Ленька-гимназист

— Воды? — переспросила она на мою просьбу. — Да у нас для себя-то еле-еле на донышке! Ишь, чего удумал! Иди к реке, там ее много! — и дверь захлопнулась перед моим носом.

Вот тебе и соседская взаимовыручка… В трудные времена каждый выживает как может, и лишь немногие готовы помочь. Оставался один путь — к Днепру.

Взяв два старых, щербатых оцинкованных ведра, я поплелся по пыльной улице вниз, к реке. Спускаться вниз по Банному спуску было еще ничего, но я уже представлял, как потащусь обратно, вверх по склону, с полными ведрами.

Днепр встретил меня ярким, мутноватым разливом. Вода после недавних боев и прошедших дождей была желтоватой, принесла какой-то мусор, но другой не было. Я зачерпнул полные ведра, стараясь не слишком мутить со дна. И поднялся с резким шагом наверх.

Для моих не окрепших еще рук обычные ведра казались неимоверно тяжелы. Ручки резали ладони, вода расплескивалась, покрывая пятнами рваные штаны. Коромысла у нас не было, ведь уличная колонка всегда спасала нас, и мне приходилось то и дело останавливаться, дабы перевести дух. Спина ныла, руки гудели. Вот тебе и инженер БПЛА, подумал я с горькой иронией: нет бы, построить на коленке «Раптора» или хотя бы Катюшу — вместо этого таскаю воду из реки, как последний батрак. А ведь каких-то полвека пройдет — и люди будут летать в космос, вода течь из крана в каждой квартире, и никто даже не задумается, какой это дар — простая чистая вода, получаемая без проблем, одним поворотом вентиля!

Ходка за ходкой. Вниз — налегке, вверх — сгибаясь под тяжестью ведра. Пот заливает глаза, пыль скрипит на зубах. Другие обыватели Нижней Колонии Каменского тоже тянулись к реке с ведрами и баклажками — старики, женщины, такие же подростки, как я. Молчаливые, терпеливые русские люди. Все на спине, все на себе.

Я наполнил одну бочку и половину второй, как вдруг из калитки одного из домов, который стоял чуть подаль от главной дороги, послышался звонкий девичий голос:

— Эй, мальчик! Постой!

Я встал, с облегчением поставив наземь полные ведра и переводя дух. У калитки стояла девочка моих лет, удивительно чистенькая и опрятная на фоне общей разрухи — в светлом платье, аккуратно заплетенными светлыми косами, перевязанными ленточками. Большие голубые глаза смотрели на меня с сочувствием и любопытством. Она была по-настоящему красивой, какой-то светлой и как будто неземной. Легкие светлые волосы, выбивавшиеся из прически, в солнечном свете создавали ей легкий золотой ореол.

— Ты ж чего так мучаешься? — улыбнулась она. — Из Днепра воду далеко ведь носить. У нас во дворе колодец хороший, вода чистая. Иди сюда, набирай у нас, сколько нужно! Мама разрешила.

Я опешил от такой неожиданной доброты после соседских отказов.

— Спасибо… — пробормотал я, с благодарностью глядя на девочку. — А то сил уже нет…

— Давай-давай, не стесняйся! — она распахнула калитку шире. — Меня Лидой зовут. А ты кто?

— Леонид. Можно Лёня. Я сейчас полные ведра отнесу и вернусь!

Вскоре я вступил на Лидин двор. Здесь было чисто и ухоженно, росли цветы, прямо посередине стоял крепкий сруб колодца с новым воротом и цепью. Я поставил свои ведра и взялся за ручку ворота. Цепь со скрипом поползла вверх, и вскоре на поверхности оказалась полное ведро холодной, прозрачной воды. Совсем не то, что мутная жижа из Днепра.

Пока я наполнял второе ведро, Лида подошла ближе, ее глаза блестели от любопытства.

— Лёня, правда говорят, что вы там в плавнях с дружками целую банду григорьевцев прогнали? Что у вас и друзья были, и вы прямо как солдаты отстреливались?

