Коронованный наемник
Шрифт:
– Я же не бесплатно прошу, дурень.
С этими словами он потянулся к борту камзола, словно собираясь вынуть кошель, а часовой надтреснуто рявкнул:
– Опустите руки! Не думайте, что я такой уж олух! Вы наверняка пытаетесь меня обмануть, у вас под камзолом метательный нож!
Йолаф одобрительно кивнул:
– Не так уж ты глуп, парень, молодчина. Но никакого ножа у меня нет, ваши волкодавы все у меня отняли. Однако если ты мне не доверяешь – тогда вот, – рыцарь встал, подошел к решетке и выставил правую руку, опершись локтем о крестовину прутьев, – у меня на запястье эльфийский браслет, наследство отцовское. Мне он уже ни к чему, а трястись
Юноша неуверенно облизнул губы. Эльфийские украшения стоили небывалых для его семьи денег… А что зазорного в том, чтоб принести арестанту выпить? Ему и так на рассвете умирать, не по-людски это, отказать человеку в последней радости. Да и предсмертный подарок самого главаря мятежников Йолафа сделает его героем полка еще на полгода…
Часовой решился и, положив руку на эфес меча, двинулся к решетке. Рыцарь все так же стоял, рассеянно глядя в противоположную стену и с машинальной брезгливостью отряхивая с мокрого камзола соломинки. Юноша подошел вплотную и осторожно попытался оттянуть рукав арестанта. Влажное сукно поддавалось плохо, караульный выпустил эфес и потянул двумя руками. На жилистом загорелом запястье мелькнула сияющая полоска серебра, и завороженный юнец нагнулся ближе, чтоб рассмотреть, где расстегивается украшение. Он не успел ничего сообразить, когда сильная рука рванулась вперед, охватила его за затылок и резко приложила лбом о решетку. Часовой обмяк и повалился на пол.
– Прости, парень, – пробормотал Йолаф, просовывая сквозь решетку обе руки и обшаривая карманы часового. Ключи нашлись быстро. Отперев замок, Йолаф вышел из камеры, нагнулся и пощупал пульс бесчувственного юноши. Тот бился ровно, и рыцарь перевел дух: он совсем не собирался убивать мальчугана. Наскоро разорвав собственный плащ, беглец связал караульного, не забыв о кляпе, сунул ключи обратно ему в карман и уже собрался было двинуться к лестнице, когда навстречу ему вниз по ступенькам устремились легкие шаги…
– Моргот, – пробормотал ренегат, перехватывая поудобней эфес отнятого у часового меча. Прятаться было негде, оставалось принять бой. А под аркой, куда уходила винтовая лестница, уже показались порядком обшарпанные высокие серые сапоги с затейливым тиснением по голенищу. Йолаф был опытен, а потому всегда предпочитал нападать первым, справедливо считая, что быть неучтивым лучше, чем убитым... И сейчас он, не раздумывая, ринулся навстречу спускавшемуся и сделал резкий выпад, рассчитывая обескуражить того и сразу перехватить инициативу. Но и незнакомец оказался не лыком шит. Он молниеносно уклонился в сторону, а в руке уже сам собою появился клинок.
Звонко встретилась закаленная сталь, и Йолаф оказался лицом к лицу с черноволосым эльфом в хорошо знакомом ему лихолесском камзоле. Противники замерли на секунду, и эльф ухмыльнулся:
– Вот морготова плешь… Я шел вас выручать, друг мой, а вы оказывается и сами уже о себе позаботились. Я Сарн, временный комендант Тон-Гарта.
Йолаф опустил меч, тоже криво усмехаясь:
– Вы меня до смерти напугали своим появлением, Сарн. Рад с вами познакомиться.
Крепко пожимая руку ренегата, лихолесец поглядел на часового.
– Жив, я полагаю? Его скоро сменят, и это нам не на пользу.
– Что вы предлагаете? – осведомился Йолаф, а эльф невозмутимо спрятал в ножны меч и начал развязывать шнуры камзола.
