Кукловод: Реквием по Потрошителю

Хозуки хрюкнул от смеха, прижав кулак к губам. Рейко попыталась найти взглядом Мадару, тем самым найдя предлог.

— Я всего лишь хочу показать тебе одно место.

Акасуна так ненавязчиво, но уверенно настаивал, что Акияма сама не отдала себе отчет, как вложила свою руку в его. И, когда они направились к выходу, опешивший Хозуки попытался окликнуть Рей.

— Эй! Рейко! Ты же не собираешься идти на прогулку с серийным убийцей?

Но Рейко уже исчезла, как слишком короткий кадр кинопленки. И Хозуки, опустив протянутую рубку, с сожалением покачал головой.

— Все очень плохо. Недолго ты проживешь, Рейко, на этом свете.

Дома, как карточные домики, плотно стояли друг к другу. На такие подуй рассвирепевший бог — и рухнут один за другим. Солнце последних зимних дней в Токио грело лоснящийся от растаявшего снега асфальт, по которому ступали вдоль стен домов Сасори и Рейко. Акасуна, полностью законспирировавшийся — в парике и бесформенной толстовке, в темных очках, никак не вяжущихся с погодой. С каждым шагом непризнанному гению хотелось остановиться, резко развернуться и рвануть обратно, ведь, приближаясь к месту, которое когда-то скромно величал «домом», он ощущал себя простым студентом университета искусств.

Окна спальной комнаты и кухни смотрели знакомыми рамами, но чужими занавесками по ту сторону пластика. Родное место, ставшее чужим. Дважды в одну реку не входят. Но Сасори вошел, чтоб ощутить горький привкус, который останется на долгие дни после пяти минут обманчиво-сладкой ностальгии. Свет преломлялся снопом ярких искр, играющих бликами на пластике. Синдром Стендаля. Собственное прошлое вместо произведения искусства поглотило безумного гения, что, стоя перед подъездом, пускай и на мгновение, но снова стал юным художником, ищущим в своих работах самого себя.

— Не думал, что это место способно вызвать у меня такое сильное чувство ностальгии. Я полагал, что оно умерло во мне со смертями близких. — Акасуна снял очки, прищурив глаза от слепящего солнца.

Рейко не понимала, для чего она здесь и что это за место. Но мягкий, шепчущий голос Сасори дал ответ без вопроса.

— Я дома. — Сколько боли и счастья было заключено всего в двух словах, что отражались в преломлениях искажающихся в теплой улыбке и страдающем взгляде эмоций.

Рейко подошла ближе, запрокинув голову, выставив ладонь ребром над глазами. Это место — простой цветной многоквартирный дом, где жил Сасори Акасуна, будучи самым простым человеком?

— Мой папа говорил, что жизненный путь человека заключается в том, чтобы вернуться домой. Куда бы ты… — Рейко запнулась и, мотнув головой, горько улыбнулась, — мы не уходили, изо дня в день мы возвращаемся. Через час или день. Или же годы.

— Может быть, он и прав. Поднимешься со мной?

— А нас впустят?

— Через окно впустят.

Окно гостиной выходило во внутренний двор, где ветхая трещащая запасная лестница спускалась от самой крыши к первому этажу. Акасуна подпрыгнул, спустив створку, и неоднозначным жестом подозвал Рейко. Акияма сжалась, когда убийца её подруги подхватил её под талию, подсадив, чтобы Рейко зацепилась за лестницу. Акияма поднималась вверх, пытаясь понять спятила она или весь мир сошел с ума. Но она перебралась на указанный балкон, спрыгнув с лестницы. Акасуна перепрыгнул через подоконник следом, оттряхнув от пыли джинсы. И бесшумно приоткрыл дверь балкона в комнату.

— Кажется, никого нет.

