Klangfarbenmelodie

И найдет тех, кто этих наблюдателей недавно снял.

Но пока… пока он мог выдохнуть. Этот вечер… он как глоток свежего воздуха среди всего этого зловония. И раз так — можно идти дальше. Потому что пока Аллен мог — он должен был продолжать защищать то, что ему дорого.

========== Op.5 ==========

Тики воодушевлённо закусил губу, предпочитая не замечать совершенно хитрющих взглядов сидящего рядом Вайзли, и наблюдал за подготовлением на сцене, ловя глазами каждое движение хрупкой Алисы, сегодня облачённой в чёрное пышное платье по типу тех, которые были популярны у лолит и Роад — с рюшами, бантиками, складочками, бахромой и так далее.

Но девушка смотрелась в нём потрясающе.

Вот она легко спрыгнула со ступеней и ветром промчалась до барной стойки. Вот она мягко улыбнулась кому-то из посетителей, ласково прищурившись, а вот со смехом дала кому-то по черепушке. Волосы её густой волной опускались по спине до пояса, на голове красовался чёрный лакированный обод, отдающий бликами в свете прожекторов.

Тики заворожённо наблюдал за её тонкими запястьями, за плавными руками, вновь затянутыми в перчатки (тоже чёрными), за грациозными поворотами шеи, скрытой длинным воротом, за сиявшими серыми глазами и алыми улыбавшимися губами.

Вайзли ничего не говорил, но смотрел уж слишком красноречиво, и Тики признавал: да, кажется, влюбился. Да, такое и с ним бывает.

Но нужно было отдать брату должное — тот никак это не прокомментировал, хотя Шерил бы на его месте уже успел несколько раз всплакнуть и громко бы порадовался, сердобольно обнимая Микка и целуя его в щёки (ужасная и совершенно противная привычка).

— А я доволен, — всё-таки лукаво протянул Вайзли, щуря глаза и потягивая свой излюбленный молочный коктейль. Выглядел он намного лучше, чем неделю назад, когда Тики заскакивал к нему в больницу, куда братец залетел с очередной пневмонией, и мужчина был только рад, что сегодня парню удалось попасть на выступление Алисы. Тем более, когда она будет исполнять что-то кардинально новое. — Ты прям расцвёл похлеще, чем когда узнал про стрельбище, — хохотнул Вайзли.

— Между прочим, я знаком с ней уже третью неделю, — фыркнул в ответ Тики, беззлобно ухмыляясь и откидываясь на спинку своего стула.

Потолок был похож на звездное небо.

— Она потрясающая.

— Да я уж вижу, — радостно хохотнул Вайзли, хлюпая трубочкой и вызывая (явно специально) у мужчины желание поморщиться. Вот малолетний гаденыш… — Яркая, живая, и голос у нее потрясающий. А уж небось как стонет…

— Откуда мне знать, как она стонет, — насмешливо улыбнулся Тики, оставляя в сторону свой чай со льдом (сегодня вновь было слишком тепло, ну что за капризная погода). — Я всего лишь говорил с ней о кантри.

Вайзли просто вытаращился на него, едва не выронив из ослабевших пальцев посудину с коктейлем. Микк вскинул брови, делая вид, что не понимает, что в этом такого необычного, и независимо повел плечами.

— Она тебя динамит? — сочувствующе выпалил он наконец. — Ты в нее втрескался, а она тебя динамит?

— Не знаю, — не сдержав невеселой улыбки, отозвался мужчина. — Она разрешает проводить ее до остановки, но не разрешает подвезти. Она говорит со мной о кантри — и закрывается сценическими улыбками. А потом — рассказывает, почему любит рок.

Вайзли склонил голову набок, беззлобно улыбаясь, и сложил ладони, приставляя их к губам.

— Мне кажется, я вообще тебя таким никогда не видел, — необычайно мягко заметил он. — Меня всего пару недель не было, Тики. Когда ты успел так влипнуть?

Мужчина неопределённо фыркнул и пожал плечами.

— Вот за эти недели, видимо, и успел, — буркнул он, и в этот момент свет в зале потух, а на сцене Алиса подошла к микрофону.

