Книга чародеяний

Арман позабыл, что первым прикрывать спины должен был Милош, настолько сильно его огорошили собственные решения. Как бы дурно ни вела себя Адель, нет повода ставить жизнь сестры превыше книги! Огромным усилием воли он вернулся в реальность.

– Видите, как у нас много общего, – радостно сказал Хартманн. – Мило, вы не находите? Прийти на встречу к врагу и обнаружить в нём близкого по духу человека. Однако я отвлёкся. После смерти Густава и сестёр Вильхельм я понял, что не смогу отобрать книгу силой, стал дожидаться вашего триумфального возвращения и строить новые планы. В конце концов, я не прогадал, ведь теперь я смогу получить книгу в более-менее завершённом виде. Как знать, что нам ещё о ней расскажут в начале зимы… Прошу вас, задавайте свои вопросы. Это важно.

Он говорил деловым тоном, вовсе не как злодей из классической пьесы, распинающийся в своём последнем монологе. От этого усиливалось впечатление, будто он хочет заключить с Арманом какую-то сделку – не хочет, а собирается, заранее уверенный в успехе. Почему? Вопросов было множество, даже к последним словам посла. Арман смело ринулся в бой – больше всего на свете его подстёгивала ужасная правда о самом себе. Плевать, что с ним в итоге сделает Хартманн, он это заслужил.

– Прежде всего, откуда вы знаете, что произошло в карете? – спросил он. Было очень страшно упустить нить, не задать всех важных вопросов. – Снова шпионство Лауры?

– Нет-нет, девочка отчитывалась только своему деду. У меня был другой соглядатай, – Хартманн снова склонил голову, ожидая ответа. На его губах уже играла улыбка, и Арман ответил правильно, не задумываясь:

– Господин писарь. Он был вашими глазами… во всех смыслах.

– Верно. Рад, что вы не пустились в драматичные рассуждения о том, кто из ваших лучших друзей предатель.

«Я», с горечью подумал Арман. «Я предатель. Если ещё нет, то скоро стану им». Он ещё не знал, почему решил именно так, чувствовал только, что прав; это чувство было сродни тяжести древних камней замка, жёсткости обруча головной боли, холоду озноба. Всё это было даже не предчувствием – знанием тела, молчаливым ожиданием того, что с ним произойдёт.

– Боюсь, мне не угадать, в чём ваша способность, господин посол, – он продолжал говорить ровно и вежливо. – На ум приходит только гипноз.

– Для пробного выстрела неплохо, – улыбнулся Хартманн. – Можете объяснить, почему?

Потому что Берингар сказал, что им не добраться до сильного гипнотизёра. Арман только начинал догадываться, и этого катастрофически не хватало, чтобы сложить все переменные и получить ответ.

– Вы как-то влияете на волю… на сознание. Проникаете… – Арман запнулся. В голове крутились разные встреченные им маги, и никакой структуры в их деяниях не было. «Каждый из нас маг по-своему», или как-то так говорил Бер, ведь даже пол – первейшая и важнейшая опорная точка – не всегда влияет на сферу колдовства. Способность, глупо! Какая способность у сестры или пани Эльжбеты, любой из? Они умеют и могут научиться многому, да и Милош, хотя и мужчина, ухитрился вызвать огонь. Самому Арману стихия неподвластна: воду, которую он заговаривал, можно применять только для оборотничества, пусть и искусного.

– Сложно, не так ли? – Хартманн эхом вторил его мыслям. – Понимаю, понимаю. Иногда это на руку. Мало на ком из нас, колдунов, висит ярлык – зовут так-то, умеет то-то, а другое не умеет. Нет, друг мой! Мы выбираем то, к чему лежит душа, либо довольствуемся тем, что позволяют возможности тела. К сожалению, я из вторых, но большего я вам пока не скажу.

– Но вы не боец, – взгляд Армана скользнул по глазам, рукам, телу Хартманна. Он никогда не видел его с оружием, только с тростью.

