Коронованный наемник

– Недурно, – одобрительно кивнул Таргис и тоже вскинул лук. Но варги не отступали, то и дело высовываясь из кустарника вокруг поляны и постепенно сжимая кольцо. Эрсилия съежилась на плаще, ощетинилась и то и дело гортанно рычала – она явно была напугана.

Новый хищник решил перейти к более основательным действиям и ринулся из чащи на поляну, но Подкуп тут же рванулся наперерез. Варги сцепились и с приглушенным яростным воем покатились по земле.

– Каналья, – пробормотал Таргис, прицелился… И вдруг ослепительный свет ударил варгеру в лицо, на миг ошеломив. В облаках появился широкий разрыв, в который устремились яркие послеполуденные лучи холодного зимнего солнца, воды Хельги заискрились, и ветви деревьев засияли нетронутой белизной снежного покрова.

– Йолаф!!! – заорал варгер, утирая заслезившиеся глаза, – к Морготу зверюг!! Я справлюсь сам!!! Делай свое дело!!!

Но рыцаря не нужно было учить. Он не знал, надолго ли расчистился этот благословенный клочок голубого неба. Бросив оружие у самой воды, он подхватил на руки Эрсилию и рванулся к пологому краю водоема. От ледяной воды перехватило дыхание, но рыцарь шагал по пояс в воде туда, к самому роднику, широкой струей расплавленного серебра сиявшему в долгожданных лучах солнца. Позади него слышался звон тетивы, рычание и брань. Йолаф стиснул зубы, призывая Валар на помощь Таргису, оставшемуся один на один со смертельными врагами, и вступил под каскад холодной воды. Эрсилия остервенело завыла, забившись в его руках, но рыцарь крепче сжал ее в объятиях, спешно оживляя в памяти тысячу раз проговоренные мысленно слова. Вскинул голову к жгучим ледяным струям, задерживая дыхание, вызвал перед внутренним взором прежний образ княжны. Он был готов. Он знал, что будет готов в любой миг, когда бы он ни настал. До боли притиснув к себе рычащее чудовище, он начал:

– Стоя у последнего порога, избираю свой путь. В память Первых Преданных, во скорбь о Непрощенных, во славу Бескорыстных целителей я пришел к подножию Престола твоего, Владыка Мелькор. И сердце мое – открытая книга, и руки мои чисты, и тени сомнения я не ведаю. И тебя я, Владыка, бестрепетно призываю в свидетели, и лица своего я не прячу. Эрсилия, падчерица Мелькорова! В проклятии твоем я не отрекусь от тебя…

Оборотень взвыл, щелкая зубами, а потом сорвался на низкий свирепый рык, но Йолаф продолжал:

– …и коли отринешь свободу мою – приму оковы твои. И коли моим путем не пойдешь – твоим путем последую. И боль твоя – моя боль, и позор твой – мой позор…

Эрсилия билась, рыча и разбрызгивая кровавую пену. Извернулась, обдирая клыками кирасу, скользнула по пластинам и впилась клыками Йолафу в предплечье, а рыцарь, не запинаясь, все продолжал…

… Таргис отступал к источнику. Шесть трупов лежали на снегу среди разбросанных стрел, два варга надвигались на него из леса. Дзинь! Варг молниеносно уклонился. Хитрая тварь… Таргис вынул новую стрелу, перехватывая древко лука поудобней и чувствуя, что рука мокра от пота. Дзинь! Один из хищников зарычал, опадая на простреленную лапу. Окровавленный Хорек бросился на подранка и вцепился ему в горло. Еще один… А потом новые и новые… Таргис знал, что в лесу прячутся еще варги, ожидая, не справятся ли более храбрые соплеменники с опасной добычей. От источника доносился надрывный вой, рычание и прерывистый голос Йолафа, что читал заговор, борясь с сопротивляющимся оборотнем. Заговор был длинным… И Таргис знал, что должен продержаться любой ценой. Варг шел на него, приподнимая верхнюю губу, варгер видел, как вибрирует утробным рычанием темно-серое горло. Дзинь! Промах, и вот варг, словно волшебством возникший с другой стороны, снова идет на него. Ну же, ближе… Не такие уж вы быстрые… Однако Таргис знал, что звери умны. Видя стрелу, они почти всегда от нее успевают отшатнуться. В варга надо стрелять неожиданно…

И вдруг хищник потерял терпение и огромным прыжком ринулся на противника, обрушивая его на снег. Таргис выпустил лук, уворачиваясь от рвущихся к горлу клыков, выхватил клинок, погружая его в бок зверя. Тот взвыл, но Таргис знал, что рана не смертельна. И тут же от источника послышалось:

– Прими!!!

«Он успел…» – последнее, что подумал варгер, прежде чем у самого лица разверзлась жадная пасть.

