Любовь хранит нас

Так! Давно мы что-то не скандалили, видимо!

— Идем-ка домой.

— Домой?

— А что не так? Нагулялась, наелась, напилась! Пора, похоже, баиньки.

— А еще приват! — висит на моих плечах и подтягивается на своих руках.

Я захлебываюсь собственной слюной. Кашляю и одновременно с этим укладываю свои руки поверх ее. Приват? Приват!

— Оль, что с тобой?

— Ничего, — вытягивает губы и прикрывает веки. — Я пошутила, Смирнов! Шутка! Я поклялась, что тебе…

— Да помню я. Никогда и ни при каком условии.

— Молодец! — шепчет с закрытыми глазами. — Молодец!

Так! Похоже, эта пьяная зараза отъезжает в свой дивный мир и без меня. Тормошу ее, сжимая кисти рук, легонько дую в румяное лицо:

— Домой?

— Как хочешь, Леша.

Пробуждаю Климову от пьяного погружения в себя, волоку ее к стоянке такси, усаживаюсь рядом и командую водителю:

«Домой!»

и тут же, естественно, называю наш адрес временного обитания.

В теплом салоне пьяную даму еще немного развезло и Ольга, ни в чем себе не отказывая, укладывается своей щекой мне на плечо.

— Оль, ты чего? — аккуратно дергаю и наклоняю голову.

У нее плотно закрытые глаза и блаженная улыбка на устах.

— Леш, все нормально. Правда-правда. Просто, — глубоко вздыхает, — я не знаю, как объяснить и как сказать…

— Есть что-то, чего я пока не знаю?

Вот дурак! Брякнул и, видимо, не подумал о смысле, о последствиях. О ней, вообще, ведь ни хрена не знаю. Так все между прочим и слишком около того. Разгадка где-то рядом! Рыскаю, брожу, не нахожу, а тайны, сука, ну никак не раскрываются. У меня сформировался определенный и чересчур тяжелый для моей самооценки вывод — я, по всей видимости, тупой.

— Люблю Новый год, Алешка. Это мой любимый праздник! Даже больше дня рождения. Понимаешь?

В этом совпадаем!

— Поздравляю, — хмыкаю. — Еще шесть дней, солнышко, и будет тебе загаданное под зеленым пластиковым деревом личное счастье. Это ведь, безусловно, проще. Не надо особых сил прикладывать — загадал и типа в течение трехсот шестидесяти пяти дней с доставкой на дом получил. Так эта фигня функционал свой отбивает? Другое дело — приложить усилия, побороться, перешагнуть через свой страх, наплевать на обиды и оскорбления, восстать из пепла. Какое же это тогда желание, да? Это долбаная работа и список охренеть каких обязанностей…

Она не слушает мой неконтролируемо изливающийся сарказм:

— Желания, подарки, поцелуйчики у елки, детское веселье, мандарины, шоколад. Дед Мороз, Снегурочка, Баба-Яга, девочки-снежинки, мальчики-снеговички и те же мальчики, но уже зайчики. Красота!

Хихикает и ладошкой прикрывает рот.

— Извини, пожалуйста, — смешно икает и немного морщит нос. — Последний бокал был однозначно лишним. Я что-то сильно разговорилась и откровенную ерунду говорю.

— Оль, это Англия. Тут такое, вообще говоря, не принято. Здесь…

— Мог бы и не напоминать, — глубоко вздыхает. — Очень хочу домой. Ты тут не устал? Назад еще не тянет, а?

Ольга поворачивает голову к окну, но с моего плеча ее не убирает. Она не спит. Украдкой замечаю, как Климова рассматривает мерцающую городскую иллюминацию, праздно шатающихся немного выпивших людей, мелких мохнатых пони, катающих детей, молодежные шумные компании, переодетых пожилых людей со смешными оленьими рогами на головах. Господи! Это ведь наш первый совместный праздник! И тот, блин, как назло, волшебный. Типа сейчас сомкну глаза, наверное, все же загадаю одно-единственное желание, а потом… Извини, брат, не судьба! Охренеть! И мы проводим семейный теплый праздник с ней, но здесь, в чужой стране, с депрессирующим младшим братом, в его квартире и в разных комнатах, на разных кроватях, и кто-то даже на диване, а могли бы…

— Давай сегодня переспим, а? Потрахаемся? Займемся медленной любовью или быстрой? Как пожелаешь, одалиска! Любовь-морковь? Устроим краш-бум-банг? Ну ты ведь понимаешь, Климова? — шепотом ей предлагаю. — Попробуем, а?