— Рада приветствовать всех, кому интересен не только джаз и желательно не я, — лукаво хохотнула девушка, и Тики услышал, как ей завторили посетители. — Сегодняшний вечер будет посвящён J-року, и если вам, уважаемые гости, это понравится, то мы планируем проводить каждый месяц тематические вечера совершенно разных направлений, чтобы показать вам всю многогранность и красоту музыки, — проникновенно говорила она, словно бы светясь изнутри, и мужчина внимал каждому её слову, ловя себя на совершенно идиотской улыбке. — На самом деле, я хотела бы ещё много чего вам сказать, но, уверена, вы услышите ответ сами. Приятного вечера, уважаемые гости, — поклонилась Алиса, и свет погас даже на сцене, погрузив всё помещение в полутьму.

Зазвучали первые звуки, и прожекторы высветили барабанщика, кудрявого парня в очках, и гитаристку, на удивление оказавшейся той самой Линали, которая несколько дней назад миловалась с Малышом. И через несколько секунд свет окружил и всех остальных, включая и запевшую с редко проскальзывающей на сцене ухмылкой Алису.

И Тики обомлел. Потому что девушка пела сильно, мощно, удивительно грубо, но с привычной мягкостью в голосе. Она пела про то, что ещё есть время, про то, что следует продолжать бороться, про то, что её история лишь только началась, и мужчина видел, что в этих словах нет ни капли лжи. Его словно пронзало этими чувствами, необычайно резкими, внезапными, ужасно личными, по сути, но великолепными.

Тики проникался этим, проживал эти моменты… И даже что-то как будто ему мерещилось. Какие-то образы, моменты… Раньше он никогда за собой такого не замечал. Раньше он видел вообще что-то только после того, как закрывал глаза. Сейчас… все было совсем иначе.

Алиса пела, и он смотрел на нее не отрываясь. На ее руки, губы, как она двигается, как меняется ее лицо.

Он смотрел — и не видел. Были только образы. Люди, вещи, места, моменты…

Вайзли смотрел с улыбкой, подпирая ладонью щеку и не говоря ни слова. Спокойный, счастливый и румяный. И даже совершенно не бесящий своими ужимками.

— Я рад, правда, —произнес он, когда песня кончилась, и Тики, совершенно обомлевший и как будто… чувствующий себя каким-то изнеможенным, буквально сполз вниз на своем стуле и закрыл глаза.

— Я тоже, — спустя минуту или около того выдавил он, действительно счастливый тем, что находится сейчас здесь; что встретил эту девушку.

А потом она запела про то, как ненавидит лгать, но говорить правду ненавидит ещё больше. И было столько напряжённых эмоций, столько дрожи в тонком тельце Алисы, столько искренней злости и ненависти, что Тики словно огромной волной окатило с ног до головы. Она словно рвала себя, словно выплакивала что-то, словно высвобождала то вечное что-то, запертое в её душе.

Энергетика была мощнейшей. Даже Вайзли поражённо застыл на месте, восхищённо улыбаясь.

Девушка пела — и казалось, что перед глазами пролетала маленькая, но наполненная сильнейшими эмоциями жизнь.

Алиса пела и про ночные города, и про смысл жизни, и про пресловутую свободу, и про стремление бороться, и про ненависть. Про всепоглощающую ненависть — к людям, к себе, к миру, к обстоятельствам, даже к этой самой ненависти.

И внутри у Тики всё трепетало, всё дрожало от восторга, от прошивающих его чистых эмоций. Не таких, когда Алиса исполняла джаз — там было всё мягче, тягучей, легче. А сейчас ему словно… закричать хотелось. У Микка в груди словно новый мир образовался — огромный и просторный. Он будто падал куда-то, обдуваемый всеми ветрами.

А в конце Алиса спела что-то удивительно лёгкое, светлое, ободряющее — про целую вселенную, про стремления и мечты, про жажду свободы и стремительные порывы морского ветра.

Когда отзвучал последний аккорд, в зале воцарилась тишина на несколько секунд. А потом — аудитория взорвалась аплодисментами.

Тики ощутил дикое желание закурить и шумно вздохнул, как если бы выдыхал сигаретный дым. На столе перед ним лежал букет камелий — красных и белых. Викторианский язык цветов, восхищение и любовный пыл.