Лицо с обложки

— Румыния, Украина, Украина… Россия, Молдова, Литва… Болгария, Польша, Беларусь, Украина… Черт! На этого мерзавца половина Варшавского блока работает!

На Лору никто не обращал внимания.

Она дотянулась до верхней полки, сжала черную рукоятку пистолета.

Достала, повертела пистолет в руке.

Передернула предохранитель.

— Аккуратно, — заметил Гомункул. — Вдруг он заряжен?

Лора спрыгнула с кресла на ковер. Отошла назад, к двери. Выставила пистолет на вытянутых руках. Окликнула их:

— Эй, вы!

Зоя с Гомункулом обернулись.

— Да, вид у тебя боевой, — похвалила Зоя. — Лучше помоги искать твой паспорт. Пора уходить.

— Эй, вы! Я не шучу, — повторила Лора.

Больше ей ничего не приходило в голову. А что сказать? «Руки вверх!», как в кино? Глупо…

— Хватит, отдай мне.

Гомункул двинулся к Лоре, протянул руку, желая забрать у нее ствол. Лора без предупреждения нажала на спусковой крючок.

Грохнуло. Из ствола вырвалось пламя. Из стены за спиной Алекса полетела штукатурка и почему-то в стороне, на другом конце кабинета, со звоном брызнула осколками китайская ваза. В нее рикошетом попала пуля.

— Ты что, взбесилась? — крикнул Гомункул, порываясь отнять пистолет.

Но Лора наставила ему ствол в лицо, рявкнула:

— Сто-ятъ!

И Гомункул замер на месте.

Зоя, не шелохнувшись, опустив руки, смотрела на Лору. Но Лора не видела ее. Дверь кабинета открылась. Первым вошел Райман, за ним стеной — плечо в плечо — сумрачные телохранители.

— Молодец, малышка, — одобрительно произнес Йорг, забирая у Лоры пистолет.

Пальцы девушки впились в рукоятку с такой силой, что она с трудом их разлепила. Ее тело сотрясала мелкая дрожь.

Райман левой рукой взял Лору за плечи — то ли обнял, то ли укрылся ею, словно щитом. В другой руке крутанул играючи, по-ковбойски, пистолет и внезапно выстрелил в Гомункула.

Алекс рухнул лицом вниз, не успев понять, что умирает.

— А ты, стерва, подойди сюда! — стволом поманил хозяин Зою. — Ближе… Ближе…

День сто девятым

После появления Лоры жизнь не подала мне ни одного условного знака, по которому можно ориентироваться: да, я двигаюсь в верном направлении. Уже три месяца, как я здесь. Как в басне про виноград! Знаю код к сейфу (ладно, вру, не знаю, а почти знаю!), но выйти не могу. Не дай мне, Бог, сойти с ума, нет, лучше посох и сума…

Ах, Александр Сергеевич, милый! Но это уже из другой оперы, как говорит бабушка Гедройц. Я начинаю мыслить цитатами из старой жизни, как Катя.

Ничего хорошего!

Что мне дает силы не рехнуться в этом дурдоме? Райман утверждает, что в каждой женщине сидит б…, и в определенных условиях это качество проявляется. О тех единичных случаях, когда девушки предпочитали сразу наложить на себя руки, нежели подчиниться. Райман отзывается: «упрямая б…». То есть все мы одним миром мазаны.

Я думала: так ли это? Что мне дает силы встречать «гостей»? Самодовольство (я пользуюсь среди друзей Раймана определенным успехом)? Развратность? Скотское равнодушие?

С ума сойти есть от чего. Здесь нет книг, нет телевизора, радио, газет, журналов, нормального общения. Я Робинзон на необитаемом острове! Хуже: Робинзон оказался наедине с природой, а тут — четыре стены и тупое ожидание: вот-вот друзья Хозяина пресытятся тобой, и тебя отправят на конвейер, как корову на бойню.

В старой, любимой в детстве музыкальной комедии «Летучая мышь» муж говорил о жене. «Она знакома, как давно прочитанная книга». Для меня такой книгой становится каждый «гость». Они никогда не рассказывают о себе, но порой любят поговорить «за жизнь». Им нравится, что я умею слушать. Я хорошо понимаю немецкий, лучше, чем говорю на нем. Дважды попадались земляки — русские или русскоязычные, все едино. Никаких эмоций, я для них такая же «матрешка», как и для немцев. Может быть, даже хуже: а, своя? чего с ней церемонится?!

Лучше других ко мне относится Манфред. Он спокойный, обстоятельный. Зачем он приходит сюда? Чего не нашел в нормальном жизни? Манфред и не догадывается», что мы здесь не совсем но доброй воле. Это тайна Раймана. Манфред думает, нам здесь нравиться. Мы, по его представлению, хорошо зарабатываем. В его глазах Райман — наш агент, не больше.

День сто двенадцатый

Я давно заметила: жизнь движется неровно, рывками. То плетется еле-еле, день как кисель, то вдруг понесет, поскачет, события перекрывают друг друга.

Вчера нас вывозили на шопинг. Повезло: вывозил Брану, с ним проще. Он и не заметил, как выдал мне резюме на всех ближайших (в плане географии) сподвижников Хозяина. Решение пришло, как второе дыхание: Моника и Алекс! Алекс и Моника!

Удалось выкроить двадцать минут свободы. За это время я успела бешеным галопом до отдела радиотоваров и со сладчайшей улыбочкой купить два мобильника по кредитной карте Манфреда. Для него это капля в море, не заметит пропажи, а если и спохватится — поздно! В холле первого этажа «Леффертс» я давно приметила телефоны-автоматы. Наличных денег ни копья, пожертвовала единственным сокровищем — телефонной карточкой. Теперь, пока не уведу другую, — прощай, свобода перемещения по квартире. Но игра стоит свеч!

Попросила агента Моники передать ей сообщение: забрать мои покупки из магазина и в семь утра ждать меня на стоянке 313 в подземном гараже квартирного комплекса на Потсдамском шоссе. Всю ночь, ожидая встречи, страдала: вдруг Моника — обычная психопатка? Пообщалась, улыбнулась и исчезла из моей жизни навсегда. Кто я ей?

По Моника приехала и все привезла! Теперь я могу общаться с ней по телефону.

День сто четырнадцатый

Сегодня меня осенило: я совсем забыла про «бады», которыми Павел, то есть Райман, щедро питался с моей подачи все это время. Не они ли стали причиной его визита к врачу?

Решила проверить. Сегодня пятница, время Манфреда. Когда он приехал, я завела разговор про средства для похудания. Показала ему коробку от того самого, Катиного.

Манфред посмотрел, сказал:

— С твоим весом достаточно одной капсулы в день. Упаковки — на три месяца. Старайся не увеличивать дозу. У этого лекарства масса побочных эффектов. «Бады» вообще вещь опасная. Может появиться расстройство кишечника.

— А с алкоголем совместимо?

— Ни в коем случае. Алкоголь усиливает действие в два-три раза.

И тут меня дернуло за язык:

— Не говори Йоргу, что я принимаю. У него паранойя на лекарства.

Манфред печально усмехнулся, и в этой усмешке было что-то личное… Ну как если бы я высказала вслух его собственные мысли!

И тут меня понесло:

— По-моему, лечить Йорга — сущая морока. Со мной-то ты можешь быть откровенен, я знаю Раймана как облупленного. Он параноик. В самолете он надевает защитную маску, потому что боится заразиться от других пассажиров. Он питается одними энергетическими смесями. Панически боится общественного транспорта. У него аллергия даже на аквариумных рыбок. Если бы он мог, то и одеколон сначала пробовал бы на собаках…