Книга чародеяний

– И всё это основано на доверии? – упавшим голосом спросил Арман. Затея ему не понравилась.

– На недоверии, я бы сказал, – горько усмехнулся Хартманн. – Но суть примерно такова. Остаётся только довериться друг другу, пока всё это не кончится.

– Каков, по вашему мнению, будет финал?

– Должна решиться судьба книги чародеяний, – медленно проговорил Хартманн, задумчиво глядя куда-то сквозь плечо Армана. Его длинные пальцы складывались в разные фигуры будто сами собой, нисколько не отвечая мыслям хозяина. – Что она, в конце концов, такое, где и как она будет храниться до предначертанного конца магии, кому и как её передадут потом. Такие вот моменты… Этот вопрос будет озвучен в начале собрания, и мы с вами услышим всё в точности.

Арман представил, что вступительную речь доверят Берингару. Если он не будет говорить до самого конца магии, есть шанс понять, что происходит.

Беседовать с Хартманном было увлекательно: он рассуждал без пижонства, свойственного старшим магам, и с живостью мысли, которая выдавала некую тягу к переменам. Арман украдкой осматривал помещение. Богато, но без лишней роскоши; к широкому подоконнику прислонена трость; на стенах – портреты Фридриха Вильгельма и его предшественников. В дальнем углу он обнаружил и семейный портрет, на котором самого Хартманна окружали его жена и сын, оба теперь покойные. Письменные принадлежности, сами письма, дубовый стол, восточный ковёр и разные безделушки из путешествий, книжные полки, прусский флаг… Арман понял, что всё равно ничего о нём не знает.

– Ну, что ж… – рассеянно сказал Хартманн и снова сфокусировался на лице собеседника. – О книге, полагаю. Я вам очень благодарен за то, что вы пришли один. Мне бы не хотелось отчитываться перед молодым Клозе…

– Мне жаль, что его слова задели вас, господин посол, – откликнулся Арман. Он чувствовал себя собакой, готовой к прыжку, только не понимал, в какую сторону прыгать. Охотничье ружьё, куда оно смотрит? В чьих оно руках? – Я могу понять вас обоих, но мне в самом деле жаль.

– Настоящий оборотень, – улыбнулся Хартманн. Всё своё внимание Арман сосредоточил на его улыбке, но ничего опасного в ней не обнаружил – так же улыбался пан Росицкий, когда его радовал кто-то из детей. – Что ж, признаю, что я и сам среагировал резковато… ведь они с Густавом действительно были дружны… Но что было, то прошло.

– Я забыл выразить вам свои соболезнования, господин посол.

– Да-да, – пробормотал тот. – Не будем… не будем об этом. Вы на удивление нелюбопытны.

Арман знал, что с ним такое: боязнь человека, подобравшегося к разгадке совсем близко. Ему отчаянно захотелось оглянуться на дверь, чтобы убедиться – изнутри она тоже не из красного дуба…

– Так получилось, что мне известна задумка недоброжелателей, – сказал Хартманн и улыбнулся виновато, немного скованно, будто жалел об этом знании. Арман напрягся, надеясь, что на его лице это мало отразилось. – Вы ведь были правы в самом очевидном… в том, где надо искать. Определённый круг старших магов опекал господина писаря, накладывал первичные чары на наш артефакт, в общем, во главе затеи стояли вполне конкретные люди. Мы, молодой человек, именно мы – Юрген, Эрнест, Вивиан и ваш покорный слуга. Поэтому многие старейшины легко приняли арест Юргена, поэтому все здравомыслящие люди не подозревают Михаила Росицкого… не говоря уж о том, что его жена наводит страх не хуже вашей сестры.

Хартманн сделал паузу, чтобы откашляться – он выглядел раздосадованным, оттого что пришлось прерваться, а Арман был рад передышке. Итак, они с Берингаром хотя бы правильно прицелились, но к чему клонит Хартманн? Юрген Клозе виноват? А может, строптивая Вивиан дю Белле или капризный Хольцер, который сочинил бредовую легенду для своей защиты? То, как собеседник выделил пана Росицкого, Арману совсем не понравилось. На мгновение он представил, как наносит удар из-за угла добрый и почти родной человек, а кому-то и родной… Мысль была жуткой. Сходство между отцом Милоша и непонятным человеком напротив напугало сильнее прежнего.

– Так вот, – повторил Хартманн, отпив немного воды. – Вы, я полагаю, пытались определить, кто из нас больше всех отвечал за господина писаря, и раз за разом заходили в тупик, ведь ответственность поделена поровну между нами всеми. Кто угодно мог оказаться рядом там-то и тогда-то… В общем, друг мой, так оно и было: мы все накладывали на него свои чары, все обрели с ним некую связь.

