Коронованный наемник
Шрифт:
– Я спущусь, – ответил он, – тебе откроют первые ворота, когда я выйду за вторые. Мы встретимся на мосту надо рвом. Ты должен быть один и безоружен! Я тоже выйду без меча!
– Согласен! – прозвучал короткий ответ.
Десять минут спустя перед Сарном распахнулись створки ворот. Он оставил меч в руках Эртуила, стоявшего у самого столба и глядящего на командира с молчаливым неодобрением, и вышел на мост. Ворота захлопнулись за ним, лязгнули засовы, и наружные ворота заскрежетали, раскрываясь. Факел выхватил из темноты могучую фигуру орка. Тот тоже шагнул на старинные доски моста, и створки сомкнулись позади него. Несколько секунд враги молча смотрели друг на друга, как волки, встретившиеся в чаще и оценивающие опасность. Потом Сармагат зашагал
– О Эру, – выдохнул он, – Камрин!
Секунду помолчав, он вскинул глаза:
– Кто? – сухо отсек он.
– Я, – так же коротко ответил Сармагат, – я сам подстрелил ее по ошибке, приняв за другого.
Сарн набрал воздуха, чтоб что-то сказать, но орк покачал головой:
– Я знаю, она доверяла тебе, раз ты знаешь ее имя и все еще жив. Мне сейчас не до тайн, эльф. Камрин еще жива, но не в человеческих силах ее спасти. Я пришел предложить тебе соглашение.
Орк сделал паузу, а потом раздельно произнес, глядя Сарну в глаза:
– У тебя есть целители. Спаси ее. И в тот момент, что я снова увижу ее на ногах, я сниму осаду и уведу войско, не сделав ни единого выстрела. Клянусь тебе Черным Престолом.
Сарн не отвел взгляда:
– Как я могу доверять тебе?
– Она – твой заложник, – ровно отрезал Сармагат, – а у меня… у меня в мире нет жизни, дороже ее.
– Ты блефуешь, – спокойно ответил эльф, – ты знаешь, что я ни при каких обстоятельствах не смогу хладнокровно казнить девицу.
Сармагат устало вздохнул, словно с ним говорили о малозначащем вздоре:
– Это ты блефуешь, Сарн, ведь ты не сможешь просто дать ей умереть.
Лихолесец сжал губы, словно сглатывая брань, сдвинул брови:
– Ублюдок, – четко проговорил он. Потом протянул руки, – твоя правда, я не дам ей умереть. И не из-за твоих клятв. Я просто не могу загубить ее в угоду своему самолюбию.
Сармагат же передал Камрин на руки эльфу и кивнул, похоже, нимало не уязвленный.
– Я знаю. Но есть долги, которые надо платить. И я уплачу тебе этот, не сомневайся.
Сарн бережно принял хрупкое тело, отступил назад:
– Отворяй! – крикнул он, и за спиной Сармагата заскрипел засов. Орк уже приблизился к отворившимся створкам, когда эльф негромко окликнул его:
– Вождь! Я дам тебе знать к утру, удалось ли нам.
Сармагат едва заметно кивнул в ответ:
– Спасибо, Сарн.
====== Глава 36. Так правильно ======
Было холодно, холодно до того, что собственное тело казалось Камрин твердым куском прозрачного речного льда. Так холодно, что холод этот уже не причинял неудобства, став единственным возможным ощущением. Боль давно исчезла, и Камрин безмолвно растворялась в светлом и чистом холоде. Ей бесконечно давно не было так спокойно. Впервые за столько месяцев никто ничего не ожидал от нее. Не нужно было никуда спешить, никем прикидываться. И даже удара в спину уже не приходилось опасаться. Ведь она уже получила по заслугам за свое предательство.
Как хорошо было просто лежать в ледяном оцепенении, ни о чем не жалея, ничего не боясь. Тело словно уже не существовало, мысли текли ясно и безмятежно, наполняя душу воспоминаниями, сейчас походившими на яркие картинки в книге, знакомые во всех подробностях, милые сердцу, но не принадлежащие ей.
