Ленька-гимназист

И тут вдруг из-за угла выехала кавалькада. Несколько казаков верхом, с шашками наголо, в неизменных мохнатых папахах и выцветших, с соляными разводами от высохшего пота, гимнастерках. Они ехали неспешно, но с таким видом, будто вся улица принадлежит им. А посреди них медленно катилась обычная городская пролетка, запряженная парой неказистых лошадок.

Мы посторонились, пропуская всадников. И тут я увидел то, отчего у меня похолодело внутри. В пролетке, сгорбившись, сидел человек. Но лица его не было видно — на голову ему был грубо натянут холщовый мешок, завязанный у шеи веревкой. Руки его, судя по всему, были связаны за спиной. Судя по кровавым пятнам на мешковине, он был крепко избит. Рядом с ним сидел еще один казак, державший наготове винтовку.

Казаки, конвоировавшие пролетку, просто светились от самодовольства. Они переговаривались между собой, громко смеялись, бросая торжествующие взгляды на редких прохожих, испуганно жавшихся к стенам домов.

— Ну, уважим начальство! — донесся до нас обрывок фраз. — Вот это улов! Не зря старались!

— Да уж, теперь-то он попляшет! — подхватил другой, скалясь в щербатую улыбку. — Птичка ва-а-ажная попалась! Сам… — он понизил голос, и остаток фразы потонул в цокоте копыт и скрипе колес.

Я смотрел на эту пролетку, на сгорбленную фигуру с мешком на голове, и сердце мое сжималось от дурного предчувствия. Высокий, сутуловатый… Костенко? Неужели Костенко!

Мысль эта обожгла меня, как кипятком. Неужели тот старый рыбак все-таки донес? Или Свиридов… нет, Свиридов не мог, он же сам подпольщик… Но кто же тогда?

— Гляди-ка, кого-то важного везут, — пробормотал Костик, с любопытством глядя вслед удаляющейся процессии. — Может, комиссара какого поймали?

— Или просто бандита, — пожал плечами Гнатка. — Одного поймают, другой на его место придет.

Но я не мог отделаться от страшной догадки. Если это Костенко… Значит, все мои усилия были напрасны. Несомненно, его ждут пытки и расстрел. И, очень возможно, что контрразведчики смогут выбить из него мое имя, или имя Свиридова. Тогда нам конец.

Глава 19

Мы шли дальше по пыльным улицам городка. Ребята болтали, но я не слышал их — мысли мои, тяжелые, как чугунные гири, были сейчас далеко отсюда. Образ человека с мешком на голове неотступно стоял перед глазами. Костенко? Неужели Костенко? Эта мысль билась в висках, мешая дышать. Если его схватили, если он заговорит… Конец. Конец всему — мне, семье, Свиридову…

Я так погрузился в свои мрачные размышления, что не сразу заметил, как отстали мои друзья. Они шли чуть позади, переговариваясь вполголоса, и то и дело бросали на меня удивленные взгляды. Наконец Костик не выдержал.

— Ленька, ты чего сегодня такой скучный? Будто воды в рот набрал. Случилось чего?

— Да нет… ничего, — буркнул я, стараясь выглядеть беззаботным. — Просто задумался.

— Задумался он! — фыркнул Костик. — Так задумался, что чуть под коня не угодил на площади. И сейчас вон, идешь, как в воду опущенный. Глянь на себя — бледный какой.

— Точно, Лень, — поддержал его Гнатка, внимательно глядя мне в лицо. — Не заболел часом? Или казаков этих испугался?

— Да отстань! И ничего я не испугался! — огрызнулся было я, но тут же осекся. Отнекиваться было глупо, они же не слепые. Да и поговорить с кем-то, пусть и не раскрывая всей правды, было необходимо, чтобы не сойти с ума от неизвестности.

— Просто… жалко его стало. Ну, того, кого они везли.

— Жалко? — удивился Костик. — Кого жалеть-то? Может, бандита какого поймали или шпиона. Мало ли их тут шатается.

— А может, и не бандита, — сказал я, тщательно подбирая слова. — Может, красного командира какого… Комиссара…

— Ну и что? — пожал плечами Костик. — Нам-то что? Теперь другая власть!

— Да не в том дело… — я помолчал, собираясь с мыслями. — Просто… вот Костенко тот же… Комендант ихний… Он же не такой был, как эти… офицеры белые. С ним хоть поговорить можно было. И порядка при нем больше было, а теперь вон казаки эти по домам шастают, последнее отбирают. Расстреливают, грабят… Сад вон опят заперли, дворника поставили, он всех гоняет. Одним «господам» жизнь, а нам — опять шапку ломай.

— Да! — подхватил Коська. — Отец говорит, теперь на заводе рабочие снова должны шапки снимать перед начальством и кланяться.

— Во-во. Все как баре, ходят, носы кверху. Да и офицер этот, что мне грамоту дал, он, конечно, помог, но такой из себя важный, слова лишнего не скажи! Жалко, если хорошего человека схватили, пусть он и красный.

Я замолчал, искоса наблюдая за реакцией друзей. Костик слушал с любопытством, Гнатка — хмуро, но без враждебности. Кажется, мои слова не вызвали у них отторжения.

— Ну, может, и правда, — неуверенно протянул Костик. — Отец тоже говорит, что при красных хоть и голодно было, но грабежей таких не было… А сейчас — не знаешь, чего ждать.

— А может, пошли в город, к базару, разузнаем, кого поймали? — предложил я. — Все равно делать нечего, скукотища!

Идея разведать обстановку, подстегнутая любопытством и скукой, пришлась им по душе. Мы повернули обратно, к центру. На базарной площади и в прилегающих переулках уже вовсю обсуждали утреннее событие. Слухи ползли, как змеи, обрастая подробностями и домыслами.

— … комиссара важного взяли, говорят! — шептала одна торговка другой у лотка с зеленью. — Бают, руководил всем подпольем ихним! Ночью облаву устроили, в доме взяли!

Сердце мое замирало при каждом новом обрывке разговора. Комиссар… подполье… Неужели Костенко? Я старался держаться спокойно, но внутри все сжималось от страха. Мы слонялись по площади, прислушиваясь к разговорам, спрашивая у знакомых мальчишек.

И вскоре пришли более точные сведения. Один из гимназистов, сын чиновника из новой управы, важно сообщил нам:

— Да не, не комиссара! Бери выше — самого Арсеничева взяли! Того самого, что в ревкоме председателем был! Ночью, у себя дома. Этот гад всех их подпольщиков знает. Теперь у него всё выпытают, и всех их повяжут!

Арсеничев! Не Костенко! Я выдохнул с таким облегчением, что едва не пошатнулся. Ноги вдруг стали ватными. Слава Богу, не Костенко! Он в безопасности, на том берегу. Мои усилия не пропали даром.

Но облегчение тут же сменилось другим чувством — тревогой и каким-то неприятным уколом совести. Арсеничев… Тот самый товарищ Арсеничев, который поверил мне, мальчишке, который помог вернуть отца с рытья окопов на завод, под бронь. Пусть он и красный, но он тогда помог моей семье. А теперь он в руках белых. И участь его предрешена — расстрел. Как и тех, первых…