Лицо с обложки

Герман щелкнул крышкой футляра. с ревностью рассматривал драгоценности, думая: кто их Зое послал? Среди разорванной оберточной бумаги он нашел записку, написанную на фирменной бумаге отеля «Метрополитен» по-русски: «Завтра заеду за тобой в десять».

Только сейчас он заметил корзину роз, заткнутую в дальний угол, хотя им самое место было в центре комнаты. Их послал тот же тип, что и бриллиантовые серьги?

— Почему ты плакала? — спросил он, когда Зоя вышла из ванной.

Она села, обхватив руками колени, промолчала.

— Кто он?

Зоя отрицательно покачала головой, мол: не спрашивай, не отвечу.

— Нет, не знаю, не скажу?

Герман схватил ее за горло, притянул к себе, заглянул в дымчатые кошачьи глаза. Прошептал:

— До чего же я тебя сейчас ненавижу!.

Ни тени страха не мелькнуло в этих глазах. Герман оттолкнул ее от себя, заорал:

— Ну что, что? Что ты так на меня смотришь?! О чем ты думаешь?

Зоя повела худыми плечами. Ответила:

— За кого меня принимают люди?

Герман усмехнулся: вон оно что!

— Что, тяжела ты, шапка Мономаха?

Зоя чуть улыбнулась в ответ:

— Скорее, шапка-невидимка.

Герман согласился:

— Один черт!

— Ну и как же я выгляжу в ней? — спросила Зоя.

Герман провел рукой по ее щеке.

— Ты сексуальная… Независимая, изворотливая, авантюрная… Живучая… Смелая…

Он говорил и покрывал поцелуями ее длинную тонкую шею. Зоя безвольно уронила голову на его плечо, смотрела в зеркало за его спиной.

— Это не я, — шептала она. — Это другой человек.

— Ты, ты, — отвечал Герман. — Ты такая, какая есть. Такая, как я. За это я люблю тебя… И убью когда-нибудь за это…

Она пропустила мимо ушей самоуверенный мужской пафос. Напомнила:

— Ты обещал рассказать, что случилось с моей сестрой.

— Не сейчас, девочка моя. Расскажу, расскажу обязательно. Позже…

Глава 6. ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ ЯНВАРЯ

Ужин

Утро следующего дня Зоя встречала в полном одиночестве в суши-баре на первом этаже «Хемпбелла». Вот для чего в отелях существуют места, работающие всю ночь! Куда деться человеку, в постели которого наверху хранит спящий лев?

В четыре утра зал бара был пуст. Конвейером медленно плыли по барной стойке тарелки, накрытые прозрачным космическим куполом. И вся атмосфера бара напоминала внутренности космического корабля, не хватало лишь невесомости. Но ее с избытком компенсировали алкоголь и усталость.

От бессонницы собственное тело казалось ватным, пустым, как воздушный шар, и мысли плавали в голове одинаково легкие — от самых ж разрешимых и путающих, которые и додумывать-то не хотелось, до самых простых: как собран чемоданы и выехать из отеля раньше десяти часов?

Впечатления вчерашнего вечера отошли на задний план, больше не угнетали. Пожалуй, думала Зоя, еще пару коктейлей, я она сможет вспоминать вчерашний ужин в обществе Роберта Ханьяна с юмором. Жаль, не с кем поделиться впечатлениями. Мужу о таком не расскажешь, зачем ставить его в дурацкое положение? Порой полезно представлять себя на месте другого. Что Борис сделает, если узнает? Проведет рукой по затылку, виновато улыбнется, скажет: «И как мне теперь подавать Роберту руку? Не на дуэль же его вызвать?»

Разумеется, нет…

Можно рассказать Герману. Даже любопытно, как он отреагирует?

Зоя позволила себе помечтать, но не более. Дразнить спящего льва глупо и небезопасно, науськивать на врага — еще глупее. Полетят клочки по закоулочкам и от тебя, дорогая!

Ее дипломатическая миссия накануне вечером блестяще провалилась. Зря Борис настаивал! Едва чеканный профиль римского императора мелькнул за тонированным стеклом «роллс-ройса», как Зоя раскаялась в своем скоропалительном обещании «прозондировать почву». Ее речь длилась около десяти секунд — ровно столько, сколько по времени занимает дегустация мартеля. Когда глоток был сделан, и вкусовые ощущения усладили нёбо Роберта, он прервал ее на полуслове. Не отводя тяжелого взгляда от лица визави, он жестким тоном ответил:

— Обычно я очень грубо поступаю с теми, кто, прикидываясь дураком или другом, ворует мое время!

Зоя примолкла.

Роберт продолжал:

— Я пригласил тебя не затем, чтобы обсуждать финансовые проблемы твоего мужа. Но раз уж ты завела этот разговор, можешь передать Борису, что денег на агентство я ему не дам! Он больше года носится с этим проектом…

«Больше года? — удивилась Зоя. — Вообще-то это моя идея… То есть не мои, а Бориса, но он подкинул ее мне, когда я осталась в Москве без дела. Этой идее пару месяцев от силы».

— …В последнее время его проекты приносят мне больше убытков, чем прибыли. Так и передай: денег ни от меня, ни от кого другого Борис не получит, пока не возместит нанесенный ущерб, — продолжил Роберт. — Все! На этом разговор исчерпан.

«Ущерб? Какой ущерб?»

Зоя убедилась, что Ханьян не зря считался гениальным бизнесменом: он читал по лицам. Как она ни старалась скрыть охватившие ее противоречивые чувства, Роберт угадал:

— Ты впервые слышишь о долгах Бориса? — Он снисходительнo усмехнулся. — Так я и думал. Тогда нам вообще не о чем разговаривать, все вопросы к твоему мужу. Эта тема закрыта. Итак, что ты делаешь одна в Лондоне? Кроме того, что навещаешь племянников…

Давно Зоя не чувствовала себя в таком глупом положении.

«О каких долгах идет речь?» — думала она, глядя на руки императора, на короткие плебейские пальцы с треугольными ногтями, на массивные перстни, широкий платиновый браслет часов марки «Филипп Шарриоль» — маленькое произведение ювелирного искусства.

«Борис говорил, что его дела идут хорошо. При всем своем мальчишеском легкомыслии вряд ли он смог бы скрывать от меня свои проблемы. Кто-то из вас двоих врет… Ты врешь! — решила она, глядя на Роберта. — Ты просто сбиваешь мне цену, вот что ты делаешь!»

И сама удивилась собственной хитрости. Но змееныш поднял голову со своего насеста и прошипел: «А может, ты просто плохо знаешь своею мужа?»

За ужином Роберт вел себя более-менее пристойно, хотя цель беседы видна насквозь, как говорят в Одессе: «Мадам, мне интересно с вами переспать». Зоя ехала на встречу с твердым убеждением, что именно этим предложением все и завершится. Она демонстрировала прописное «нет», но, кажется, Роберт не знал такого слова.

В течение ужина каждая из сторон решила, как далеко она готова зайти по пути к желанной цели и чем готова поступиться. Самое отвратительное произошло в машине.