Королевы и монстры. Шах

– Как и ты, судя по всему. Но тебя это тоже интересным не делает.

По его выражению сложно определить, он больше удивлен или обижен.

– Хочешь сказать, я неинтересный?

– Ты так же интересен, как декоративный карп. Причем старый. С проблемами пищеварения и сдающим плавательным пузырем.

А вот теперь он злится. Его лицо краснеет.

Господи, как это приятно.

Словно проворачивая нож в почках, я прибавляю:

– И ты даже не умеешь целоваться.

Его глаза вспыхивают. Челюсти сжимаются. Он рычит:

– Поверь мне, я охерительно умею целоваться.

– Ну конечно. С точностью до наоборот.

Когда в ответ на его пылающий гнев я улыбаюсь, он шипит:

– Заноза.

А потом хватает меня обеими руками и впивается в мой рот губами.

14 Деклан

Я знаю, что это плохая идея, но у этой женщины поразительная способность безошибочно находить самые больные точки и безжалостно на них жать.

ФБР стоит нанять ее в команду по допросу террористов. На всей планете не найдется такого мужчины, чью волю к жизни она не смогла бы сломить.

Крепко удерживая ее голову и не обращая внимания на тихий удивленный вскрик, я терзаю ее рот. Ее сладкий, теплый, мягкий рот.

Ее восхитительный, женственный, невероятный рот, притягательность которого может сравниться только с головокружительным ощущением ее роскошных сисек, прижатых к моей груди. И легкой дрожью, которая пробегает по всему ее телу, когда поцелуй становится глубже. И может, тем, как напряжение в ее теле тает и она приникает ко мне, оседает у меня в руках и откидывает голову, пока мой язык ласкает ее.

Когда ее руки обвивают мою шею и она ахает от удовольствия, я издаю утробный триумфальный рык.

Не умею я целоваться, как же.

Кладу руку ей на спину, другой обнимаю за талию и прижимаю к себе. Наши тела идеально совпадают – ее мягкость встречается с моей жесткостью, ее плоть податлива под моими грубыми пальцами. Все ее изгибы идеальны.

Желание швырнуть ее на пол и жестко трахать до тех пор, пока она не начнет орать мое имя, настолько велико, что пробирает изнутри.

Наконец я отрываюсь от нее, тяжело дыша.

Она тоже тяжело дышит. Наши сердца колотятся, лица всего в паре сантиметров друг от друга, и мы на несколько секунд замираем в молчании, пока она не произносит:

– Пять из десяти.

– Херня. Это был лучший поцелуй в твоей жизни, и ты это знаешь.

– Я думаю, ты можешь лучше.

Она притягивает мое лицо к себе и касается своими губами моих.

На этот раз поцелуй более медленный, но более глубокий. Он тянется и тянется, становясь все горячей и яростней, пока она не выгибается у меня в руках, а мой член не превращается в стальной прут.

Я упираюсь в нее лобком. Из ее горла вырывается тихий стон. Когда на этот раз прерываюсь я, она еле дышит и чуть не падает в обморок.

Она открывает глаза и смотрит прямо на меня. Щеки раскраснелись, губы влажные. Выглядит она просто невероятно. Сатана хорошо потрудился, когда создавал ее.

– Шесть, – выдыхает она. – Ну же, гангстер, это не все, на что ты способен.

– Это чертова десятка. И ты тут не главная.

– Ты продолжаешь это повторять, – дразняще парирует она, – но я не понимаю, меня ты пытаешься убедить или себя.

Я беру ее волосы в кулак, хватаю за роскошную задницу, удерживаю ее на месте и целую снова.

И не останавливаюсь, пока она не начинает тереться об меня лобком и мяукать, как котенок.

– Десять, – рычу я, не отрываясь от ее рта.

Не открывая глаза, она слабо бормочет:

– Семь с половиной. И это еще щедро.

Когда я окончательно выхожу из себя и сыплю самыми отборными гэльскими ругательствами, она смеется. Этот низкий, полный удовлетворения звук настолько же невыносимый, насколько и сексуальный.

Мой пульс разгоняется до небес, я почти касаюсь губами ее уха и шепчу:

– А ты больно смелая, да, подруга?

– «Кто вечно смел, хвалю того».

Я делаю шаг назад и пораженно смотрю на нее.

– Гете? Теперь ты цитируешь чертова Гете?

Она улыбается.

– Если я симпатичная, это еще не значит, что у меня крошечный мозг.

Тут она меня отталкивает, упирает руки в боки и смотрит на меня с таким ледяным презрением, каким могла бы гордиться любая королева.

– Ой. Я только что вспомнила.

– Что?

– Я тебя ненавижу.

Мы пялимся друг на друга. От удушения ее спасает только звонок моего мобильного. Когда я вижу номер на экране, я пихаю телефон ей и коротко бросаю:

– У тебя тридцать секунд.

А потом разворачиваюсь и отхожу в сторону, тяжело выдыхая и приглаживая волосы дрожащей рукой. Пытаясь собраться.

Не стоило вообще вытаскивать кляп у нее изо рта.

– Алло? Нат! Господи, я так за тебя волновалась!

Я слышу, как Слоан за моей спиной сначала замолкает, а потом прыскает от смеха.

– Я? Не глупи! Ты же знаешь, я всегда приземляюсь на все лапы.

Еще одна пауза.

– Да, представляю, насколько страшно это выглядело. Но на камерах все всегда кажется хуже. На самом деле все было гораздо менее драматично… Да, я ударилась головой. Да, все друг в друга стреляли, но… Ох, дорогая. Я в порядке. Правда.

Она какое-то время слушает, а потом твердо отвечает:

– Натали. Выдохни. Меня не били. Не отрезали мне части тела. И не похоронили в неглубокой могиле.

Я смотрю на нее через плечо и пытаюсь изобразить максимально зловещий и коварный взгляд, как будто говорящий: «Пока что».

Она гримасничает и отмахивается от меня, как будто я дурачусь.

– Нет, нет, со мной обращаются очень хорошо. Нет, его пистолет сейчас не приставлен к моей голове. На самом деле…

На ее лице появляется новое выражение. Хитрое, лукавое, уверенное… И оно меня пугает.

– Ну, если хочешь знать, он уже практически в меня влюблен.

У меня отвисает челюсть.

Она смеется в трубку.

– Скажи? Бедный парень. Как только мы встретились, он был обречен.