Откуда-то издалека выступало почти забытое лицо матери, ушедшей так давно, что Камрин помнила ее больше по рассказам брата. Отец в неизменной кольчуге седлает коня, и солнце играет на серебряном шитье его сюрко…
Йолаф, юный, ослепительно красивый в парадном мундире, опускается на колено, и старый комендант касается его плеча мечом. А Камрин переполняет детская гордость, что теперь ее брат – настоящий рыцарь, и все подружки обзавидуются, и даже хрупкая недотрога-Эрсилия,
стоящая около нарядной, словно кукла, княгини Хельги на украшенном флагами балконе, похоже, глупо зарделась, неотрывно глядя на коленопреклоненного гвардейца…А вот снова Эрсилия, уже немного повзрослевшая, отводит глаза, комкая рукав блио, и протягивает ей письмо, а Камрин ухмыляется: «для братца моего, что ли?», этой фальшивой насмешкой пряча растерянность и странный трепетный восторг…
И снова княжна, мчащаяся на тонконогой буланой кобыле рядом с Камрин. Сзади волной налетают визгливые орочьи кличи, а она пришпоривает лошадь. Покрывало сорвалось, и кудрявая каштановая грива полощется по ветру, а в глазах ни тени страха…
Потом было больно и очень страшно. Были жесткие жилистые руки, сдергивающие Камрин с коня, побои, мускулистая спина варга, через которую ее перекинули, словно тушу после охоты. А потом появился он…
Он был огромен, необъятен в плечах. Изуродованное шрамом лицо, кривые клыки и проницательные глаза странного серо-лилового цвета. Он смотрел на нее с досадливым выражением охотника, вместо матерой чернобурки обнаружившего в норе тщедушного лисенка, с которым нечего делать, но рука не поднимается убить. Она дрожала, натягивая на колени грязный подол истерзанного платья, пытаясь не показать своего смятения и все же понимая, каким жалким и неприглядным подранком выглядит перед этим страшным, могучим существом. А он сорвал с ее головы разорванное кисейное покрывало, брезгливо поморщился, что-то пророкотал, и ей принесли плащ…
Странно, тот плащ показался ей каменно-тяжелым и жестким, как древесная кора. Но вскоре не было ничего удобней и легче, чем ее косматый орочий камзол и грубые сапоги. Смешно... А ее смышленый и верный Стриж? Когда Таргис впервые подвел его к ней, варг злобно оскалил влажные клыки и прижал уши к голове, сузив красноватые глаза. Как она испугалась, Эру помилуй… Лишь насмешливо-жалостливый взгляд варгера заставил ее упрямо стиснуть зубы и шагнуть к зверю… Она не успела даже перекинуть ногу через его могучий хребет, как варг с глухим рыком отшвырнул ее на усыпанную прелой хвоей землю. Умирая от унижения, она медленно поднималась на ноги, сдерживая слезы от режущей боли в лодыжке, когда когтистые руки вздернули ее с земли и усадили на поваленный ствол, и Сармагат остервенело рявкнул:
– Безголовая девица!!!
Она отчаянным усилием подавила желание втянуть голову в плечи, а он с размаху ударил кулаком в бревно… и вдруг добавил тише, с грубоватой неловкостью:
– И не совестно так меня пугать! Тебе больно, Тугхаш?
Она не знала тогда, что означает это имя…
…Горячий сгусток боли забился где-то внутри, протапливая в спасительном холодном панцире брешь, и Камрин беззвучно застонала. В эти воспоминания нельзя погружаться. Они всегда сводили на нет ее неколебимое самообладание, выдержку и умение не сожалеть о принятых решениях. Поначалу она так отчаянно пыталась поступать правильно… Правильно чувствовать, правильно рассуждать. А потом в замешательстве поняла, что есть какие-то разные, совершенно взаимоисключающие «правильно». Они обступали ее, загоняя в угол, требуя решений, сиюминутных и окончательных. И она решила. Решила, раз и навсегда запретив себе всякое самопожирание и дав себе клятву, что никогда и ни перед кем не станет оправдываться, полностью принимая ответственность за любые свои грехи. Это был долгий и ухабистый путь… Но он привел ее к тому долгожданному и страшному дню…
…Она с самого начала была уверена, что Валар на ее стороне. Слишком легко она сумела незамеченной проникнуть в штаб. Ее порядком напугал труп Манрока, зияющий разорванным горлом. Но она без труда догадалась, чья это работа и, превозмогая отвращение, оттащила тело подальше в темноту неиспользуемой части лабиринта, где за ненадобностью не было даже подфакельников. Оставалось надеяться, что его обнаружат не раньше, чем при полном обходе, а производить его ежедневно в отсутствие командира часовые едва ли будут с особым усердием.