Квартира оказалась заселённой, но хозяева отсутствовали, вероятно, трудились каждый на своей работе. Мебель оставили, переставив по своему вкусу. Все было вроде своим, родным, но что-то не то. Не та атмосфера, не тот уют. Не его дом.

— Надо же, они даже оставили мои статуэтки, — Акасуна подцепил стоящую на стеллаже миниатюрную фарфоровую статуэтку ангелочка.

— Заберёшь её себе? — Акияма не знала, что говорить, и нужно ли было. Находиться в доме человека, убившего её подругу, искалечившего её судьбу, и наблюдать за ним, как за простым человеком со своим прошлым — слишком противоестественно и тошнотворно.

— Трофеи, статуэтки, те или иные вещи — они привязывают нас к месту, событию, времени. Эту статуэтку мне подарил на день рождения такой-то человек, она таит в себе воспоминания, а значит, часть меня. Вещь — хранитель частичек нашей души, но в то же время цепь, привязывающие нас к прошлому. Я не хочу иметь личных вещей в определенном месте, чтобы не быть связанным по рукам и ногам. Чтобы, как ты говоришь, мне некуда было возвращаться. Моя дорога свобода, и я волен идти куда хочу и когда захочу. — Сасори ступал вдоль стеллажа, кончиками пальцев ведя по пыльным полкам, вдыхая смешавшийся запах дерева и чужого пота.

— Но как же твои трофеи? Разве они не привязывают тебя к определенному месту и событию?

— Ты о моих картинах? — иронично спросил Акасуна, обернувшись к Рей. — Это скорее коллекция, чем трофеи. Мой смысл жизни.

Акасуна выскользнул из гостиной, нацелившись в следующую комнату — свою спальню, которая теперь превратилась в розовую детскую с рюшечками и мягкими плюшевыми мишками.

— Интересно, люди, которые купили эту квартиру, в курсе, что на этом самом месте Нарико пыталась в шутку или всерьез так выпотрошить меня? — Сасори присел на корточки, ковер, пускай и другой, относительно новый, но место все то же.

— Но кто продал эту квартиру? У тебя кто-то… был?

— Нет, родители погибли, когда я еще был ребенком, я жил с бабушкой, но смерть отобрала и её. Квартиру продало государство на аукционе, вероятно, когда меня признали официально мертвым.

— Знаешь, с юридической точки зрения, ты имеешь полное право потребовать обратно свою квартиру, — то ли всерьез, то ли в шутку заметила Рейко.

— Серийный убийца, заявляющийся в суд с требованием, чтобы ему вернули его имущество? — цинично цокнул языком Акасуна, выглянув в окно. — Думаю, они запомнили бы это дело надолго.

— Что я здесь делаю? Зачем ты привел меня сюда? Чтобы вызвать жалость?

— Жалость? Думаешь, мне нужна чья-то жалость? Правда ни на чьей стороне, Рейко, она сама по себе.

— Еще скажи, что ты жертва, — Акияма проскрежетала зубами с отвращением больше к самой себе, ударив кулаком по груди там, где билось мешающее ясно думать сердце. — Ты убийца, Сасори, и никакие дома с умершими бабушками этого уже не изменят.

— Жертвы, злодеи — людям легче вешать ярлыки, клеймить, но не разбираться в сути. Знаешь, как любят говорить критики, злодеи — это жертвы с нераскрытым прошлым.

— Я ухожу, мне нужно домой к себе, отдохнуть и свыкнуться с тем, что, возможно, меня скоро изнасилует психопат-социопат, а потом убьет, узнав, что я не девственница. А если я выживу, то мне самой придется стать убийцей, чтобы ты упокоился, а моя месть свершилась. — Рейко направилась на выход, но её остановил неожиданный вопрос Акасуны:

— Твои близкие, у тебя ведь есть родители, ты общаешься с ними?

— Нет, — Акияма поморщилась, не понимая, к чему он ведет, — мне даже в голову не приходило выйти с ними на связь. Это странно, да?