Королевы и монстры. Шах

Он застегивает наручник на втором запястье и обхватывает металл пальцами, так что теперь я скована не только наручниками, но и его крепкими руками.

Изо всех сил стараясь выдерживать спокойную интонацию, я тихо произношу:

– Никогда не видела тебя таким довольным, гангстер.

– А я никогда не видел тебя такой нервной. Что за ужасные вещи, по-твоему, я могу с тобой сотворить?

Он пытается запугать меня. Я отказываюсь удовлетворять его ответом и сохраняю молчание.

Он притягивает меня ближе, берет в кулак мои волосы и шепчет на ухо хриплым голосом:

– Что бы это ни было, ты права.

Сердце, поспокойнее. Сейчас не время взрываться. Это и к вам относится, яичники.

– Находиться рядом с тобой уже достаточно ужасно.

Он вдыхает запах моей шеи, и по моей спине спускаются волны трепета.

– Почему ты не сказала мне о других анализах?

– Я была слишком озабочена мыслями о том, в порядке ли ты. Что, как выяснилось, было глупо с моей стороны. Предельно глупо. И вообще самой большой глупостью в мире.

– И почему тебя это так заботило, тигрица? Скажи правду.

Господи, какой у него горячий голос. И горячее тело. И воздух горит, и моя кожа, и мои трусики. У меня между ног такой пожар, что смог бы превратить все восточное побережье в груду тлеющих головешек.

Я сипло отвечаю:

– Потому что я ненавижу тебя и хочу быть в курсе, когда тебе наконец выстрелит в сердце один из твоих врагов.

– Но это уже произошло, подруга, – шепчет он, и я чувствую движение его губ на своей коже. – Уже произошло.

Он запрокидывает мою голову и целует меня.

И все. Я пропала.

С меня спадает весь боевой запал. Воля к сопротивлению испаряется как по щелчку пальцев. Я оседаю в его руках и позволяю ему крепче впиться в мой рот, не обращая внимания ни на вырывающиеся у меня слабые стоны удовольствия, ни на то, что Киран смотрит, и ни на что на свете.

Я просто сдаюсь.

Его поцелую.

Его губам.

Ему.

Когда поцелуй наконец прерывается, и я возвращаюсь из открытого космоса, я сижу у него на коленях, свернувшись как котенок, одна моя нога закинута на его мощное бедро, а скованные руки обвивают его широкие плечи. А его сильные руки держат меня как в тисках.

Я задыхаюсь. Дрожу. Никогда не чувствовала себя настолько живой.

– Какая чертовски милая, – говорит он, прерывисто дыша. – Я хочу еще. Побудь для меня милой.

Я шепчу:

– Хорошо.

Он снова набрасывается на мой рот. Я куда-то проваливаюсь, а потом проваливаюсь еще глубже, пока окончательно не исчезаю во тьме, лениво дрейфуя по потрясающе жарким волнам, вязким и сладким, как сахарная вата. Он стонет, не отрываясь от моих губ, и я дрожу.

Он берет меня за подбородок и прикусывает губу. Когда я вздрагиваю, он проводит рукой по моей шее. Его огромная ладонь почти полностью захватывает ее.

Я вроде бы ахаю. И вроде бы рычу или ерзаю в его руках. Не знаю, что я делаю, но от этого он распаляется еще сильнее и становится более жадным и в десять раз более настойчивым.

– Посмотри на меня.

Мои веки поднимаются. Он смотрит на меня огненным взглядом.

– Ты моя пленница.

Я киваю, и у меня кружится голова. Он чего-то хочет, но я не понимаю чего. Я не в состоянии думать. Я едва могу даже дышать. По моим венам будто растекается «Ред Булл» с героином.

– Ты останешься со мной. И в этот раз будешь делать то, что я скажу. Будешь хорошей. Послушной.

Я только улыбаюсь в ответ. Мне нравится, когда он заблуждается.

– Скажи да.

– Да. Только сегодня.

– О будущем потом поговорим. Почему на тебе только одна туфля?

– Долгая история.

Его рот снова находит мой, исследует его, рыскает по нему, требует ответа. Он целует меня так, будто приговорен к смерти, а я – его последняя трапеза. Меня еще никогда так не смаковали. Так не пожирали.

И я никогда так не возбуждалась. Мне кажется, стоит ему сейчас дыхнуть на мой сосок, и я кончу.

Но он даже близко не подбирается к моей груди. Он просто целует меня, снова и снова, всю дорогу до города. Время от времени он останавливается и бормочет мне что-то на гэльском – прямо в ухо, чтобы только я услышала. К тому моменту, когда мы останавливаемся на подземной парковке его дома, я уже с ума схожу от желания.

На время поездки на лифте до верхнего этажа меня снова закидывают на плечо.

Если бы любой другой мужчина обращался со мной как с багажом, я бы взбесилась. Для меня такое неприемлемо. Я бы заехала ему по лицу и заставила лизать мне ноги.

Но есть что-то невероятно сексуальное в том, как огромные руки Деклана по-хозяйски сжимают мои бедра и с какой легкостью он поднимает мое тело в воздух, и как он каждый раз хватает меня, даже не спрашивая разрешения. Как будто с какого-то момента он стал полностью распоряжаться ситуацией, и ему все равно, нравится мне это или нет.

И, – да поможет мне Бог, – мне это нравится.

Очень.

Двери лифта открываются. Деклан вносит меня к себе домой. Автоматически включаются лампы, освещая наш путь по коридору в хозяйскую спальню. Никто из нас не произносит ни слова.

Он кидает меня на кровать. Я падаю на спину, слегка подпрыгиваю, и у меня перехватывает дух. Я смотрю на него распахнутыми глазами, мой пульс разгоняется до предела, а руки по-прежнему скованы над головой.

Он смотрит на меня сверху вниз из-под полуопущенных век, крепко сжав челюсти и медленно развязывая галстук.

– Тебе нужно поесть. И в душ.

Мне требуется какое-то время, чтобы выровнять дыхание.

– Я не это ожидала услышать.

– Я собираюсь помыть тебя. Потом накормить. Потом трахнуть тебя. В таком порядке. Нет, молчи. Никаких разговоров.

Я, дрожа, смотрю на него и прикусываю губу. Он улыбается.

Сначала он скидывает галстук на пол. Потом сбрасывает пиджак и швыряет его рядом. Затем расстегивает строгую белую рубашку: его сильные пальцы ловко управляются с пуговицами, пока он не доходит до последней. Потом стягивает рубашку и встает передо мной, сжав ее в руке, пока я безуспешно пытаюсь вдохнуть.

Этот мужчина – произведение искусства.

До чертиков сексуальное, татуированное, мускулистое произведение искусства.