Код бикини. Часть 2

Грета молчала.

Сима закончила телефонный разговор, пересекла га-

раж в обратном направлении и приникла ухом к двери.

– Будем считать прелюдию законченной, - услышала она голос Максимилиана Фабиановича.
– Перейдем к делу.

Он убрал пистолет и один за другим выложил на стол два одинаковых овальных медальона.

– Как видишь, я умею водить красный "Запорожец" не хуже серебристого "мерседеса", - усмехнулся Максимилиан Фабианович.
– Твой медальон пустой, а Симин, - он кивнул в сторону гаражной двери, - с паролем. Усекаешь расклад?

– Не усекаю. Если Симина половина кода у тебя, то почему ты до сих пор не объявился? На кой хрен ты со своей шалавой следил за нашими поисками?

– Не обижай Людика. Мне не хотелось светиться в банке. Я ждал, когда вы отыщете код у одного из этих батончиков из "Агрип-шоу" и сами заберете весь ландух из хранилища. Вот тогда, где-нибудь на обратной дороге, наступило бы время для нашей встречи...

– Но ведь код нашелся! Поэтому мы и здесь!

– Не нашелся, - скорбно покачал головой Максимилиан Фабианович.
– Скорее всего, он был плодом Симиного стар-ческого воображения, а может просто стерся от неуме-ренного употребления его хозяйки по назначению. Когда Людик выяснила, что его нет у последней из сироток, мне пришлось попросить ее солгать вам, как бы аморально это ни звучало. Иначе вы бы просто не приехали. И она рас-сказала вам историю о соблазнении лесбиянки. Выдумал ее, конечно, я сам. У Людика на это просто не хватило бы во-ображения.

Мила недовольно поморщилась.

– Не проще было договориться еще в Москве?
– Грета постепенно приходила в себя.
– Сразу после кражи медальона?

– Сто лет мне ваша Москва не обделалась. В Союзе еще был какой-то порядок, а в вашей новой России то менты наезжают, то Колян бритоголовый со своим кодексом во-ровской чести. Бывшие коллеги крышуют сутенеров и наркодилеров. В побежденной Германии в этом смысле попроще - сидим спокойно, интеллигентно разговариваем. Не зря же я сюда эмигрировал...

– Сколько ты теперь хочешь?
– голос Греты обрел пре-жнюю твердость.
– Одна половина пароля у меня, другая у тебя. Стало быть - пополам? Согласен? В конце концов, это наш клад, а не твой.

Максимилиан Фабианович уставил на Грету тяжелый взгляд.

– Этот клад такой же мой, как и ваш. Вам кажется, что живя эдакими правильными овечками, вы имеете боль-ше моральных прав владеть награбленным? Нет ничего отвратительнее, чем лицемерные агнцы. Это про вас сказано: солитудинем фациунт, рацем аппелант - они создают пустыню и называют это миром. А я, по крайней мере, не морализирую. В нашей конторе меня научили ви-деть цель и не замечать препятствий.

– Чего же ты хочешь?

– Это вы хотите, а не я. В вашем положении нет жела-ния разумнее, чем живыми вернуться в свои норки и боль-ше никогда оттуда не высовываться. Танцуйте там, наби-вайте портаки, фарцуйте фруктами, делайте что угодно. Но не лезьте в то, за что от века бились только рыцари удачи, а не тыловые брюхатые генералы и их подстилки.

Взгляд Максимилиана Фабиановича разгорелся до той горчичной желтизны, которой несколько десятилетий назад пылали глаза юного лейтенанта Иванько.

– Короче. Сегодня ваша доля - не двадцать и не пять-десят процентов. Она вообще гораздо выше любых процен-тов. Это ваши жизни. И если ты хочешь их сохранить, то сейчас же скажешь мне свою половину пароля. После этого мы с тобой поедем в банк, и моли бога, чтобы код оказался верным. Сима останется здесь под присмотром Людика. Если все пройдет удачно, то мы расстанемся навсегда, ощущая с недоступной ранее остротой прелесть каждого мгновения бытия. Как говорится, экс аеяо эт боно - по добру и справедливости.

В наступившей тишине еловая шишка гулко ударила в черепичную кровлю.

– Ты прав, отец, - сказала Грета.
– Это твоя добыча.

Мила вздрогнула.

