Королевы и монстры. Шах
Шрифт:
Его губы почти касаются моего уха и шепчут:
– Ты не спрячешься от меня. Я тебя вижу. Я вижу все странное и замечательное в тебе, маленькая львица.
Голосом, ломающимся от эмоций, я произношу:
– Я не маленькая. И я не твоя.
– Да, моя, пусть и на одну ночь. Со всем остальным разберемся утром.
После этого он меня целует – крепко и жадно. Такое ощущение, что он ставит на мне клеймо.
Когда я уже почти уверена, что больше ни секунды не смогу сдерживать нарастающие в груди эмоции, он прерывает поцелуй, поднимает меня и несет в ванную.
23
Деклан
Я
Потом раздеваюсь.
Она смотрит, как я снимаю с себя остальную одежду, с диким взглядом в глазах. Жилка у нее на шее бьется как сумасшедшая. Она выглядит так, будто в любую секунду может сорваться.
Но она продолжает сидеть тихо и неподвижно. Прекрасная и скованная. Моя отважная тигрица-Венера в цепях.
Как же у меня на нее стоит.
Она смотрит на мой член круглыми жадными глазами.
– Слава богу.
– Что?
– Неважно.
Я прижимаю ее к своей груди и целую, обвив шею одной рукой и сжав волосы в кулаке другой. Дрожь удовольствия, которая пробегает по ее телу, будит во мне хищника.
– Правила таковы… – говорю я.
Она хрипло и презрительно смеется. Но смех прекращается, когда я шлепаю ее по голой заднице.
– Правила, – снова начинаю я, порадовавшись тихому невольному стону, сорвавшемуся с ее губ, когда я ее шлепнул. – Номер один: полное подчинение, иначе будешь наказана. И не в приятном смысле.
Ее взгляд – как мачете. Или как ревущая бензопила. Или занесенный над головой с боевым кличем заточенный клинок. Я меньшего и не ожидал.
– Номер два: полная честность. Если я спрашиваю, нравится ли тебе, что я делаю, я ожидаю честного ответа. Если тебе не нравится, если чувствуешь дискомфорт или неуверенность – говори мне. Это все не для меня. Это для нас. Это должно работать в обе стороны, или меня это не возбуждает. Я не хочу делать того, что тебе не понравится.
Гнев в ее глазах остывает. Его заменяет какое-то умилительное сомнение, как будто она надеется, что я говорю правду, но не уверена, так ли это.
Мягким тоном продолжаю:
– Номер три: полное доверие.
Она сглатывает. Неуверенный взгляд сменяется на панический.
– Я знаю, что для тебя это сложнее всего. Больше, чем получать приказы, ты ненавидишь только чувствовать себя уязвимой. Верно?
Спустя мгновение она кивает.
Сейчас она выглядит по-настоящему напуганной. Я впервые вижу ее такой. Похищение, стрельба, новости о том, что она может умереть от кровоизлияния в мозг, – это нормально. Ничего такого. Но попроси ее открыть свое сердце хотя бы на одну ночь – и она реагирует как загнанный волк.
Я крепко обнимаю ее и прижимаю к себе.
– Все то же самое применяется и ко мне. Абсолютно то же самое. Даю тебе слово – я заслужу твое доверие и никогда его не предам.
– Ты не можешь этого обещать. Ты не можешь говорить «никогда» в буквальном смысле.
Убирая волосы с ее лица, я отвечаю:
– Могу. И говорю. Но если ты не можешь мне поверить, я понимаю. Все это может закончиться
прямо сейчас, если хочешь.Я склоняюсь к ней и нежно целую.
– Ты тут главная, подруга. Мы просто ненадолго притворимся, что это не так.
Она всматривается в мое лицо, пытаясь разоблачить обман.
– Доверие, говоришь?
– Ага.
– И честность?
– Ага.
– Ладно. Тогда ты первый. Ты правда думаешь, что я похожа на верблюда?
– Нет. Ты выглядишь как Рокфеллеровский центр на Рождество, Япония во время цветения сакуры и тысячи оттенков зеленого на диких лугах Северной Ирландии, собранные воедино.
Ее губы размыкаются. Глаза сияют. Она с усилием глотает. А потом сдавленным голосом произносит:
– Наконец-то ты сказал что-то осмысленное, – и встает на цыпочки, чтобы поцеловать меня.
И в этом поцелуе сосредоточивается все мое существо.
У меня внутри все как будто расцветает. Одновременно я словно распадаюсь на части. Она наполнила меня силой, но сделала как никогда уязвимым. Я – тысяча акров пустой земли, а она плуг, вспахавший и засеявший вновь мою иссохшую почву.
Мои душа и тело изнывают, и я веду ее под душ.
Подставив ее спину под бьющие струи, я беру бутылку шампуня и выдавливаю его в ладонь.
– Запрокинь голову. Руки – мне на грудь.
Она подчиняется без малейшего колебания, кладет ладони мне на грудь и закрывает глаза, пока вода бежит по ее волосам.
Когда они становятся совсем мокрыми, я отворачиваю лейку душа в сторону. Потом наношу шампунь на ее волосы, массажируя ей голову. Она приникает ко мне и вздыхает.
Я наклоняю голову и шепчу ей на ухо:
– Хорошая девочка.
Она издает тихий недовольный звук. Я знаю, чего она хочет.
– Можешь говорить.
– Спасибо. Господи, не могу поверить, что я это сказала. Я никогда раньше не подчинялась. Это так дико.
Глядя ей в лицо, я запускаю руку между ее ног и раздвигаю мыльными пальцами ее складки. Когда она ахает, я спрашиваю:
– Настолько дико, что ты хочешь все прекратить?
– Если ты это сделаешь, я тебя убью.
– Я так и думал. А теперь – молчи. Вылезь из своей головы. Пусть твое тело просто это прочувствует.
Я вожу большим пальцем вверх и вниз по ее клитору и целую ее. Она вздрагивает и впивается ногтями мне в грудь. Когда я пощипываю ее клитор двумя пальцами, она издает короткий, отчаянный горловой звук.
Как же мне хочется ее схватить, прижать к стенке душевой и отыметь. Жестко. Но мне как-то удается сдержаться, и вместо этого я смываю шампунь с ее волос.
Когда я наконец вставлю в нее член, она должна быть настолько разгоряченной, чтобы кончить мгновенно, в яростных конвульсиях выкрикивая мое имя.
Невозможно предсказать, насколько быстро она решит, что наша грязная игра зашла слишком далеко, и замкнется навсегда.
Я беру кусок мыла, разворачиваю ее, прижимаю спиной к себе и начинаю водить им по ее телу. Шее, груди, соскам, животу. Рукам, подмышкам, бедрам. Обняв ее за талию, я мылю ей задницу и целую в шею, и мну руками ее роскошную плоть. Слоан запрокидывает голову, которая падает мне на плечо, и медленно, прерывисто выдыхает.