Лицо с обложки
Шрифт:
— Чем вы занимаетесь сейчас? — мягко, вежливо, дипломатично поинтересовалась Борисова пассия, аккуратно орудуя ножиком для фигурной нарезки фруктов.
— Привыкаю к Москва, — отшутилась Зоя. — В России я все еще чувствую себя иностранкой.
— Думаете открыть свое дело? Вряд ли вас привлекает роль домохозяйки.
— Почему бы и нет?
— О! — тонко улыбнулась Вера, обмениваясь с Дашей многозначительным взглядом, — Потому что это очень тяжело. Гораздо тяжелее, чем кажется. Не так ли, Даренa?
Замешивая тесто, мегеры пофилософствовали о прелестях и недостатках «золотой клетки», акцентируя внимание на ее недостатках.
— Конечно, на Западе бывшей модели легче адаптироваться в бизнесе, чем у нас в России, — пробуя тесто на вкус, авторитетно мудрствовала бывшая пассия. — Можно продавать видеокассеты с упражнениями для беременных или желающих похудеть. Вы, Зоя, не увлекаетесь йогой? Можно создать линию одежды для занятий йогой или линию косметики на основе Аюрведы, что сейчас модно и выгодно.
— Вообще-то мы с Борисом обсуждали идею создания детского модельного агентства, — сказала Зоя.
Даша презрительно фыркнула:
— Идиоты те родители, которые посылают своего ребенка в подобные заведения. Я бы не стала так нравственно калечить свое дитя. — И, глядя Зое в глаза, преспокойно добавила: — По-моему, модельный бизнес — это одна из форм проституции.
Шокированная неожиданным откровением, Зоя не сразу нашлась, что ответить.
— При чем здесь это? Работа модели — тяжкий труд, упорство, характер. Все видят только улыбки девушек, а их пот и слезы остаются за кулисами. Может, в России случаются свои перегибы, но везде и всюду модельный бизнес — уважаемая профессия…
— А почему ты думаешь, что работа проститутки не тяжелый труд? — ухмыльнулась Даша. — Вы обе зарабатываете своим телом, остальное — нюансы. Просто одним подавай шмотки «от-кутюр», а другой купит китайскую подделку с лейблом «Версаче», и будет рад. Ты — товар «от-кутюр», а придорожная шлюха — рыночный ширпотреб, подделка под тебя. Но смысл тот же. Вы обе торгуете своим телом.
Вера с улыбкой наблюдала за обеими, не вмешиваясь и не высказывая своего мнения.
Зоя почувствовала легкий озноб. Перед глазами поплыли обрывки воспоминаний, которые она никогда, ни при каких обстоятельствах воскрешать в памяти не хотела!
Руки зачесались надеть куль с мукой на голову этой самовлюбленной, наглой, пошлой, вульгарной дуре! А затем подняться, одеться и уехать одной в Москву. Пусть Борис делает, что хочет!
«В чем дело? Что случилось? — то-то удивится, вскинув брови, муж. — Что тут у вас произошло?»
Вера дипломатично отшутится: маленькая техническая неполадка! А Даша, отфыркиваясь и отплевываясь от муки, пожмет плечами и скажет: «Твоя жена безрукая раззява! Не знаю, что на нее нашло! Мы спокойно разговаривали, а она…»
Дома Борис, вооружившись своим мягким упрямством, обязательно станет допытываться, что же между ними произошло? И если Зоя скажет правду, муж смущенно проведет рукой по седеющему затылку, заахает, перезвонит дочери.
Даша ему скажет: «Что ты, папа! Она меня неправильно поняла!»
И Борис окажется меж двух огней. Между двух враждующих женщин. Интересно, чью сторону он выберет? Обожаемой дочери? Или молодой жены?…
Зое не хотелось додумывать эту мысль, потому что единственно правильное решение — вообще не ставить Бориса перед подобным выбором!
—
Ты ошибаешься, — очень спокойно ответила она Даше. — Я такая же женщина, как ты. Такая же личность с душой, с принципами, мечтами, слабостями…— Все говорят, что продается только тело, — нагло пропела Даша. — Душу и принципы ты на ночь снимала и прятала под подушку, чтобы не протерлись.
Зоя почувствовала, что у нее дрожит подбородок.
— Какое право ты имеешь оскорблять меня?
— Протии тебя лично ничего не имею. — все так же вполголоса спокойно ответила Даша. — Мужчина в любом случае выглядит смешнее. Бедный папа! Неужели ему так не везло в личной жизни, что в конце концов, он решил пожизненно нанять профессионалку? Или у вас с ним договор на пару лет?
Вера, молча улыбавшаяся во время этого невероятного разговора, взглядом дала понять Даше, что на этом лучше поставить жирное многоточие.
За обедом бывшая пассия Бориса много и интересно рассказывала о своей поезде в Милан, звала Дашу — Дареной, а Германа — Герой, всячески разыгрывая из себя задушевную подругу семейства. Зоя не сказала ни слова. Сидела, опустив глаза в свою тарелку, ни на кого не глядя.
После обеда Герман устроил гостям небольшую экскурсию по своим владениям. Зоя держалась рядом с Борисом, надеясь улучить минутку — попросить, умолить, уломать мужа не оставаться в этом вертепе на ночь. Но Борис наслаждался загородной идиллией, обществом дочери и зятя, и Зоя решила делать счастливое лицо.
«Многое пережила, переживу и это!» — решила она.
Вечером Вера сделала всем ручкой и возвратилась в город. Видимо, сочла свою миссию выполненной. Борис предложил выйти на лесную прогулку, перед тем как отправиться в сауну. Даша повисла на локте отца, демонстрируя затянувшееся детство девицы, недополучившей вовремя отцовской любви и заботы.
Зоя уныло плелась позади них, сунув руки в карманы, уткнув нос в меховой воротник куртки. Герман весь день держался от нее на почтительном отдалении. Долгих загадочных взглядов не бросал, намеками не беспокоил, чем усыпил ее бдительность окончательно. Совершенно уверенная, что с этой стороны опасаться ей нечего, Зоя брела рядом с ним по заасфальтированной дорожке аллеи.
И это еще называется лесной прогулкой?!
Герман увлеченно рассказывал о лошадях. Слушая его, Зоя не могла поверить: неужели это тот самый человек, который цинично и страшно сказал ей однажды в лицо: «Кто сказал, что выкупа не будет?» Что же случилось после того, как она выпрыгнула из окна дачи? Впрочем, понятно… Димочке стало плохо. Они побоялись его вернуть или ждали денег, но малыш умер, и все сорвалось. Как сказал Борис, мертвый, он им не был нужен. Могли бы поступить еще циничнее: выбросить его, как собачонку, закопать в лесу. Ни креста, ни могилы… Герман поступил человечнее, вернул умершего малыша матери.
Как странно, как странно все это, как нереально, словно кошмарный сон! Идти теперь рядом с ним, говорись обыкновенным голосом: «Да, да… Что вы говорите? Орловец? Нет, ахалтекинец… Ах, как интересно!» — а самой думать: вот идет рядом со мной убийца невинного ребенка.
«Нет, не можешь ты называть Германа убийцей! — ответила Зоя самой себе. — Ты такая убийца, как и он. И даже хуже! Не будь тебя, твоего змеиного, подлого языка и ума, и ничего бы этого не произошло.»
— Ну так как? — спросил вдруг Герман. — Ты узнала, что такое лобстер с артишоками.