Королевы и монстры. Яд

– Рано или поздно смерть настигает нас всех.

– Это служило мотивацией вести осмысленную жизнь. А еще дало стимул мощному художественному направлению, расцвет которого пришелся на шестнадцатый век.

Все взгляды сразу обращаются ко мне.

Я сглатываю. В горле пересохло, как в безжизненной пустыне. Все мое тело превратилось в одну большую скульптуру на сюжет memento mori, ведь теперь я знаю, кто такой Кейдж. Что он такое.

– Черепа, гниющая еда, увядающие цветы, мыльные пузыри, песочные часы, тающие свечи… Все эти символы в memento mori призваны показывать быстротечность жизни.

Я поднимаю глаза на Кейджа. Мой голос лишь слегка дрожит.

– Все те же символы набиты у тебя на теле.

Он смотрит на меня мягким взглядом и таким же мягким голосом отвечает:

– Да, среди прочего.

Другие я тоже видела. Когда подсматривала через окно гостиной, как он избивает боксерскую грушу.

– Еще эти звезды у тебя на плечах. Что они значат?

– Высокий ранг.

– В мафии, – шепчу я.

Он даже бровью не ведет.

– Да.

О господи. Это правда моя жизнь?

Заинтересовавшись, но ни чуточки не удивившись такому нестандартному развитию событий, Слоан продолжает покручивать кольцо Кейджа между пальцами.

– И чем мафия занимается на озере Тахо? Катается на снегоходах?

Кейдж мгновенно отвечает:

– Азартные игры. Снимаем сливки со всех казино отсюда до Рино. Принимаем нелегальные ставки, организовываем игры. – С еле уловимой убийственной улыбкой он поглядывает на Ставроса. – Правильно?

Ставрос весь съеживается на своем стуле с таким видом, будто хотел бы сейчас быть где угодно, но не здесь.

– Только онлайн.

Когда Кейдж приподнимает бровь, Ставрос прочищает горло и поправляет галстук.

– Моя компания занимается программным обеспечением.

– А.

Кейдж больше ничего не добавляет, но продолжает с вызовом смотреть на Ставроса, так что тот упирается взглядом в стол и шепчет:

– Мы будем рады выплатить Максиму любую сумму, которую он посчитает необходимой, чтобы продолжить свою деятельность.

– И неустойку тоже.

У Ставроса гуляют желваки.

– Конечно.

– Замечательно, – вставляю я. – Рада, что мы все уладили. Пожалуйста, извините меня на минутку.

Я отталкиваю стул и шагаю в сторону выхода из ресторана с полыхающими щеками и бешено колотящимся сердцем. Я не совсем понимаю, куда иду, но мне просто нужно было выбраться из-за стола.

Я знала! Знала, что он опасен. С того самого момента, как увидела его. Но вот вопрос: почему я не убежала?

У стойки хостес я резко разворачиваюсь направо, в сторону туалетов. Длинный коридор ведет меня через две двери и заканчивается третьей, которую я тоже толкаю.

За ней оказывается комната отдыха для сотрудников. В центре стоит квадратный стол с несколькими стульями. У одной стены – стеллаж с металлическими шкафчиками. На другой висит телевизор. Кроме меня, здесь никого нет.

Прежде чем я успеваю рухнуть на один из стульев, дверь с грохотом распахивает Кейдж.

– Стоп, – твердо говорю я, грозя ему пальцем, когда он пытается приблизиться. – Стой, где стоишь. Ни шагу больше.

Он игнорирует меня и подходит ближе.

– Я серьезно, Кейдж! Или правильно Казимир? Я сейчас не хочу с тобой разговаривать!

В ответ он рычит:

– Я не говорить пришел, – и хватает меня.

Мой удивленный вскрик прерывается яростным, настойчивым поцелуем.

Кейдж запрокидывает мне голову, сжимает мои волосы в кулаке и истязает мой рот, пока у меня не кончается воздух в легких. Одну руку он заламывает мне за спину, крепко зафиксировав запястье, но другой я толкаю его в грудь.

Бесполезно. Этот мужчина слишком силен.

Он целует меня, пока я не издаю какой-то слабый, жалобный горловой звук. Тогда Кейдж отстраняется, дыша так же тяжело, как и я.

– Ты знала, что я не мальчик из хора, – выпаливает он.

– Если думаешь так заговорить мне зубы, подумай еще.

– Я тебя предупреждал.

– Но не говорил, что ты босс мафии!

– Не я. – Он делает паузу. – Босс в тюрьме. Я временный заместитель.

– Господи!

– Никто не идеален.

Я ядовито посмеиваюсь.

– Серьезно? Это твой аргумент, почему я должна продолжать с тобой встречаться?

Глаза Кейджа пылают. В его взгляде появляется что-то опасное. Что-то животное.

Я никогда не видела его более привлекательным.

Он рычит:

– Нет. Вот мой аргумент.

Он снова меня целует – так жадно, что я выгибаюсь дугой.

Частичка меня хочет это прекратить. Хочет прикусить ему язык, велеть ему проваливать в ту темную дыру, из которой он вылез, и навсегда оставить меня в покое.

Но другая часть меня – ее гораздо больше и, очевидно, она глупее – хочет взять все, что он может предложить, и ни секунды больше не думать ни о какой посторонней фигне.

Очень сильно осложняет дело то, что у меня давно не было секса. Кажется, моя печальная и одинокая вагина взяла в заложники все остальное тело.

Кейдж прижимает меня к стене. Его рот горяч и требователен. Его большие руки блуждают по моему телу – сжимают и ласкают, заявляют свои права.

Мои руки ложатся на его широкие плечи. Я целую его в ответ – так же отчаянно, как и он меня: в эту секунду вся неопределенность уходит на второй план. Чистое удовольствие от ощущения его вкуса на губах и его тела рядом с моим внезапно становится важнее всего остального. Буду ненавидеть его потом. А сейчас я хочу потерять голову.

Вот из-за такого – такого – влюбленные люди и совершают глупости. Это чувство эйфории, это разгоняющее пульс, распаляющее плоть, оголяющее душу чувство полной, бьющей через край жизни. Удовольствие, которое начинается как боль, а потом взрывается тысячью фейерверков от одного простого прикосновения. Это нутряное, пробирающее до костей ощущение, что, несмотря на неправильность происходящего, все именно так, как должно быть.

Кейдж запускает руку мне под платье, и она проскальзывает между моих ног.