Коронованный наемник
Шрифт:
– Березовый Мох… мундиры с чужого плеча, поди разбери, рыцарь али тать…
– Что безлепицу баешь… рыцаря и в исподнем от татя отличишь…
– Четыре холма… да не знаем мы никаких Рабов…
– Не знаешь – так и молчи, чего вылез деревню позорить?..
– Йолаф мою сестру с младенцем из хижины горящей вынес… на самом камзол затлел…
– Все с мечами были… откуда у лесных разбойников мечи?..
– Я сам в Зеленой Пасти был… Кабы не парни эти – там бы нам и лежать с эльфами вкупе…
К Элемиру тихо шагнул один из лихолесцев:
– Какого балрога происходит? – пробормотал он, – князь ведет себя так, словно не сидел, рыдая в подол, несколько месяцев.
Но десятник хмуро покачал головой:
– Я отлично их понимаю, друг. Мы действительно скоро уйдем, а у них нет другого правителя. Они боятся с ним ссориться, кто знает, что за перемены грянут в этой дыре после нашего ухода? Он ведь все равно пока князь, плох он или хорош. Безвластие здесь недопустимо, и им нужно сейчас хотя бы для вида подчиняться тому, кто представляет престол.
Эльф пробормотал что-то не особо поэтичное и отошел.
Элемир потерял счет показаниям. Его захлестнули воспоминания о том уродливом, тягостном суде в убогой деревушке в их первые дни после приезда в княжество. И он чувствовал – сейчас от него и его соратников действительно ничего не зависит. Эти люди должны сами вскрыть нарывы, давно зревшие в этом глухом, нелепом и жутком углу бескрайних лесов Северного Средиземья. Но где же Сарн?.. Где его носит, если даже рыцари рассчитывали застать его здесь?
Уже перевалило за полдень, когда последний свидетель сошел с галереи, и Элемир встрепенулся. Сейчас станет ясно, к чему привел этот странный суд…
Писарь подал князю мелко исписанный пергамент, и Иниваэль провозгласил:
– Двадцать две деревни оправдывают вас, дезертиры. Пять деревень и столица обвиняют. Итак, мое решение. Я продолжаю считать вас предателями и изменниками. Но мой народ решил вас помиловать. И потому я снимаю с вас обвинения в государственной измене, равно как и с прочей орды ваших подельников, все еще прячущихся по лесам. Я предоставляю вам право вернуться к службе и вновь принести присягу. Каждый, кто воспользуется этим правом, должен дать клятву нести свою службу со всей преданностью долгу и полным радением, поскольку отныне каждое, самое малое нарушение присяги будет сразу караться смертью в напоминание о вашем предательстве и в назидание другим. Все, кого не устраивают условия, должны покинуть Ирин-Таур в течение двух дней, по исходу которых будут объявлены вне закона и приговорены к смерти. Сей указ распространяется на всех, кроме одного, чья вина слишком глубока и премерзостна, а потому не может быть приравнена к вашей. Рыцарь Йолаф, сын Акселя, бывший заместитель коменданта гарнизона! Ты обвиняешься в злостном подстрекательстве, мятеже, злоумышлении против трона и династии, измене присяге и попрании законов княжества. Ты приговариваешься к позорной смерти через повешение. Приговор будет приведен в исполнение на рассвете. Увести арестанта!
Площадь взорвалась гулом голосов, по шеренгам рыцарей пронесся шквал яростного возмущения, кто-то уже бросился к оружию…
– Отставить! – вдруг оглушительно рявкнул Йолаф, и шум утих, словно задернули плотный занавес. Ренегат же отчеканил:
– Вы только что получили право покончить с участью изгоев и преступников и снова вернуться к семьям. Не смейте им пренебрегать. Я же сам отвечу за свои действия перед своей совестью.