– Какой еще отец?
– нахмурился Максимилиан Фабиа-

нович.
– Что ты мелешь?

– Если интересно, можешь подсчитать сроки, - произ-

несла Грета бесцветным голосом.

– Может, и заделал по случаю, - ухмыльнулся Макси-милиан Фабианович.
– Но это не считается - у бродяг детей не бывает. На наследство можешь не рассчитывать, - рас-смеялся он.

– Наследство от тебя я уже получила, - с болью прого-ворила Грета.
– Сегодня я наконец поняла сама себя. Ника-

кие танцы не заглушат властного зова крови, ее повели-тельного пульса...

– Хватит бакланить, батончик, - оборвал ее Максими-лиан Фабианович.
– Я жду пароль. На-ка, запиши, - он пус-тил карандаш по гладкому столу в сторону Греты.

– Он очень простой, - Грета поймала карандаш.
– И ты сам бы догадался, если бы умел мыслить обычными челове-ческими категориями. Это имя моей матери.

– Агриппина, что ли?

– Еще проще, - Грета взяла со стола синий листок и крупно написала GRUNYA. Мила впилась в буквы взглядом.

– Что ж, звучит убедительно, - Максимилиан Фабиано-вич повертел листок в руках и сунул в карман пиджака. Но тебе все-таки придется поехать со мной. Людик пока по-будет с Серафимой, удержит ее от неразумных поступков. Могу поспорить, что она нас сейчас подслушивает...

Максимилиан Фабианович, смеясь, распахнул дверь в гараж и подтолкнул Грету вперед. Сима сидела в кресле нахохлившейся птицей.

– И вот еще что...
– он сгреб с полированного стола медальоны и вручил их владелицам.
– Возвращаю вашу собственность. А то еще примете меня за мелкого жулика...

В гараже Максимилиан Фабианович сменил пиджак на стильную, в цвет "мерседеса", кожаную куртку, усадил Грету на заднее сиденье, сел в водительское кресло и нажал кнопку на пульте. Резиновая кромка ворот оторвалась от бетонного пола и с жужжанием поползла вверх. Пока соединенные шарнирами сегменты один за другим исчезали под потолком, Максимилиан Фабианович делал обычную водительскую работу: запустил двигатель, присте-гнулся ремнем, включил обогрев сидений. Когда обрез ворот поднялся до середины ветрового стекла, перед машиной внезапно возник крепкий бритоголовый муж-чина. Расставив для устойчивости ноги, он двумя руками держал пистолет с цилиндриком глушителя, как две капли воды похожий на оружие Максимилиана Фабиановича. Реакция водителя "мерседеса" уже не была столь мгновенной, как полвека назад, и он успел лишь дернуть головой в сторону, из-за чего пуля попала ему не в лоб, как планировал стрелявший, а в шею.

В этот момент во двор, разбрызгивая колесами щебен-ку, влетел обшарпанный зеленый "опель". Реакция бритого-лового значительно превосходила реакцию Максимилиана Фабиановича. Он резко выпрыгнул вверх, по-лягушачьи распластался на покрытом паучьими тенетами трещин стекле "мерседеса" и тут же скатился вбок, на бетонный гараж пола. "Опель" сходу, лоб в лоб ударил "мерседес", отчего у обеих машин градом посыпались стекла, взды-бились коробами капоты и сработали подушки безопас-ности.

Последнее, впрочем, никак не помогло Максимилиану Фабиановичу. Ранение вызвало у него обильное кровоте-чение. Он сидел, притиснутый к креслу залитой кровью раздувшейся подушкой и тщетно пытался зажать пальцами порванную артерию. Из салонного зеркала на него смотре-ли крыжовниковые, как у матери, глаза Греты. Максими-лиан Фабианович отчаянными жестами требовал пережать ему алый фонтан на шее, но лицо Греты оставалось бесстрастным. Когда хрипы и бульканье из горла Максими-лиана Фабиановича пошли на убыль, Грета наклонилась над его ухом и прошептала: "спасательный круг дважды не бросают". Осталось неизвестным, расслышал ли Максими-лиан Фабианович эту чрезвычайно выспренную и даже пошловатую, но в высшей степени поучительную фразу, поскольку непосредственно после этого голова его запроки-нулась и изо рта потекла коричневая пузыристая пена.