Кровавый год

Императрица в черном сидела не шевелясь и смотрела только в одну точку за окном, не реагируя на близкие разрывы снарядов, раздававшиеся уже в Старом городе. Слышала ли она доклады генералов о ходе боев на городских стенах? Она будто погрузилась в нирвану, превратилась в камень, отрешилась от всего земного, безучастная, отстраненная, погруженная в свои черные мысли. Она стала такой, когда пришли известия из Тюрингии. Известие о пленении сына и соправителя отправило ее в глубокий нокаут, в состояние грогги. Ее не волновала потеря армии — сложно ли собрать новую? Угроза полной гибели дела всей ее жизни — вот, что не просто выбило ее из колеи, но сломило.

Она ошибалась. Набрать новую армию оказалось практически невозможно, между тем как требовалось начать беспокоиться о защите Вены. Из германских земель вырвалась только кавалерия — какой от нее прок на бастионах? Из Венгерского королевства не поступило ни единого рекрута — бои с казаками гетмана Овчинникова шли на подступах к Буде, мадьяры уже потеряли Словакию, Крайна и Хорватия с ее граничарскими полками волновались и не спешили идти спасать ни королевство, ни столицу Империи. Оставалась одна надежда — на зиму, которая перекроет проходы в Рудных горах, а еще — на то, что русские сперва займутся размещением огромной толпы пленных и окончательным захватом Саксонии.

Напрасные мечты! «Генерал вперед» снова всех поразил. Он оставил в Саксонии практически всю кавалерию — охранять военнопленных и разбираться с саксонцами (к слову, Лейпциг открыл ворота всего одному полку царских гвардейцев-шассеров). А сам со своей многочисленной пехотой рванул через Рудные горы. Зимой! Кто бы мог подумать?! Ему помогли преодолеть заснеженные перевалы предатели-гренгутеры из Саксонии и Моравии и прочая богемская сволочь. Не останавливаясь, не обращая внимания на Прагу, Суворов повел свои полки прямо на Вену. Местное чешское население встречало их хлебом и солью, немецкие бюргеры из городков поили пивом и селили на теплых квартирах. На острие атаки шли богемские полки генерала Мясникова, оставшегося на излечении в Саксонии. Их вел его заместитель Антонин Зайдель, безжалостный и кипящий от гнева, — он обещал выпустить кишки цесарцами за казнь своего сподвижника Нивлта.

Богемцы навели плашкоутный мост через Дунай, выше по течению, в двух милях от австрийской столицы, и держали его на протяжении суток, отразив множество атак хваленой имперской кавалерии. Суворов подошел со своими полками и артиллерией, переправился на другой берег и подступил к самым стенам Вены, к ее земляным батареями и фортам. Ни один австрийский генерал не догадался, что он разделил свои силы.

Венцы удивили. Эти вечные гедонисты, любители театрализованных представлений, музыки и уличных балаганов, поднялись как один на защиту любимого города, расхватали из Арсенала ружья, заняли позиции на бастионах и городских баррикадах и отбили два штурма отборной русской пехоты!

Никто и не понял, что это были отвлекающие нападения. Пока суворовцы атаковали со стороны Венского леса, с холмов, усеянных спящими виноградниками, польские и богемские полки навели понтонный мост через Дунай напротив Пратера, бывшего до 1766 года королевскими охотничьими угодьями, а ныне превращенного в общественный парк. Под прикрытием его деревьев они скрытно переправились. На острие атаки шла Подляшская дивизия Жолкевского — она рвалась мстить виновнику раздела Речи Посполитой. Именно ей выпало первой ворваться в Вену, и дни австрийской столицы и самой империи были сочтены. Еще шли бои на стенах внутреннего города, на уличных баррикадах, на рыночных площадях. Войска Суворова приближались к Хофбургу, подтягивая за собой артиллерию.