— Обойдешься, Смирнов, — хмыкает и вижу, как растягиваются ее надутые от выпитого губки. — Ты сказал, что не простил меня…

— И что? Да, не простил! Одно с другим совершенно никак не связано. Вообще никак не конфликтует. Я стопроцентно очень зол, а ночью за все, что ты натворила, жестко выпорю — устрою жестокий траходром.

— Ты все-таки извращенец, Лешка! — хлопает ладонью по моей груди. — С чужим человеком, на которого точишь зуб, которого, вероятно, проклинаешь, которого четыре месяца назад готов был раздавить, который…

— Ты мне сердце надорвала, пьяная ты стерва, — шиплю ей в ухо. — Проткнула шилом и долго препарировала, мясо ковыряла. Боюсь представить и предположить, но ты, похоже, Оля, женщина-каннибал, какая-то там индийская, многоликая, трехглазая Богиня-мать, стоящая ногой на своем муже, приплясывающая джигу на его растерзанном теле…

— Ты о Кали, Лешка?

— Да похрен мне на имя, если честно. Но ты жрешь мужчин, на кусочки раздираешь, а потом пытаешься суровой ниткой, как куклу вуду собрать. Только вот…

— И ты решил, что совместная ночь, типа мой тебе рождественский подарок, сможет твою рану зашить? А вдруг я еще захочу чего-нибудь и где-нибудь у тебя поковырять?

— Мы могли бы попробовать, одалиска. А может я тебя уже простил? М? Это тебе в голову не приходило? Хмель основательно забил твои мозговые кластеры? В положительном направлении мыслительный импульс, ни-ни? Не идет? А сама ты, детка, заторможена?

— На эту чушь вообще не буду реагировать и отвечать.

— Климова! — рычу гортанно.

— М? — зевает.

— Ты не платишь за квартиру, в которой уже третью по ходу неделю живешь. Ты пользуешься тем, что…

— И что?

— Серега — джентльмен, но всему есть предел, а терпение, скажем так, не самая сильная его сторона…

— Так ты мне с ним предлагаешь рассчитаться? Возможно телом? С ним надо переспать? Да? — закидывает голову и очень, сука, пошлым взглядом насилует мои глаза. — Он, по крайней мере, храпит в своей кровати, за закрытой дверью, и потом — есть вид на жительство, да он практически настоящий гражданин. У него талант, язык очень хорошо подвешен, он симпатичный, высокий, сильный, веселый, заводной, а главное, Сережа холостой. И ты знаешь, мне очень нравятся его зеленые глаза. Вот вы же братья, а такие разные! Он мне нравится, пожалуй…

— Думаю, что ты договоришься, солнышко! А впрочем, составлю-ка ему протекцию!

— Ага-ага.

— Я хочу приват! — сильно хватаю за подбородок и не даю ей отвернуться, сжимаю щеки и вытягиваю очень влажные и пахнущие алкоголем губы, а вместе с этим наклоняюсь за долбаным поцелуем. — Сегодня, Оля! Хочу приват! Слышишь?

— Я повторяю в сотый раз и говорю по буквам, диванный бездомный мальчик, — медленно и четко произносит. — НЕ ДОЖДЕШЬСЯ! Этого не будет. НИКОГДА!

Это мы еще посмотрим! Видимо, остатки горячего вина провоцируют меня на подвиг, поскольку я прикладываюсь мощно к ее розовому рту. Ольга, рыча, отталкивает меня руками, упирается и ерзает, еще смешно мычит, но дальше сложенных практически в одну линейку губ мою настойчивость не пропускает.