Ленька-гимназист

Я быстро, шепотом, рассказал о встрече в плавнях. Свиридов слушал молча, сосредоточенно кивая. Взгляд мой невольно отметил аккуратно сложенную стопку каких-то бумаг на столе и странный ящичек в углу. Похоже, Свиридов был не просто «надежным товарищем», а кем-то большим — возможно, подпольщиком, оставленным здесь для связи. А может быть, и для диверсий?

Догадка эта, молнией блеснувшая в мозгу, заставила меня быть еще осторожнее.

— Так, хлопец. Сейчас я оденусь, и веди меня к Климу Егоровичу. Ему небось перевязку надобно сделать!

— Нет, Иван Евграфович! — остановил его я. — Вдвоём идти опасно будет. Патрули по улицам ходят. Если меня поймают — я пацан, с меня какой спрос. А если нас двоих увидят ночью, да еще с узелком, боюсь, не отбрехаемся. Завтра утром, как только рассветет, комендантский час кончится, я приду за вами и провожу к нему. Так будет надежнее для всех. А сейчас уж я один сгоняю. У вас есть хлеб или еще чего? И бинтов каких-нибудь надо!

Свиридов внимательно посмотрел на меня, потом медленно кивнул.

— Верно говоришь, парень. Ты молоток, голова светлая, варит как надо. Время опасное, осторожность нужна во всём! Иди тогда один. Осторожнее там, в плавнях. А утром жду. Как только можно будет — сразу приходи!

Потом быстро прошел в соседнюю комнату и вернулся с чистыми холщовыми тряпками, большим куском хлеба и селёдкой.

Я снова выскользнул на темную, притихшую улицу и, прижимая к груди узелок с едой и перевязочными материалами, стараясь ступать бесшумно, прячась в тени заборов и редких деревьев, направился к Днепру, к плавням, где в шалаше ждал меня раненый красный комендант. Сердце колотилось — не столько от страха перед патрулями, сколько от осознания того, в какую опасную игру я ввязался. Но отступать было поздно.

Добравшись до шалаша в густых сумерках, я развернул узелок. Костенко жадно набросился на хлеб и селедку.

— У Свиридова был, — доложился я. — Он вот это всё передал, и обещал утром прийти, помочь, чем может.

— Спасибо, Ленька, — прошептал Костенко. — Считай, жизнь мне спас. А Свиридов — товарищ надежный. Он ведь подпольщик, связной. Если что — через него можно будет весть подать, если будут у тебя какие сведения про белых — неси к нему. Только — чур, осторожно. И — ни-ко-му ни слова! Усёк?

«Так-так. Выходит, я не ошибся, — мелькнуло у меня в голове. — Так вот почему он так спокойно отреагировал, так быстро помог… Интересно! Что ни говори, иметь такого знакомого, как Свиридов, да еще и спасенного Костенко — это может быть полезно. Не попасть бы только в контрразведку белых!»

— Я утром за ним приду, как только комендантский час снимут, — пообещал я. — А сейчас вам отдыхать надо. Лежите тихо.

Оставив ему еду и бинты, я поспешил выбраться из плавней. Ночь уже полностью окутала город, лишь редкие звезды мерцали в бархатной черноте неба. Домой добрался благополучно, патрулей не встретил. Мать, проснувшаяся от скрипа двери, поворчала, что шляюсь невесть где до ночи, но расспрашивать не стала — видимо, усталость и переживания последних дней брали свое. Я, не раздеваясь, рухнул на свою кровать и тут же провалился в тяжелый сон без сновидений.

Утром, едва забрезжил рассвет и стрелки ходиков возвестили об отмене комендантского часа, я уже был на ногах. Быстро умывшись и перехватив краюху хлеба, я побежал к Свиридову. Он уже ждал меня, одетый в свою рабочую куртку «чёртовой кожи», * с небольшим узелком в руках.

— Готов? — спросил он коротко.

— Готов, дяденька Свиридов. Пошлите!

Мы шли быстро, почти не разговаривая. Свиридов держался уверенно, но настороженно, внимательно оглядывая пустынные утренние улицы. Добравшись до плавней, мы углубились в заросли. Свиридов шел за мной след в след, не задавая вопросов.

Костенко ждал нас в шалаше. За ночь ему стало немного хуже, лицо осунулось, глаза лихорадочно блестели. Они со Свиридовым поздоровались, как давние знакомые. Тот молча осмотрел рану, умело сменил повязку, используя принесенные с собой медикаменты — какой-то порошок и мазь с резким запахом.

— Плохо дело, Егорыч, — сказал он тихо, заканчивая перевязку. — Рана грязная, может и заражение пойти. Лежать тебе тут долго нельзя. Надо уходить.

— Знаю, Иван, знаю… — вздохнул Костенко. — Да как? Через реку надо. А как?

— Ялик надо, — сказал я скорее себе, чем им. — Переправиться на тот берег…

— Челн я достану, — сказал Свиридов. — Есть у меня на примете один, у знакомых рыбаков. Ночью можно будет взять.

— На тот берег? — с сомнением спросил Костенко. — Думаешь, там чисто? Белые и там могут быть.

— Могут, — согласился Свиридов. — Опять же, нашего брата-большевика не во всех сёлах любят. Не казаки, так зеленые могут схватить и запытать. Риск велик. Лучше, может, вверх по реке попробовать? На север, к своим пробираться?

— Вверх — тоже опасно, — покачал головой Костенко. — Долго плыть. Течение навстечь! Опять же, заметят с берега, стрелять начнут. Да даже не белые — кто угодно заметил да и сболтнёт, и всё — привет, пеньковый галстух. Тут бы выбрать время такое, чтоб им не до реки было…

И тут я вспомнил вчерашний разговор на «пляже».

— Парад! — выпалил я. — Говорят, Деникин скоро приедет. Парад будет, празнества. Все в городе соберутся, на площади. Глазеть будут. Может, в это время и охрана на реке ослабнет? Им не до того будет!

Костенко и Свиридов переглянулись.

— Парад… Деникин… — задумчиво протянул Свиридов. — А ведь это мысль, Ленька! Верная мысль! Когда кошка пошла мышей ловить, воробьям раздолье! Надо узнать точно, когда это дело у них состоится, да и заранее подготовиться. А я челн к тому дню припрячу здесь, в камышах.

Прошло еще несколько дней. Я регулярно таскал Костенко еду — хлеб, картошку, иногда удавалось раздобыть немного сала. Костенко выглядел уже лучше, заметно было, что силы к нему понемногу возвращались. Рана начала затягиваться, хотя ходить он по-прежнему почти не мог.

И вот этот день настал. Город гудел с самого утра. Прием Деникину готовился самый торжественный. Сам генерал Деникин приедет! В городе такие, события были редкостью, и пропустить бесплатное зрелище никто не хотел: не каждый день посещает Каменское сам Главнокомандующий вооруженных сил Юга России. Улицы были чисто выметены (в кои-то веки!), на домах вывесили трехцветные флаги.

Командир казачьего полка на тощем, облезлом «форде» отправился на вокзал за Деникиным и Шкуро. Они должны были бронепоездом подъехать из Екатеринослава. На центральной площади выстроились войска — пехота в серых шинелях, за пехотой растянулся кавалерийский полк донцов генерала Шкуро — несколько казачьих сотен на конях, и даже пара броневиков стояла поодаль, привлекая взоры пацанов. Гремел духовой оркестр.