– Дело в том, что кто-то из вас убил его, – мягко сказал Арман. Он невольно скопировал тон собеседника, а тот почему-то обрадовался. – Ведь это произошло задолго до нашей финальной встречи. Господин Арманьяк (мне бы хотелось называть его настоящим именем) был управляемой мёртвой куклой, когда я обращался в него в Дрездене. Избавление от чар высвободило его смерть, которая только дожидалась своего часа.

– Никто из нас не управляет мертвецами, – так же мягко отозвался Хартманн. – Такой дар даже у нас, магов, не в чести. Но как это вы красиво сказали! Избавление от чар высвободило смерть… Совершенно верно, так оно и было. Смерть сама по себе, чары сами по себе.

Он помолчал, будто наслаждаясь понравившейся фразой.

– Да, так и было. Кто-то из нас убил его, а другие, знаете ли… молчали. Кое-кто заметил, кое-кто – нет, кто-то боялся, кто-то выжидал. Большинство предпочло устраниться от проблемы, ведь писарь выполнял свою работу, и, более того, после смерти он стал совершенно безопасен – такая вот гарантия ещё до финала ваших приключений. Неужели вы думали, что его оставят в живых после завершения работы?

– Мы полагали, что он всё равно умрёт от напряжения, столько чар вы на него наложили, – сухо сказал Арман. В нём всколыхнулась запоздалая злость из-за того, что они сделали с Арманьяком.

Хартманн изучающе поглядел на него, склонив голову к плечу резко, по-птичьи. Пронзительный взгляд из такого положения до боли напомнил Арману сразу несколько сцен, которые он до этого не связывал между собой – сон в деревне Кёттевиц, недавний сон про Юргена, бред в карете, когда он сидел напротив писаря.

– Вы ведь не доверяете мне, молодой человек?

– Нет, – честно ответил Арман. Перемена на лице напротив отозвалась в его сердце щелчком захлопнувшейся ловушки: от учтивости и доброты в глазах Роберта Хартманна не осталось и следа.

– Ну наконец-то, – холодно сказал он и расцепил пальцы. – Я уж испугался, что ошибся в вас.

XVIII (II).

«Женщины отвечают за жизнь, мужчины – за смерть; нашим ведьмам подвластны все тайны природы окружающего мира и человеческого тела, таинства зверей и птиц, насекомых и рыб, огня и воды, земли и трав, ветров и молний, здоровья и нездоровья. Амулеты плетут из живых трав и перьев, чудодейственные напитки варят на живом огне и живой воде. Мужчины же владеют памятью и властью, что не есть жизнь; клинками, пулями и стрелами, что не есть жизнь; снами и зеркалами, что не есть жизнь».

Книга чародеяний, теоретические главы.

***

Для Армана изменилось всё: он понял, что добровольно пришёл в логово охотника, и пусть он делал это с открытыми глазами, положение не менялось. Сердце билось ровно только потому, что его уравновешивала долгожданная определённость, но осознавать, что он сидит напротив убийцы и предателя, которого они искали, было страшно. Для Хартманна не изменилось ничего – он продолжал свой рассказ, перебирая пальцами воздух и щурясь, когда требовалось припомнить ту или иную деталь. Признание никак на нём не отразилось, а холодность голоса и взгляда быстро исчезла – она нужна была лишь на миг, чтобы дать Арману понять, что происходит.

Такое владение своим телом, мимикой и жестами выбило оборотня из колеи. Он уже знал, что этот человек виновен, но внешние признаки не указывали ни на что. Неужели Хартманн – из тех самых сильных гипнотизёров, к которым Берингар велел не соваться? Арман снова уткнулся носом в то, что ничего не знает о прусском после. Вот о чём надо было спрашивать Юргена и пана Росицкого. Они-то боевые маги по сути своей, а кто такой их старый приятель Роберт?

– Итак, сначала затея с книгой показалась мне весьма посредственной, – как ни в чём не бывало говорил Хартманн. – Всех сведений о магии в ней не уместить, память рано или поздно выдыхается, а уж сколько времени и средств мы потратим на ссоры, скандалы и процесс создания подобной вещицы… Такая бессмысленная трата жизненных сил, да ещё и со стороны могущественных магов, не пришлась мне по вкусу, но я об этом умолчал. Знаете ли, всегда лучше промолчать и ещё подумать, чем рубануть с плеча и ослепить окружающих своей глупостью. К тому же, мне вовсе не хотелось, чтобы люди будущего узнали наши секреты: говорить о пресловутой обособленности и при этом обнажать тайны перед потомками – самую малость лицемерно, согласитесь.