Кукловод: Реквием по Потрошителю

Из приоткрытых уст вместо комментариев по делу вырвался раздирающий хрип. Учиха зашелся тяжелым кашлем, грудную клетку сжало в тиски, и остервенелый бьющий в ребрах огонь поднялся по пищеводу. Вскочивший Итачи согнулся пополам в неестественной позе, сотрясаясь от оглушающего кашля, кровавый кисель выплеснулся под ноги из-под сомкнувшихся на губах пальцев.

Хаширама подхватил теряющего сознание коллегу, с чих губ капали кровавые бусинки.

— Твою же дивизию! Эй, кто-нибудь, вызовите скорую! — зычно крикнул Сенджу. И, уложив потерявшего сознание Учиху на пол, дрожащими руками достал мобильник, судорожно набирая номер скорой.

«Кажется, я пополню ряды не доживших до счастливой старости Учих», — пронеслась грустная, но ироничная мысль перед тем, как Итачи накрыл болезненный сон.

Судьба любит насмешки, расставляя фигуры на шахматной доске самым невообразимым способом. Акияма Рейко, будучи жертвой, сама повесила на себя ярлык охотника с чужой протекции. Но никогда не задумывалась, чего желала на самом деле сама.

Прошлая Акияма Рейко была влюблена слепо и безответно в Асори Накусу.

Настоящая Акияма Рейко самозабвенно и люто ненавидела Кукловода.

Но Асори Накуса и Кукловод были одним целым — Акасуной Сасори — как бы этому не противилась все эти годы Рейко. Она не могла любить и ненавидеть, остановиться на одном чувстве. Любовь и ненависть — две стороны одной подкинутой медали, что все эти долгие три года вертелась в воздухе в поиске точки опоры. И Рейко стояла все это время с запрокинутой головой и вытянутыми руками в наивном ожидании, когда судьба вернет медаль с ответом на её вопрос. Но судьба снова плюнула ей в лицо, вернув медаль, упавшую ребром.

Что должна чувствовать будущая Акияма Рейко к Акасуне Сасори?

Душа её гнила все эти годы снедаемая ненавистью, и только в ту ночь она позволила выпить до сыта свое противоядие: её спящая любовь разбавила отравленную чащу. И два смешавшихся чувства заставили произнести «Да». Как чистая невинная невеста, произносит «да» перед алтарём, продавая свою душу дьяволу.

Она покорилась ненависти — желанию убить Кукловода.

Она покорилась любви — желанию помочь Асори Накусе.

Она убьет Кукловода, запечатлев красоту Акасуны Сасори.

Скальпель в руках смотрелся несуразно и глупо, Рейко чувствовала себя как первокурсница в медицинском университете, которой в первый же день учебы всучили инструмент в руки и приказали разрезать человека, вытащить и вложить обратно все органы.

Она изучала материалы о бальзамировании и пластинации несколько дней, взахлеб впитывая знания как губка, поражаясь и восхищаясь навыками гения. Боже, ну почему гениальность и безумие идут бок о бок по одной стези? Если бы не это безумие, каким бы гением стал Акасуна Сасори? Его имя и правда могло войти в историю не как имя серийного убийцы. Рейко проревела в тот день, оплакивая того умершего мальчишку, которого убил Потрошитель и все те жестокие люди. Тонкую, ранимую душу.

Она пообещала себе быть сильной и убить его без удовольствия и грусти. Палач без сердца, палач с перевязанными глазами. Она станет ему судом, что вынесет приговор раскаявшемуся в своих преступлениях убийце, дав ему снисхождение по смягчающим обстоятельствам — убить его так, как он того желает.

Сасори впустил её в свою «операционную», как и в свою душу. Все как в тот раз в Осаке, только вместо подвала со старым немытым кафелем — очередная коробка полиэтилена со множеством установленных ламп на потолке и стенах. Самая большая комната в квартире, но слишком маленькая для операционной. В углу стоял стол с серым мешком, в каком обычно скрывают тела, уже обработанные в морге, с бирками на больших пальцах ног.

Акасуна беспристрастно потянул собачку молнии, открывая нездорового заиндевело-синего оттенка тело. Рейко вскликнула, выронив скальпель и отшатнувшись назад, в слепом ужасе прижав ладонь к пересохшим губам.

А он не понимал её страха, удивлённо изогнул бровь, посмотрев как на малое дитя, испугавшееся элементарной безделицы.

— Не волнуйся, этот материал был уже мертв, когда я забрал его из больницы вместе с тобой, — успокоил Кукловод, вывезя стол к центру под самый искусственный свет.

— Это омерзительно, — презрительно процедила Рейко, отвернувшись с гримасой отвращения.

— А, моральная точка зрения, понимаю, — без тени понимания отозвался Акасуна с циничной усмешкой. — Исторически сложилось, что нам внушали отвращение к смерти, хотя это всего лишь неизбежный биологический процесс, ничего большего.

— Ты противоречишь сам себе. Не ты ли говорил, что смерть бессмысленна? — Рейко подняла скальпель непослушными руками в скрипучих тесных перчатках и медленно подошла к столу. Женщина, вероятно, лет тридцати, симпатичная, но слишком мертвая. Акияма не привыкла смотреть в лицо чужой смерти после встречи с выпотрошенным телом подруги.

— Я не в этом смысле. А о лике смерти, о теле, что ты видишь перед собой. Думаешь, что работники в морге — серийные убийцы, раз они вскрывают и зашивают тела? Отнесись к этому как к простому биологическому процессу — с научной точки зрения.

— Как будто этот так просто…

— Убийство — часть цикла жизни, заложенная в наших генах. Но каждый использует его по-своему, а то и вовсе игнорирует. — Пока Сасори усыплял бдительность, убаюкивал сомнения Рейко, он полностью избавил их тренировочный материал от мешка, откинув тот в угол комнаты. Перед ними предстало абсолютно обнаженное тело, как и полагала Акияма, с номером бирки на большом пальце ноги.

— Если смерть просто биологический процесс, почему ты тогда борешься с ней? Разве все это не вызов смерти?

Сасори молчал, и в этой повисшей тишине, что звучала как прелюдия, маэстро склонил голову над телом и в ленивом жесте подозвал Акияму к себе, слегка махнув рукой. Рейко чувствовала себя неуютно, сконфуженно и неуверенно, смотрела широко распахнутыми застеленными мутной пеленой глазами на грудь, вдоль которой Сасори прочертил фломастером пунктир.

— Разрезай грудную клетку точно по этой линии, спускаясь к животу до самого лобка. Ты когда-нибудь потрошила тушки животных?

— А, — Рейко вздрогнула, выйдя из оцепенения, будто не сразу поняв вопроса. — Да, после охоты когда-то давно.

— Представь, что потрошишь животное, точно так же раскрываешь тело, вырезаешь органы. Если хорошенько постараться, оно не слишком будет отличаться от потрошения того же кролика.

Набрав в легкие больше воздуха, как перед прыжком, Акияма встала на место Сасори, в то время как он отошел чуть в сторону, пристально наблюдая за процессом обучения. Кончик скальпеля лег на слишком твердую после обработки кожу, лезвие стало непозволительно тупым, таким не порежешь даже палец на руке. Она не могла не смотреть на лицо когда-то живого человека со своей историей, страхами, радостями. А были ли у этой женщины дети? Имеет ли она право использовать её как материал обучения? Чем она тогда будет отличаться от обычного убийцы? Но ведь она и так мертва. Рейко никого не убивает! Никого!