Куда летит "Эскорт"

— Кварц что ли? Да ну?!

— Могу сделать химический анализ, но объект отделён от корабля изолирующим материалом, вам придётся либо его передвинуть, либо отделить небольшой образец и положить для контакта на незащищенную поверхность.

Старый следопыт, влюблённый в Байкал, Михалыч поглядел на породу с подозрением.

— Крошка отсутствует. Прочный. А ну-ка, богатырь наш Стёпка! Сможешь сдвинуть с места и не повредить?

Степан засомневался… Кристалл щетинился в его сторону тысячами пальцев, каждый из которых выглядел хрупким и нежным. Не клешнями Коршака такое двигать.

— Да, ты прав, — протянул Михалыч в ответ на виноватое молчание техника. — Лучше отщипнуть кусочек, чем разнести всю эту красотищу вдребезги.

Мужчины переглянулись. Работать с пластиком и с металлом было для них делом привычным, и они не боялись ничего, с чем могли справиться с помощью ножа, топора и такой-то матери, но под блеском стекла оробели оба…

Эх!

Степан решился и, протянув могучую пятерню к одному из ближайших кластеров, осторожно захватил искусственными пальцами продолговатый отросток. Мозг принял незнакомый импульс, возможно, поверхность была тёплой — к этим умным протезам и учёные годами привыкают, чего уж говорить о простых солдатах. Оставалось чуток надавить и услышать хруст. Ещё чуть-чуть. Не понял! Не размыкая пальцев, техник развернул голову к Михалычу и покачал головой: — Не ломается!

— Потяни на себя.

— Нне-ммогу…

Удивлённый Михалыч осторожно постучал по валуну гаечным ключом и грузовой отсек наполнился звоном. — Никакой это не кварц, — покачал головой механик. — Пилот, ты можешь отключить здесь гравитацию?

— Только централизованно по кораблю.

— Тогда отставить, — лицо механика выражало настоящую беспомощность. А кристалл всё звенел и звенел. Тогда мужчины задумались. Каждый по-своему. Михалыч посуровел, а Степан завёл в тон хрустальному звону свою любимую припевку: «Её примчит шестёрка белых лошадей».

На этот раз Пилот не промолчал: — Разрешите вас перебить, Стефан.

Коршак замолк, виновато пожимая плечами «вот и Пилота достал», но тишины не получилось. Звон кристалла само-организовался во вполне узнаваемую мелодию, ту самую, из американского фольклора и, надо сказать, стекляшка прекрасно справилась с воспроизведением не только начала, но и продолжения музыкальной фразы. Это что же выходит? Мелодия ей знакома?!

Глава 7. Контакт

— Ух ты! — в проходе показалась голова капитана. — Дискотека?

И действительно, на тот момент грузовой отсек больше всего походил на танц-пол, где по центру мерцал, отбрасывая блики на металлические стены, крутящийся хрустальный шар. Не совсем шар, и вовсе не крутящийся, но эффект светомузыки, тем не менее, достигался таинственным минералом весьма успешно — присутствующий у него внутри источник света определенно был подвижным.

Капитан не рассчитала перехода к силе тяжести точно так же, как Коршак, и шмякнулась об пол. У парня, видимо, из солидарности заныл нос. Правда, в отличие от техника, Чикита тут же отскочила вверх и восстановила равновесие. Вот даёт, эквилибристка! Нос ныть перестал.

Раечка, само собой, вплыла в отсек гораздо грациознее, без сюрпризов: — Что празднуем?

Михалыч покрутил в воздухе гаечным ключом и затянул с середины куплета застольный хит: «Хазбулат удалой, бедна сакля твоя…». Коршак поморщился. Он не был особенно музыкален и ценил вокальный авторитет начальника, но что б так фальшиво! То есть совершенно не в тон! Раиса же, ничуть не смущаясь, подстроилась к мужу дуэтом, а Чикита скривилась: — Кошелапы! Если вам не жалко наши уши, пожалейте хотя бы «Калинку-Малинку»…

Супруги переглянулись и замолчали.

— А что слышите вы, Стефан? — спросили динамики Пилота.

— Да собственно… кристалл подхватил мелодию, которую я напел, разве нет?

— Не совсем так. Ясно только одно: звуковой ряд, воспроизводимый этим кристаллическим образованием, все мы воспринимаем по-разному. Я принимаю двоичный код, и мне не нравится его действие на мои системы. Я теряю управление кораблём.

Степан вздрогнул и резко отдернул руку от непонятного объекта ещё несколько минут назад казавшегося ему безобидной горной стекляшкой. Тот, как по команде, перестал звенеть и поблёскивать.

Капитан подобралась: — Мы тормозим? Нас догоняют?

— Нет, капитан, — пилот отвечал медленно, будто взвешивая слова, — напротив, от наших преследователей мы оторвались, — и как только у Чикиты вырвался вздох облегчения: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!», огорошил команду кратким: — Бортовые системы «Эскорта» парализованы. Предположительно, перехватчиком ВКСМ.

Капитан взвилась: — Чёрт! Как же так?! Ты же говорил, что военные не держат форпостов на таком удалении от Земли!

Ответил пилот сразу, но не в тему: — Принимаю входящий звуковой сигнал. Капитан, вы предпочтёте отвечать из командного холла?

— Да какая разница! — сказано это было негромко, но для того, чтобы понять настроение Чикиты, не требовалось ни острого слуха, ни особой психологической подготовки. Она была взбешена. Их маленькие промежуточные победы оказались ничтожными вспышками неоправданной радости на фоне неведомой рядовому обывателю вездесущей мощи ВКСМ.

А по грузовому отсеку тем временем пролетели скрипы и вздохи: — Приём, приём, это станция Эф-два, мы вас держим.

Слышно было не очень хорошо, даже странно, как старое радио. Да и английским на флоте пользовались редко.

Коршак вытянулся по стойке смирно и перевёл Чиките: — Они нас держат, капитан.

— Не глухая. Прохор, мне куда отвечать?

— Нет предпочтений, капитан. Вы в эфире.

Чикита кивнула и отчеканила на ненавистном ей языке: — На связи капитан Ким, первая космическая научная экспедиция, грузовой транспорт. Объясните причину захвата.

Удивлённые глаза Коршака загорелись ярче веснушек.

— Что смотришь, — прошипела в его сторону Чикита, — двести тридцать восьмая средняя, Бруклин, авеню Пи.

— Да, мэм. Так точно, мэм.

— Никаких «мэм» на борту моего корабля. Язык общения — русский!

Эфир закашлялся. Последнее заявления, вероятно, было принято к сведению и «захватчиками», потому что они тоже перешли на русский:

— Капитан Ким? Я правильно понял?

Воздух грузового отсека задрожал, будто засквозило, и радиотрансляция возобновилась. Изменилась только её чёткость, как будто говорили вживую, причём, недалеко: — А вы где? Зоя, это точно они? Ты уверена? Где все?