Любовь хранит нас

— Проводи даму, маэстро. Одень ее, что ли, умой на всякий случай и отсыпь горячий нал, — отдаю приказ, а в сторону как будто стыдливо выдыхаю. — Не обращай внимания!

— Алеша…

— Идем туда!

Беру ее за руку и двигаюсь на кухню. Нет, наверное, не стоит! Грязная посуда, заполненная пепельница и затхлый невкусный воздух. Куда тогда?

— Оль, давай, наверное, наверх. Там есть моя комната.

— Алеша, подожди, пожалуйста.

Чего ждать, Климова? Чего мне еще ждать? У меня от тебя крышу сорвало четыре месяца назад, а сейчас, когда вот-вот все вроде стало на свои места, ты за каким-то хреном на горизонте снова объявилась.

Не слушаю ее, проталкиваю перед собой и легко по заднице хлопаю:

— Туда, Климова, шуруй ногами, пока на плечи не закинул.

Ольга идет, озираясь по сторонам, чересчур внимательно рассматривает обстановку:

— Тут очень грязно, Алексей.

— Ну извини, не Хилтон, не Ритц и даже не долбаная Плаза…

— Это какой-то жалкий скотный двор.

— Шепчи потише, у Серого музыкальный слух, длинный язык и очень сильные руки. Башку оторвет и скажет, что так тебя сюда курьер под дверь принес.

Она замолкает и дальше двигается, покачивая головой и задом. Останавливается перед дверью и чего-то ждет — мне нужно проявить галантность?

Хрен с тобой — ногой толкаю и, кланяясь, кривляюсь:

— Прошу, Ваше Величество.

Ольга заходит в мою комнату и топчется в самом центре. Не убранная кровать, разбросанные вещи на креслах, какие-то бумаги на чертежном столе, есть пустые банки из-под пива.

— Леша…

— Не смей, — поднимаю палец и указываю им в лицо, — не смей даже заикаться об отсутствии стерильности. Тут не твои порядки, а я тебе не подчиняюсь. Я тебя, — соплю и злюсь, — я тебя, тебя, — мысль как-то не идет, — ты меня достала. Чего сюда приехала?

Она крутится вокруг своей оси — хочет сесть, но природная брезгливость, видимо, запрещает это делать.

— Куда я могу сесть?

— На кровать, Оля. Вот кровать, усаживай свой зад, не заморачивайся и не надрачивай мое терпение.

— Алеша…

— Еще раз скажешь «Алеша»…

Она подходит вплотную ко мне и ладонью закрывает рот. Да чтоб меня! Я опупел, онемел, ослеп и проглотил свои злость и горькую обиду.

— Я не хотела ехать, слышишь? — встает на цыпочки, руки не убирая, заглядывает мне в глаза и шепчет. — Не хотела, Алеша. Знала, что ничего путного все равно не выйдет и ты очень зол, наверное, разочарован, раздавлен, унижен и оскорблен. Мы тогда…

— Пусти меня, — прикусываю ей руку, мычу и выдираюсь. — Стерва! Чего тогда приперлась?

— Попросить у тебя прощения.

День, сука, как-то прям с утра не задался! Проснулся в депрессивно-агрессивном настроении, а потом все стало только хуже — нежданчик, живой, плаксивый и таинственный подарок, присланный с отеческого материка. Спасибо, любимые родители! Она приехала попросить прощения? У меня? Вот же лицемерная дрянь! Не далековато забралась, Климова?

— Не надоело еще за судьбы мира извиняться?

— Я не хотела, — такое впечатление, что она меня не слушает и даже не замечает. — Лешка, ты не отступал тогда, я ничего лучше не придумала…

— Хватит! Сейчас начнешь говорить, что готова взять назад свои слова, а все сказанное считаешь глупенькой ошибкой. Ты сказала…

Не могу вспоминать — это было больно и обидно. После того страшного скандала в моей башке засела одна очень надоедливая и шальная мысль:

«А вдруг она осмелится? А я ведь даже об этом не узнаю».

Но я выкрутился и был в курсе всех ее интимных дел, которые эта дама за моей спиной проворачивала. Мне помогала мать! Она звонила Климовой и осторожно интересовалась, что да как, как ей живется, не тошнит, не болит, не тянет. А сейчас?

Незаметно окидываю беглым взглядом весь силуэт — у Ольги плоский живот и она, если честно, сильно похудела.

— Я не беременна была, Алеша. Было женское нездоровье. Пришлось немного полечиться. И все, больше ничего, — оправдываясь, с улыбкой шепчет, — ложная тревога.

Нездоровье? Это все из-за меня? Я был виноват? Что с ней было? Я бросил ее, оскорбил, возможно, теми жесткими словами наотмашь ударил. Начинается опять, Смирняга? Пыл прошел, и ты поплыл, как масло в раскочегаренном казане. Приехала, почесала ласково за ушком, а ты упал на спину и предложил ей брюхо почесать. Имей же гордость, «Леша»!

— Вы завтракать будете, голубки? — Серж очень целомудренно стучит в дверь и елейно-пакостливым тоном спрашивает. — На сытый желудок скандалы лучше. Они сочнее, что ли? И потом, силы для примирительного секса тоже нужны. Или вы там уже голые?

Она краснеет, оглядывается и отступает от меня. Спиной наталкивается на комод и там с каким-то заговоренным видом застывает.

— Серый, отвали, будь так любезен. Мы сами разберемся. Поедим, когда поговорим, — на автомате отвечаю, не спуская со стервы взгляд.

— А! Ну-ну! Не разнесите только, черти, мой дом к ебеней матери.

— Сука! — зло шиплю. — Иди сюда, — отдаю приказ Климовой. — Иди сюда, Оля!

Климова отталкивается руками от поверхности, опускает голову и подходит ближе.

— Оль? — начинаю все по новой.

— Угу, — она, по-моему, тихо всхлипывает.

— Зачем это все было? Зачем ты так со мной, с собой, с нами? Я ведь, правда, не пойму. Ты заявила…

— Ты просто не уходил. Никак не получалось. Я пробовала, но ты такой упрямый! — талдычит и сопли тыльной стороной ладони утирает. — Лешка, ты не отступал, ты напирал, нахрапом пер. Пойми, пожалуйста…

А разве это плохо? Я хотел ей понравиться, хотел с ней быть, хотел добиться ее расположения, да просто рядом находиться — одно дебильное собственническое желание. Что-то ведь в ней есть, раз так меня вся эта слишком долгая возня с победой зацепила?

Но! Хорошо! Допустим! Хрен с этим! Что было, то уже прошло! Пережили! Забыли и растерли! А что тогда сейчас случилось? Что поменялось, раз она сюда приехала сама?

— А сейчас что происходит? Что нового, каков план действий? А главное, на кой хрен это мне? А?

— Твоя мать…

Так, опять! Старая пластинка!

— Это из-за нее, из-за моих родителей? Как банально прозаично, Оля. Смешно предание, но верится с трудом. Дальше!

— Алеша, правда-правда, они очень-очень за вас переживают. Антонина Николаевна была не в форме, она страдала из-за тебя, из-за вас с Сергеем…

Мать — безусловная актриса! Отец так любит повторять. Она профессионально играет на нервах, спекулирует нашими чувствами, она… Вот только позавчера с Серегой вспоминали наш отчий дом, а сегодня утром я мечтал, что в скором времени отсюда съеду. Может, это вот оно? Тот самый пинок под зад, чтобы начать движение вперед? И материнская забота тут совсем ни к месту.