Таргис давно забыл, когда принадлежал самому себе. Последние годы жизни он истово и преданно служил Сармагату, последние же дни посвятил несчастной княжне, совершенно не собираясь никому давать отчет о своем решении. Но даже в смерти его не собирались оставить в покое. Сквозь черноту небытия к щеке прильнула омерзительно холодная ладонь, и чей-то смутно знакомый голос тревожно окликнул:

– Таргис, дружище!

Варгер раздраженно поморщился, отстраняясь от ледяной руки, но его тут же бесцеремонно потрясли за плечо. Попытавшись открыть глаза, Таргис обнаружил, что в чертогах Мандоса светит скупое и неприютное солнце, а над ним склоняется стоящий на коленях насквозь мокрый Йолаф. Встряхнув головой, варгер приподнялся на локтях. Мысли путались, болела голова, но похоже, что насчет Мандоса он поспешил. В шаге от него лежал труп огромного варга, в боку которого все еще торчал его клинок, а у основания черепа – длинная стрела. С грехом пополам припомнив последние минуты боя, Таргис взволнованно подался к рыцарю:

– Э, вот балрог меня дери, что тут случилось-то, приятель? Где прочие варги? А ты…

– Чего только не случилось, – мягко перебил Йолаф, улыбаясь безмятежной улыбкой ничего более не боящегося человека, и помог Таргису сесть, подавая ему флягу. Эль окончательно вернул варгера к жизни, и тут он заметил, что у Йолафа глубоко прокушено предплечье, а на шее сочатся кровью несколько рваных царапин.

– Ты ранен, блаженный, – пробормотал он, протягивая флягу рыцарю и отчаянно собираясь с силами, чтоб задать какой-то еще не совсем ясный ему, но чрезвычайно важный вопрос.

– Пустяки, – Йолаф тоже отхлебнул из фляги и сияющими глазами посмотрел варгеру через плечо.

Таргис медленно обернулся и ощутил, как глупо и не по-мужски защипало в горле. У догорающего костра на расстеленном плаще лежал кто-то, укрытый тонким шерстяным пледом, под которым угадывались очертания тела, хрупкого, словно стебель цветка. Спутанные каштановые кудри скрывали лицо, а из-под пледа виднелась до прозрачности худая исцарапанная девичья рука…

====== Глава 42. Дорогая побрякушка ======

Сармагат последний раз провел тряпицей по клинку и придирчиво оглядел меч. У него водились весьма прилежные мастера, но свое личное оружие он всегда чистил сам, находя в этом монотонном занятии своеобразную отраду, поскольку оно очень способствовало душевному равновесию и долгим размышлениям.

Леголас, против ожидания, не проявлял никаких склонностей к непокорству, хотя вождь предполагал, что сразу после разговора с ним принц потребует свободы или как-то иначе будет выражать недовольство заточением. Но пленник безмятежно проспал до самого утра, а Лурбаг, принесший ему еду, доложил, что тот спокоен, задумчив и даже слегка рассеян. Что ж, Леголасу нужно было восстановить силы и поразмыслить, и это давало Сармагату время, чтобы решить его дальнейшую судьбу. А здесь, право, было над чем подумать…

Стук в дверь отвлек орка от этих неспешных мыслей, и на пороге появился один из караульных:

– Мой господин… Тут это… вас видеть желают… – пробубнил он с обычной для орка неуклюжестью, и вождь заметил, что часовой не насторожен. Видимо, явился разведчик. Всколыхнулась легкая досада – сейчас Сармагату намного более хотелось тишины, чем пустопорожних докладов. Но после недавних событий не стоило пренебрегать новостями…

– Желают – так проси, – спокойно ответил он. Караульный посторонился, пропуская кого-то в зал, и исчез. Сармагат поднял глаза… и в совершенно не свойственной себе манере выронил начищенный клинок, с грохотом грянувшийся о плиты пола. У двери в покрытом комьями снега плаще и подмокших сапогах стояла Тугхаш.

– Здравствуй, – мягко проговорила она, и вождь ощутил, как первое изумление вместе со всеми прочими закопошившимися было обрывками мыслей и вопросов исчезает, погребенное лавиной безудержного и неразбавленного счастья. Он вскочил на ноги, рванулся к девушке и сжал ее в объятиях. Он никогда не делал этого при их нечастых встречах, всегда помня о неуместности своих чувств и давно научившись не давать воли порывам, сохраняя маску сдержанного и сурового покровителя. Но, как ни прочна будет любая маска, ее тесемки все равно однажды перетираются от долгого использования. И Сармагат молча стоял, держа Тугхаш в тисках сильных рук, чувствуя запах влажного сукна и розового масла, а в опустевшей голове ровно и звонко билось оглушающее упоение свободой от давно опостылевшей маски. Он смутно заметил, как ее плечи напряглись, и уже знал, что сейчас она мягко и настойчиво вывернется из его объятий, как делала это и прежде в его редкие попытки на миг ощутить тепло и хрупкость ее стана. Но Тугхаш лишь медленно подняла руки и тоже охватила могучий торс орка.