Он повернулся к князю:
– Мой сюзерен. По закону княжества я имею право на последнее желание перед казнью. Я прошу вас, заклинаю всеми Валар, отпустите меня до рассвета. Мне необходимо сделать последнее, самое важное дело, ради которого я совершил все, что вы именуете моими злодеяниями. Отправьте со
мной отряд моих соратников или, если угодно, отряд эльфов. Я клянусь, что вернусь к рассвету и приму казнь, не дрогнув.Иниваэль оскалился:
– Отличный ход, парень. Сбежать, уведя с собой кучку мятежников, или вовсе просить убежища у короля Трандуила. Ты отчего-то всегда считал меня идиотом…
Йолаф повысил голос, лицо его пошло пятнами румянца:
– Мой князь, я умоляю вас! Хотя бы шесть часов, а потом казните меня ко всем балрогам, не дожидаясь утра! Я… я, наконец, нашел то, что мы так долго искали прошлой весной! Я смогу все исправить!!! А после этого сами распоряжайтесь мной, как вам будет угодно!!!
– Не смей!!! – остервенело завизжал князь, вдруг теряя самообладание, – не смей играть на этом ради своих поганых замыслов!!! Да покарают тебя Валар за твою отвратительную, беспринципную ложь!!! Увести!!!
Йолаф стиснул зубы и обернулся к своим конвоирам:
– Чего стоите, любезные? Выполнять!
Часовые дрогнули, вдруг отвесили поклон, крепко взяли арестанта за локти и увели. Князь глядел ему вслед, дрожа от злости, на челюстях взбухли желваки. Мерзавец даже в кандалах оставался хозяином положения…
Шагнув обратно к перилам галереи, он выкрикнул:
– Суд состоялся! Очистить площадь! Вечером состоится приведение к присяге! Ополченцам предоставляется право самолично и любыми методами подавлять все формы непотребства и беззакония, если таковые будут учинены прибывшими дезертирами! Каждый новый отряд дезертиров, приближающийся к столице, будет допущен в город лишь после их согласия на поставленные условия! Герольды, развесить копии указа у покинутых деревень и на крупных полянах в лесу! Казначей! К ночи подготовить для эльфов оговоренную плату!
С этими словами князь удалился с галереи, воинственно взмахнув плащом. Элемир поглядел ему вслед.
– Олух, – негромко проговорил рядом Эртуил, – он уже стравливает меж собой крестьян и рыцарей. Мир еще не достигнут, а он заранее выбивает из-под него опору. Законы он блюдет, как же… Знает просто, каналья, что без армии его не орки, так другой кто сожрет, вот и разыгрывает справедливого государя…
Элемир сплюнул и выругался.
В толпе ополченцев тоже бродили разговоры:
– И чего это князь, старая кочерыжка, раздухарился, не пойму, – Осберт хмуро нахлобучил шапку, – пока орки у стен стояли, так эльфы ему были хороши, а сам он где прятался – я по сей день не знаю. А сейчас, вишь, взыграла кровушка Бервирова.
– Молчи лучше, – проворчал кто-то в ответ, – кто их знает, вояк наших. Не было их, а тут явились. Ухо востро держать надо. Уйдут эльфы, и вот тут, почитай, самая потеха пойдет.
– Да пес с ним, с князем, был бы мир, – оборвал их третий, – а вот с Йолафом нехорошо вышло. Никогда я в его измену не верил, всегда знал, нечисто что-то с этим дезертирством. Ну, ей-Эру, это ж с какого топчана нужно рухнуть, чтоб вот так ни с того ни с сего уйти в лес шишки жрать и для чистого удовольствия с разбойниками молотиться? Темнит что-то князь, попомните мое слово, неспроста он так на Йолафа вызверился…
– Да будет вам, ну ровно как дети! – хихикнул кто-то еще, – княжна наша с Йолафом шашни затеяла, об этом еще три года назад шептались! Вот князь и лютует. Не по нему, видите ли, зять из военных. Ему короля подавай! Больно короли в наш угол частят… А по мне так чем Йолаф княжне не жених?
– Ну, вы того, балаболы, потише, – сумрачно ответил старческий голос, – не те времена настали, чтоб рты всуе разевать.
Под эти вкрадчивые пересуды площадь понемногу опустела, и над столицей повисла выжидательная тишина…