Королевы и монстры. Яд

А у нее есть яйца, у этой девчонки. Неудивительно, что они с Нат друзья.

Я киваю, показывая, что понимаю. А потом разворачиваюсь и возвращаюсь обратно к коридору.

Напротив уборных есть выход на улицу. Он ведет в патио, где сейчас нет ничего, кроме кучки сухих листьев на тонком слое снега. Выбравшись в патио, я обегаю ресторан кругом, вхожу через заднюю дверь на кухню и подношу палец к губам, чтобы трое оставшихся перепуганных сотрудников, забившихся под разделочный стол из нержавейки, не шумели.

Одна из них сжимает цепочку с крестиком. Все они смотрят на меня круглыми, полными ужаса глазами.

Я прохожу мимо и останавливаюсь у кухонных дверей. В них есть круглые окошки на уровне глаз, чтобы официанты с блюдами могли проверить, не налетят ли на кого. Я прижимаюсь спиной к стене и изучаю зал.

Два ирландца стоят на корточках прямо у дверей.

От обеденного зала их скрывает небольшая стена, опоясывающая его по всему периметру. Сверху она украшена дюжиной искусственных елочек. Ирландцы крепко держат пистолеты и горячо обсуждают, что делать дальше, шипя друг на друга на гэльском.

Я потратил какое-то время на изучение языка, так что понимаю, что они солдаты невысокого ранга и не привыкли принимать решения. Надо, чтобы кто-то решил вместо них, и сделать это придется мне.

Я толкаю дверь, направляю пистолет на ближайшего и тихо шепчу:

– Эй!

Он резко разворачивается с совершенно ошалелым видом, пытаясь направить пистолет на меня. Моя пуля попадает ему прямо промеж глаз.

Через долю секунды его напарник тоже поворачивается ко мне лицом, и я успеваю выстрелить ему в грудь.

Никогда не бью в спину. Это неспортивно.

Затем я бегу через весь зал, улавливая приближающийся вой сирен. Когда я добираюсь до Слоан и Ставроса, они уже стоят на ногах.

– Ты в порядке?

Слоан кивает. Она потеряла свои красные туфли, но в остальном ничуть не пострадала.

– Где Нат?

– В безопасности. – Я поворачиваюсь к Ставросу: – Убирайтесь отсюда. Никому ни слова. Ты меня сегодня не видел. Понял?

Он коротко кивает.

– Будь на связи: обсудим потом, что за хрень тут произошла и как ты мне это возместишь. А теперь идите.

Он тянет Слоан за руку в сторону выхода.

Я возвращаюсь в комнату отдыха для персонала и обнаруживаю там Нат, которая мечется из стороны в сторону и заламывает руки. Стоит ей увидеть меня, у нее вырывается:

– Слава богу!

Она рада, что я жив.

Можно было бы подумать, что разлившееся в моей груди теплое чувство – это счастье, но я не настолько наивен. Способность ощущать эту конкретную эмоцию мне недоступна уже очень давно.

– Быстрее. Надо уходить.

Я хватаю Натали и увожу из комнаты. Она следует за мной без возражений, цепляясь за мою руку и прибавляя шаг. Мы выходим через заднюю дверь и садимся в мой внедорожник ровно в тот момент, когда из-за холма появляются полицейские машины, несущиеся в ресторан.

Если повезет, они не заметят, как мы уезжаем. Если повезет еще больше, в ресторане не окажется камер внутреннего наблюдения. А если сойдутся все звезды и нам будут благоволить все боги, ни один из свидетелей не сможет дать четкого описания кого-то из нас полиции.

Но у меня дурные предчувствия по поводу той испуганной работницы кухни, которая сжимала крестик. Думаю, мое лицо навсегда осталось выжженным в ее душе.

16 Нат

Кейдж ведет машину молча – руки уверенно держат руль, поза расслабленная, вид спокойный. Очевидно, крыша сейчас едет только у меня.

Я не могу отдышаться, но слова все равно льются бессвязным потоком:

– Что случилась? Почему началась стрельба?

– Пока не знаю. Скоро выясню.

– А Слоан?

– Она в порядке. Ставрос ее защитит даже ценой собственной жизни.

Кейдж мрачно посмеивается.

– Что смешного?

Он поглядывает на меня.

– Ставрос знает: если на ней появится хоть одна царапина, платить придется ему и его семье.

– Это значит… ты их убьешь?

– Да. И очень неприятным способом.

Лучше бы мое сердце сейчас успокоилось. Невероятно сложно сосредоточиться, когда пытаешься не заработать инфаркт.

Кейдж изучает мое лицо, а потом снова смотрит на дорогу.

– Медленно глубоко вдохни.

– Зачем?

– У тебя гипервентиляция.

Он прав, так и есть. Я дышу как мопс-астматик. Откинувшись в кресле, я закрываю глаза и пытаюсь собраться.

Это не работает.

– Полиция…

– Не говори с ними. Закон не обязывает тебя общаться с ними – неважно, чем они угрожают. У тебя есть конституционное право хранить молчание, даже если ты арестована или в тюрьме.

В панике я чуть не взвизгиваю:

– В тюрьме?

– Просто пример. Тебя не арестуют. Ты ни в чем не виновата. Главное, если они с тобой свяжутся, что далеко не факт, отказывайся говорить. Тебя не могут заставить.

Я шумно вдыхаю через нос.

Кейдж понижает голос.

– И тем более не говори им про меня.

На секунду я холодею, но потом взрываюсь от возмущения.

– Думаешь, я собираюсь сдать тебя полиции?!

– Нет. Просто хочу сказать, что ты станешь объектом пристального внимания, если там узнают про нас. За тобой начнут круглосуточно следить. В доме поставят жучки. Телефонные звонки станут записывать. Они будут рыться в твоей почте, в истории браузера, в мусорном баке. Твоя жизнь изменится навсегда.

Я пялюсь на него с отвисшей челюстью, пока мы, набирая скорость, летим сквозь ночь.

Он мягко спрашивает:

– Почему, по-твоему, я исчез на столько месяцев?

– Но ты вернулся.

– Просто я эгоистичный мудак.

– Так каков твой план на эти отношения? Мы будем постоянно скрываться под покровом ночи? Притворяться, что не знаем друг друга, но при этом встречаться тайно?

– В общем… да.

А вот теперь я действительно рассержена. У меня так горят щеки, что в салоне становится теплее.

– И вот этого я, по-твоему, заслуживаю? – злобно спрашиваю я. – Быть твоей неоплачиваемой девочкой по вызову?

– Нет, – отрезает Кейдж. – И если у тебя остался хоть какой-то здравый смысл, то ты должна прогнать меня на хрен и никогда со мной больше не видеться.

Побагровев от ярости, я впиваюсь в него взглядом.

– Должна.

– Да. Должна.

Черт. Невозможно спорить с тем, кто с тобой согласен.

Он поворачивает на слишком большой скорости. Машину заносит, шины визжат. Я ни на секунду не отрываюсь от его лица.