— Ваше Величество! — с неподдельным отчаянием в голосе воззвал к императрице граф Пальфе, один из немногих генералов, вырвавшихся из Тюрингии, и командующий силами обороны. — Мой штаб категорически настаивает, чтобы вы с дочерьми немедленно переместились в дворец Шёнбрунн и подумали о бегстве в Инсбрук!

— Мама! Очнись! Граф говорит дело! — взвизгнула красотка Мими, любимица Мария-Терезии, ныне супруга герцога Саксен-Тешенского и наместника Венгрии, Мария Кристина.

Вопль дочери привлек внимание императрицы. Она неожиданно для всех вскочила на ноги и схватила за руки двух других дочерей — изуродованную оспой Марию Елизавету и страдавшую пороком грудной клетки Марию Анну.

— Мы немедленно отправимся в Капуцинергруфт!

Дочери остолбенели. Первой очнулась Мими.

— Мама! Ты в своем уме?! Мало того, что ты там заразила оспой несчастную Марию Жозефу и она умерла накануне свадьбы…

Звонкая пощечина оборвала пылкую фразу герцогини.

— Я всегда тебе все прощала! Я даже поддалась на твои уговоры и выдала тебя за этого оборванца, твоего мужа, Но не смей распространять эту клевету! (3) Немедленно следуй за мной!

Она вцепилась в руку Мими и силой поволокла ее за собой, рявкнув на эрцгерцогинь, чтобы они поспешали. Обе были абатиссами, привыкли к послушанию и поэтому безоговорочно подчинились.

На площадь Нойер-маркт отправились пешком в окружении гвардейцев. Идти было недалеко, всего восемь минут. Монахи в бурых рясах распахнули двери, четыре женщины вошли, спустились без сопровождающих внутрь Императорской усыпальницы и прямиком отправились в склеп Марии-Терезии.

— Молитесь! — скорбным голосом объявила она. — Попрощайтесь со своим отцом.

Крипта была залита солнечным светом, играющим на мраморных завитушках — странное место как граница между миром живых и мертвых. Но девушки подчинились. Опустились на колени, их губы зашептали знакомые слова. Мими прикрыла глаза, настраиваясь на нужный лад. Когда открыла, увидела у себя под носом пузырек.

— Пей! — приказала мать. Глаза ее лихорадочно блестели.

— Что это? — дрожащим голосом спросила герцогиня.

— Яд!

Мими вздрогнула, попыталась отстраниться.

— Пей! Я приказываю!

— Но зачем, мама? — хором спросили все три дочери.

— Вы забыли, что царь обещал всех вас изнасиловать?! Вы ему не достанетесь! Я не позволю!

— Но, мама! — нервно закричала Мария Кристина. — Это пустая бравада! Петр обещал вырвать сердце брату, но Иосиф преотлично чувствует себя в Варшаве!

— Так и знала, что с тобой будут проблемы!

С неожиданной силой Мария-Терезия вцепилась в волосы все еще стоявшей на коленях дочери, запрокинула Мими голову и плеснула ей из флакончика в рот. Глаза несчастной закатились, она судорожно задышала.

— Теперь — вы! — не терпящим возражения тоном приказала императрица эрцгерцогиням.

Дочери, безвольные, ошеломленные, послушались. Каждая по очереди отпила из флакончика.

Когда Мария-Терезия убедилась, что у ее ног три бездыханных тела, она и сама приняла яд.

(1) Кондак кресту: «Вознесыйся на Крест волею, тезоименитому Твоему новому жительству, щедроты Твоя даруй, Христе Боже: возвесели силою Твоею БЛАГОВЕРНОГО ГОСУДАРЯ и Отца нашего, победы дая ЕМУ на супостаты, пособие Имущу Твое, оружие мира, непобедимую победу».

(2) По непонятной нам причине широко укоренилось мнение, что гранаты стали применяться в русской армии после большого перерыва только во время Крымской войны. Чушь. Их активно использовали на Кавказской войне при защите крепостей от горцев (Абинский форт, 1838 г.) и при штурме аулов. Но во время наполеоновских войн о них не было слышно.