– Сейчас нам нужно только время. Чем позже вас хватятся и вышлют погоню – тем лучше. А посему раздевайтесь. Я
специально принес вам сухой плащ. В моем камзоле и плаще на вас не обратят внимания, а я пока что вас здесь подменю, чтоб новый часовой не поднял тревогу.– Он и не успеет, – мрачно заметил Йолаф, – тревогу поднимет этот мальчишка, которого я огрел о решетку.
– О нет, – усмехнулся Сарн, – я знаю этого паренька. Это Ольсен, у него четверо старших братьев и он страшно боится показаться несмышленышем. Он никогда не сознается, что его так просто обвел вокруг пальца арестант, тем более если он так и не сбежал.
Рыцарь, натягивая лихолесский камзол, с сомнением поглядел на часового:
– Вы уверены, что сумеете выдать себя за меня?
– Доверьтесь мне, – отрезал Сарн, – вот, возьмите.
С этими словами он протянул Йолафу кожаный чехол со свитком:
– Ваша невеста ждет вас. Ничего не спрашивайте, я знаю, о чем говорю. Она не одна, ее оберегают. Спешите, друг мой. Удачи вам.
– Спасибо, Сарн, – искренне проговорил рыцарь, снова пожимая узкую ладонь. Потом на миг замешкался и расстегнул серебряный браслет на запястье:
– Мне неловко перед ним, – пояснил он, опуская украшение в одну из связанных за спиной рук часового…
…По щеке хлопнула бесцеремонная перчатка, и Ольсен открыл глаза, ошалело глядя на склонившегося над ним сменного караульного. Мучительно болела голова, ныли плечи, а в памяти, мутной, словно перестоявшее вино, барахталось какое-то неприятное происшествие… Неприятное настолько, что Ольсен мучительно стиснул зубы, зная, что сейчас непременно вспомнит, и ему станет еще хуже. Но сменщик недоуменно рассматривал его лицо:
– Ты чего, дуралей, белены объелся? – последовал невразумительный вопрос, в котором, однако, звучало неподдельное беспокойство, – ты чего мешком валяешься? Эвон фонарь на лбу – хоть в дозор с ним ходи.
При этих словах застилавшая мысли пелена рассеялась, и Ольсен вспомнил, как глупо и опасно нагнулся прямо к руке осужденного. В желудке ощетинился ледяной ёж, и юноша взвился на ноги:
– Арестант!!! Арестант бежал!!!
Глаза сменщика окончательно округлились:
– Ты, ей-Эру, болен, парень! Да вот же он, спит себе, куда ему деваться-то? Ишь ты, крепок, каналья. Другой бы молился, буянил, да и плачут некоторые. А он как на родной перине почивает.
Совершенно сбитый с толку, Ольсен рванулся к камере и увидел узника, мирно спящего на соломе лицом к стене. Темно-синий камзол успел малость подсохнуть, спутанные черные волосы в беспорядке разметались по скудной подстилке. Юноша перевел дух, все еще не веря своей странной удаче. Потянулся потереть лоб и вдруг ощутил, что в кулаке что-то сжато. Обожженный нелепой догадкой, он повернулся к сменщику спиной и разжал кулак: на ладони лежал тонкий браслет бесподобной работы.
– Вот балрог… А вина-то я бедняге так и не принес … – виновато пробормотал Ольсен, пряча украшение в карман.
– Будет тебе под нос бубнить-то, чудак человек, – проворчал сменщик, устраиваясь на скамье и развязывая тряпицу с какой-то снедью, – ступай себе, проспись. А то уж вон, чего мерещится, Эру упаси…
Все еще размышляя о странном происшествии в карауле, Ольсен зашагал вверх по лестнице. Конечно, придет время, и юноша, набравшись опыта, станет искушенней и внимательней к мелочам. Но он все еще был молод и наивен, а потому не заметил, что на ногах узника черные ботфорты таинственным образом сменились на высокие серые сапоги…