Королевы и монстры. Шах

Наверное, моя улыбка сейчас очень печальна, потому что Ставрос сдвигает брови.

– Мой милый мальчик. Почему ты думаешь, что меня надо было спасать?

Он озлобленно цедит:

– Он забрал тебя. Он забрал тебя.

– Я знаю, что он сделал.

Его злость утихает. Глядя на меня умоляющими глазами, он сглатывает. Его кадык подпрыгивает.

– Я думал, если… Если ты… То, может быть, мы…

Я вздыхаю, поглаживая его по волосам.

– Ох, Стави…

Я успеваю произнести только это, прежде чем он снова прячет лицо у меня между ног.

– Ну же, – уговариваю его я, продолжая трепать по голове. – Вставай. Нам надо поговорить.

Его голос становится сердитым.

– Я не хочу говорить. Я знаю, что ты собираешься сказать.

– Стави…

– Нет!

Ненавижу, когда он такой – как капризный ребенок, у которого отняли любимую игрушку. А еще я ненавижу делать то единственное, что может его умаслить.

– Если будешь хорошим мальчиком, я тебе разрешу.

Он замирает и почти пищит в ответ:

– Правда?

– Да. Поднимайся.

Одним махом разогнув свои длинные конечности, он выпрямляется и смотрит на меня. В его взгляде я чувствую зов сердца.

Хотя нет, не сердца. Орган, который взывает ко мне через его глаза, располагается сильно южнее.

Я указываю на ближайшее кресло.

– Садись.

Он без колебаний подчиняется. Я присаживаюсь напротив, в еще одно кремовое кожаное капитанское кресло. Двигатели самолета с ревом заводятся.

– Пристегнись.

Он застегивает ремень безопасности и смотрит на меня, не переставая ерзать.

– Скажи мне, что ты ему пообещал.

– Я не могу.

– Когда Кейдж узнает, только я смогу тебе помочь.

– Он не узнает.

Он с тоской и желанием смотрит на мои туфли. Я с трудом сдерживаю раздраженный вздох.

– Стави, посмотри на меня.

Только через пару секунд ему удается оторвать взгляд от моих ног.

Я придаю своему выражению и тону максимальную суровость.

– Рассказывай.

Он лихорадочно облизывает губы.

– Я… Я…

Он замолкает, но потом на одном дыхании выпаливает:

– Я пообещал ему надевать прослушку при каждой встрече с Казимиром, а еще дал доступ к моему телефону и почте, чтобы он мог следить за нашим общением.

Я в таком шоке, что на целую минуту лишаюсь дара речи.

В образовавшемся антракте Ставрос начинает лебезить:

– Извини, извини, извини меня, я знаю, что я не должен был, я так волновался за тебя, а он сказал, что не отпустит тебя, пока мы не заключим сделку, так что мне пришлось, пришлось!

Я поднимаю руку, чтобы прервать поток его слов. Ставрос замолкает, тяжело дыша и вцепившись побелевшими пальцами в подлокотник кресла.

Прослушка. Сделка. Эти две формулировки привлекают мое внимание, как мигающие неоновые вывески. Они звучат очень официально. Такими понятиями обычно пользуются юристы. Или полиция.

А потом до меня доходит еще одна вещь. Я с испугом смотрю на ткань белой рубашки Ставроса.

Он качает головой.

Удостоверившись, что меня не записывают, я расслабленно откидываюсь в кресле и испускаю тяжелый вздох. Я задумываюсь, стоит ли сказать Ставросу о том, что Деклан отпустил бы меня и без его помощи, но решаю смолчать. Чем меньше мы будем о нем говорить, тем лучше.

К тому же Ставрос снова отвлекся на мои ноги.

Я скидываю туфлю, поднимаю ее и подаю ему. А потом запираюсь в уборной, чтобы не слушать его пыхтения и стоны, пока Ставрос удовлетворяет себя, уткнувшись носом в мою туфлю.

Не торопясь справляю свои нужды, мою руки и плещу водой себе в лицо. Когда через десять минут я выхожу из уборной, то вижу прилепившегося к иллюминатору Ставроса с выпученными глазами и побелевшим лицом. Его испуганный взгляд прикован к чему-то на взлетной полосе.

– Что случилось?

– Это он, – говорит он сдавленным голосом. – Ирландец!

Мое сердце подпрыгивает в груди. Я подбегаю к ближайшему окну и смотрю наружу. Да, это совершенно точно Деклан. Он стоит на асфальте перед носом самолета.

На плечо у него закинут гранатомет.

– Он сейчас нас убьет! – вскрикивает Ставрос.

– Нет, не убьет. Он просто любит эффектные появления. Скажи пилотам вырубить двигатели.

Пока задыхающийся от страха Ставрос пробирается через проход к кабине, мобильный телефон, который дал мне Деклан, начинает вибрировать. Я отворачиваюсь от окна и достаю его из заднего кармана джинсов. Хотя у меня, возможно, сердечный приступ, я стараюсь изобразить максимально скучающий тон.

– «Пицца у Джино», я вас слушаю.

С другого конца провода до меня доносится рык разъяренного гризли.

– Да, ты сейчас меня послушаешь! Вытаскивай свою задницу с чертова самолета, пока я твоего хахаля в клочки не разорвал!

– Никто больше не говорит «в клочки», гангстер. Если ты вдруг не в курсе, сейчас двадцать первый век.

– У тебя пять секунд. Четыре. Три.

– Извини, с какой из личностей я сейчас разговариваю? Потому что это точно не та, с которой я прощалась полчаса назад.

– Полчаса назад я не знал, что ты не беременна.

Я на секунду замолкаю.

– Ты звонил доктору?

– Я звонил доктору. Я понял, что дело нечисто, когда ты назвала меня слепым. А еще у тебя не такой большой талант делать лицо кирпичом, как ты думаешь.

– И что это значит?

– Ты расстроилась, когда я тебя отпустил.

– Ты что, под кайфом?

– Наверное, раз вернулся за тобой. А теперь спускайся с чертова самолета, пока я окончательно не вышел из себя и не натворил такого, о чем потом пожалею.

Не могу пошевелиться, руки трясутся, все тело дрожит, а сердце пытается выскочить из груди. Я не знаю, говорит во мне гнев или адреналин, или какой-то больной восторг, но уверена, что сейчас точно не намерена выполнять его дурацкие указания.

Так что я холодно и категорически заявляю ему:

– Нет.

Бросаю трубку. А потом иду к окну и показываю ему средний палец.

Даже с такого далекого расстояния я вижу ярость в его глазах. Вокруг его головы пылает алый ореол.

Уверена, вокруг моей – тоже.