Я уронил челюсть и чуть не уронил на ногу ведро. Вот-те-на! Значит, Гнатка или Костик, а вернее всего — оба сразу, уже успели распустить хвост и превратить наши скромные приключения по выживанию в героический эпос.

— И еще говорят, — продолжала Лида, понизив голос до заговорщического шепота, — что вы там сома поймали огромного, вот такого! — она широко развела руки. — Прямо руками из воды вытащили! И что клад нашли старинный, с золотом! Правда?

Я смотрел на ее раскрасневшееся от возбуждения лицо и с трудом сдерживал улыбку. Ну, фантазеры! Сом был, конечно, но не такой уж гигантский, и поймали мы его на донку. А про клад… если бы! Хотя, если подумать, тугой лопатник мёртвого сотника с некоторой натяжкой можно было бы считать кладом. Но о таком рассказывать уж точно не хотелось.

— Ну… — я с сомнением пожал плечами, продолжая вращать ворот. — Знаешь, как бывает… Мальчишки любят присочинить. Было всякое, конечно. Да, мы прятались там. А сом… да, был сом. Но не такой уж и большой. И никакого клада мы не находили, конечно!

Лида выглядела немного разочарованной, но любопытство ее не угасло.

— А правда, что ты тех еврейских деток спасал? Один, сам? Говорят, ты их прямо из огня вынес!

Тут уж я не выдержал и усмехнулся.

— Да не было там огня. Просто помогли им спрятаться. И не один я был, а с друзьями.

— Все равно ты смелый! — убежденно заявила Лида. — У нас тут все про вас говорят!

— Лучше бы помолчали! — искренне ответил я.

— И скромный! — Лида тотчас интерпретировала в мою пользу это высказывание.

Я наполнил ведро чистой колодезной водой. Они все еще были тяжелыми, но уже не такими неподъемными, как с днепровской мутью. И главное — не нужно было снова карабкаться по всему спуску.

— Спасибо тебе большое, Лида, — искренне сказал я. — Выручила меня здорово! А то на полив я днепровской воды натаскал, а вот самим, чтобы пить — никак, хоть шаром покати!

— Да не за что! — она снова улыбнулась своей светлой улыбкой. — Приходи еще, если вода понадобится. Мы всегда поделимся!

Я подхватил ведро и отправился к дому. Подниматься осталось совсем немного. Усталость почти прошла, сменившись какой-то лёгкой растерянностью и удивлением. Значит, мы уже герои местных слухов… Интересно, что еще про нас насочиняют? И как это отразится на моей только начинающейся «карьере»?

Вернувшись домой, я не стал выливать колодезную воду в бочку, а отнес в хату матери. Она обрадовалась чистой воде и быстрому возвращению.

— Вот видишь, сынок, есть и добрые люди на свете! Ну давай, садись обедать, и будем собирать тебя в гимназию. Завтра уже уроки!

После обеда она достала из сундука мою гимназическую форму. Зрелище оказалось удручающим.

— Ох, сынок, даже не знаю… — произнесла она, прикладывая куртку к моим плечам. Рукава едва доставали до локтя, швы на плечах грозили разойтись. — Совсем мала стала. Вымахал ты, как на дрожжах за последнее время. А штаны-то… — Ее взгляд упал на безобразную дыру на конце брючины, заработанную в стычке со сторожем на вилле инженера Колодзейского. — Как в таком в люди идти? Засмеют ведь. И латать бесполезно, тут куска целого нет. А форму эту еще Яше донашивать… Где ж новую взять? Денег нет, да и не сыскать сейчас ничего путного, кругом одна разруха да пустые лавки…

Мать поникла, ее плечи опустились под почти физической тяжестью чувства безысходности нашего положения. Да уж, идти в гимназию в таком виде — значит стать посмешищем. Но другой подходящей одежды просто не было.

И тут меня словно током ударило! Записка! Наградной лист! Тот самый клочок бумаги, выданный комендантом Костенко. Он ведь не просто так дал его, а по представлению Полевого, за реальную помощь перед штурмом. И товарищ Костенко сам же мне похвастался, что взял богатые трофеи, в том числе и «импортную мануфактуру»!