– Не боец, – согласился Хартманн и опять переплёл пальцы. На мгновение его глаза снова блеснули льдом. – Продолжайте, друг мой, мы никуда не спешим. Желаете выпить?

– Нет, благодарю.

В тот момент Арман не сомневался, что после исповеди Хартманн убьёт его, иначе зачем рассказывать столько? В глубине души он чувствовал – он ЗНАЛ, – что ошибается, но это не имело значения, пока не имело. Как и то, каким способом господин посол лишает людей жизни – он уже намекал, что действует не в одиночку.

– Когда мы с Берингаром искали виновных, я много думал о том, кому может понадобиться книга как мощный артефакт, – медленно сказал Арман. – И пришёл к выводу, что это должен быть слабый колдун, который хочет исправить своё положение за счёт чужих способностей или знаний. Вижу, что я ошибался.

– Разве? – переспросил Хартманн. – Ну, в общем-то, моя магия действительно… не слаба, нет, но открывает так мало возможностей. Кое-что я могу, но это похоже на маленькую деталь огромного механизма – механизма, которого у нас нет. Вас не смущает, что я выражаюсь не совсем магическими категориями? Вот и славно.

– Исходя из того, что вы не ощущаете достаточно силы, и того, что вы сказали раньше, вы стремитесь к власти, – заключил Арман. И снова подождал, и снова дождался не того, чего хотел.

– Продолжайте, – ободряюще кивнул Хартманн. – Продолжайте, пожалуйста. Мне нравится, как вы рассуждаете; для меня очень важно, чтобы вы поняли меня правильно.

Арман держал в голове, что это может оказаться очередной игрой слов, смыслом с двойным и тройным дном. Голова уже кипела от бесконечных теорий и предположений, так что он напрочь забыл об угрозе собственной жизни и о том, что посла следует стукнуть чем-нибудь по голове, а ещё его увлекла задача – понять, что в конце концов происходит. Что бы там ни было, он за этим сюда пришёл…

– Хорошо… Неужели это только власть? – обескураженно переспросил он.

Наконец чаша весов дрогнула: на лице Хартманна проступила досада, отчего-то похожая не брезгливость. Он был недоволен. Арман знал, что в честном рукопашном бою окажется сильнее, и всё равно испытал безотчётный ужас, будто разочаровать Хартманна было страшнее всего на свете.

– «Только власть…» Вы всё-таки очень молоды, друг мой. Я говорю не о прожитом опыте, а о взгляде на жизнь. В данный момент он, скажем так, наивно-восторженный, слегка ограниченный… недальновидный.

Арман тоже об этом подумал, но в другом ключе: преклоняясь перед неоспоримой силой, они не учитывали условную слабость. Они все: и старшие маги со своими традициями, со своей скрытностью и безалаберностью, и команда Берингара. Да, они моложе и сильнее, но не настолько сильны, чтобы переиграть сидящего напротив человека – именно как человека, а не как колдуна. Арман, правнук Анны Гёльди, считавшийся по праву талантливым оборотнем, не замечал подмены, пока Хартманн сам не позволял что-то заметить – а ведь до этого посол просто развлекался, даже не особенно стараясь. И с другими колдунами, и с сыном.

– Вы ведь отличный притворщик. Неужели вам нужна именно эта власть именно таким путём? – Арман спрашивал искренне: он не совсем понимал, почему такими темпами книга до сих пор не лежит у Хартманна на столе. Положим, он колебался и не хотел вызывать подозрений, а теперь… проклятое пламя, вряд ли он может просто подойти и забрать её голыми руками. Вот она, сила и слабость…

– Я всю жизнь играю только одну роль, и мне это смертельно надоело. Более того, это становится невыгодным... для меня, а наше глупое встревоженное магическое сообщество, как назло, нуждается в сладкоречивом пастыре и утешителе вроде вас. И это теперь, когда мир стоит на пороге глобальных изменений!..