасти её, умоляла остановиться — чудовище не слышало, а люди не приходили, и тут в стороне раздалось басовитое:
— Эвин, ко мне!
О, чудо — чудище тут же отпустило Мэгг и кинулось на голос. Освободившись, Мэгг вскочила на ноги — и едва не упала снова.
Монстр стоял рядом с до боли знакомым одноухим Сэмом, а тот строго выговаривал ему, грозя пухлым кулаком.
— Эй, барышня! — окликнул её Сэм. — Чай, жива?
— Дядя Сэм… — пробормотала она, всё ещё не веря своим глазам.
— А ты откудой-то меня знаешь? — Он прищурил маленькие глазки, подошёл, оставив своего монстра стоять на месте, оглядел её и воскликнул: — Ба! Глазам не верю! Да ты же златовласка, малышка Рея! Как бишь тебя там…