Королевы и монстры. Шах
Шрифт:
Разворачиваюсь и удаляюсь на максимально далекое расстояние от него – к огромным окнам у противоположной стены. Я встаю к нему спиной, обнимаю себя за талию и впервые с тех пор, как была несчастным толстым ребенком, которого дразнили на детской площадке, пытаюсь сдержать слезы.
Ненавижу его за это. Никто не может заставить меня плакать.
Услышав звук захлопывающейся двери, я опускаю голову, прикрываю глаза и проклинаю себя за то, что дала слабину.
– Просто совсем не похоже, что в твоем организме имеются уязвимые места, подруга.
Его голос
– Уходи.
– Две минуты назад ты не этого хотела.
– Две минуты назад я еще не так сильно тебя ненавидела.
– Нет? Не завидую тем, кого ты ненавидишь сильно, раз отсутствие сильной ненависти у тебя выглядит вот так.
Я рычу и несколько раз бьюсь лбом о стекло.
Он оттаскивает меня от окна и тихо говорит:
– Хватит. Голова заболит.
– Уже болит – спасибо большое.
– Я уже сказал, что это не я тебя уронил.
– Хватит болтать. От этого башка еще сильнее раскалывается.
Его руки лежали на моих бицепсах, но теперь скользят вверх и мягко опускаются мне на плечи. Он молча стоит за моей спиной, как будто что-то обдумывает.
– Если хочешь задушить меня, то вперед.
– Я уже думал об этом.
Я бы сказала тебе идти к черту, но ты там не сгоришь, ведь это твоя родина.
Выждав несколько минут моего молчания, он произносит:
– Ты такая тихая, что я нервничаю. Что там происходит у тебя в голове?
– Твои похороны.
Я вздрагиваю, когда он начинает смеяться. Он долго, безудержно хохочет, как будто так не веселился уже очень давно.
Я оглядываюсь на него через плечо.
– У тебя биполярка, да? Это – главная причина твоего загадочного поведения? Биполярное расстройство.
– Нет.
– Очень жаль. Если бы ты сказал да, я бы стала к тебе добрее.
– Это почему?
– Потому что проблемы с психическим здоровьем – это не вопрос выбора. Но ты, напротив, добровольно решил стать говнюком.
У него настолько сияющая улыбка, что я чуть не слепну.
– Ты раскрываешь мои лучшие качества, подруга.
– Ой, иди прыгни с моста, – снова отворачиваюсь к окну я.
Так мы стоим еще довольно долго, глядя на раскинувшийся внизу вид Бостона. Уже вечереет, и я понятия не имею, сколько уже нахожусь здесь. Один день? Два? Или десять тысяч, как по ощущениям?
Когда я замечаю отражение Деклана в окне, он с таким выражением смотрит на свои руки у меня на плечах, будто забыл, как они там оказались.
Хоть бы он не казался мне таким привлекательным! Я ненавижу его, но не могу отрицать его сексуальность. С этими его голубыми глазами, волевым подбородком и проклятым ирландским акцентом…
– Чего так вздыхаешь? – шепчет он.
– Ну, ты же еще жив и здоров.
– Не так давно ты благодарила меня за спасение своей жизни.
– Знаю. Хотелось бы вернуться назад во времени и дать себе пинок под зад.
Он снова смеется. Очень тихо, пытаясь сдержаться, но в отражении я вижу, как у него трясутся плечи. По какой-то причине от этого мне становится еще тоскливей.
– Пожалуйста, уходи. Я обещаю больше тебя не беспокоить.
Никаких больше сообщений. Никаких разговоров. Просто оставь меня в покое.Как же жалко и печально это звучит. Этот мужчина выкачал из меня всю крутизну.
Он тоже это понимает, потому что его голос становится еще мягче.
– Я уйду, если ты ответишь на один вопрос.
– Как бы мне хотелось тебя убить? Что-нибудь медленное и мучительное, с использованием плотоядных бактерий.
Пропустив это мимо ушей, он тем же спокойным тоном продолжает:
– Почему ты связалась с русской мафией?
Сначала я не хочу ему отвечать. Потому что пошел он – вот почему. Но в итоге я решаю сказать ему правду. Внезапно у меня нет больше сил бороться.
– Я просто не знала.
Повисает короткая пауза, и Деклан сжимает мои плечи. Он хочет услышать больше.
– Когда я встретила Ставроса, он был просто милым парнем, который ходил на мои занятия для начинающих несколько раз в неделю. Он сказал, что работает в области технологий. В общем, так и было – у него компания по производству софта. Но я не знала, что этот софт разрабатывается для нелегальных онлайн-казино. Я заподозрила что-то неладное, когда увидела его дом на озере. У него участок рядом с Цукербергом, и это триста футов частного пляжа. Это место, вероятно, стоит миллионов пятьдесят долларов. Еще у него был частный самолет, паспорта разных стран, а еще кучка друзей, разговаривавших на русском. Все было очевидно, как дважды два. Он никогда ничего не говорил, а я не спрашивала, но это уже не имело значения. Его срок годности уже истек.
Какое-то время Деклан молча все это переваривает.
– Потому что парни как декоративные карпы – трудоемкое и скучное хобби?
– Точно.
– И в какой момент ты окончательно поняла, что он из мафии?
– Только в тот вечер в «Ла Кантине», когда ирландцы начали нарываться и полетели пули.
Он разворачивает меня к себе. Так резко и неожиданно, что я пугаюсь.
Прожигая меня насквозь своим внимательным взглядом, он спрашивает:
– Ты не знала, что он из мафии, когда вы начали встречаться?
– Нет.
– И когда ты выяснила это, ты его бросила?
– Не из благородства души. Я не то чтобы идейно осуждала его образ жизни. Ничего высокоморального. Я бросила его только потому, что мне стало скучно.
Деклан явно мне не верит.
– Он миллиардер. Могущественный, богатый, красивый, молодой миллиардер. С миллиардами.
– Я знаю это слово. Не обязательно его столько раз повторять. И я понятия не имею, сколько у него денег. Я не проводила бухгалтерской экспертизы.
– Уж можешь мне поверить.
– Допустим. И?
– И тебе стало скучно.
– Не деньги делают мужчин интересными. Они даже не последние в списке. И прекрати смотреть на меня с таким лицом!
– Позволь мне уточнить. Ты начала встречаться со Ставросом, потому что посчитала его милым?
– Почему в твоих устах это звучит как последняя стадия морального разложения?
– Я просто не понимаю, – он качает головой. – Он, мать твою, богат.