Любовь хранит нас

— Это… Ты… Оль, а дальше что? Я совсем не знаю этих правил. Это что сейчас будет? Стриптиз? Насилие? Ты без непосредственного участия тупо отымеешь меня… М-м-м! Твою мать, Климова!

— Тшш, — Оля прикасается пальцем к моим губам и делает какое-то странное ритмичное движение своим бедром. — Это просто танец! Тук-тук-тук-тук! Просто смотри, Смирнов! Просто смотри…

Она очень красивая, а для меня желанная. Хватит уже обманывать себя! Хочу ее до одури, до безумно ярких искр из глаз. Тонкая и обнаженная по пояс — она великолепна, а со стоячей упругой грудью и задранными вверх сосками, с переливающейся блестящей кожей — она во сто крат еще прекраснее. Такая, блин, недосягаемая! Или это я долбаной обыденностью приземлен? Мне почему-то кажется, что эта Ольга, таинственная полуголая девица с монистом на упругой заднице, слишком горяча и чересчур перевозбуждена. По-моему, у одалиски та самая сосковая эрекция — ее коричневые пуговки мощно пульсируют и уверенно стоят. Она наклоняется ко мне и вертит сиськами восьмерки, а я, придурок, все равно упорото смотрю в ее чернющие глаза. А там уже огонь какого-то безумия играет и долбаная жажда обладать нет-нет, да и проскочит мимолетно. Что мне мешает ее сейчас грубо и без разрешения взять? Она ведь даже пискнуть не успеет — раз, скручу, зажму, раскрою, на спину и на диван!

Протягиваю руку, а она отходит дальше и медленно снимает с пояса какой-то шелковый прозрачный платок, по-видимому, мой будущий экстравагантный саван.

— Нет. Стоять! Назад, Смирнов.

Встряхиваю голову, зажмуриваю глаза и несколько раз выдыхаю через рот.

— Оля, пожалуйста.

— Нет, я сказала. Ты ведь мне поклялся. Даже пообещал.

Теперь корю себя! Вот я урод тупоголовый, сам себя на эротическую пытку подписал.

Она прогибается назад и делает почти тот самый гимнастический мостик, при этом я вижу, как мышцы живота совершают прямую и обратную волну, а в районе пупка вздрагивают вверх-вниз, словно новый эксклюзивный сердечный пульс настраивают. Встаю с дивана и медленно к ней подхожу — в лицо летит еще платок.

— Назад, Смирнов.

— Перестань, — шепчу. — Хватит! Я сдаюсь. Слышишь? Климова! Сдаюсь, сдаюсь… Оля, иди сюда.

Ольга вращает тазом. Мощно, очень широко. Закладывает руки за голову и быстро-быстро трясет перед моей рожей своим правым бедром. В ушах звенит, а в глазах — туман и мрак…

— Отойди, — визжит. — Дальше, Алексей! Отойди от меня.

— Обойдешься, Оленька.

Перехватываю где-то на оголенной талии и сильно прижимаю к себе. Утыкаюсь подбородком в женскую макушку и, прикрыв глаза, шепчу:

— Хочу тебя. Иди ко мне…

Она совершает телом какие-то странные движения, как будто стоя трахает меня. Мычит, стонет в мою грудь и трется сильно возбужденными сосками.

— Ты уже простил меня? — еще один толчок в мой пах. — Лешка, я прощена?

— Я тебя сейчас урою, Оля, если ты не перестанешь провоцировать меня.

Подхватываю под непрерывно перекатывающуюся задницу, слишком сильно сжимаю ягодицы руками — тут все, как всегда, и утыкаюсь рожей в ложбинку между дрожащих грудей.

— Ай-ай!

— Замолчи немедленно. Тшш, я сказал, тишина.

Перешагивая через несколько ступеней, не отводя от Климовских сисек взгляд, вваливаюсь с Ольгой в, пожалуй, нашу комнату и швыряю одалиску на кровать.

— Полегче, Леша, — квохчет и пытается привстать.

— Куда? — опускаю колено, раздвигая ее ноги, при этом задеваю этот воздушный фатиновый наряд. — Это мне мешает, значит, надо на хрен снять.

Разрываю все, особо ни с чем не церемонясь и не напрягаясь в правилах. Откидываю тряпку на пол и рассматриваю то, что в результате получилось. Картина маслом, а передо мной все, как на ладони, на свободном обозрении — рельефный и в то же время впалый вздрагивающий живот, выступающие острые тазовые косточки и очень гладкий, словно девственный, лобок. Прикрывая свои глаза, провожу внизу рукой и осторожно прижимаю:

— Пульсируешь, одалиска. Ждешь ласку, Оленька.

— Алексей, перестань, — пытается выкрутиться и руками меня оттаскивает от себя.

— А на что ты, солнышко, рассчитывала, когда трясла перед моим голодным носом своими голыми и возбужденными буферами, а? Когда нагибалась, становилась раком, выпячивала зад, трясла бедрами и сиськами круги вращала, а? Когда ерзала у меня в паху? Ты что? На что вообще такими развратными действиями намекала Да я тебя сейчас отъе…

— Смирнов!

— Тшш. Лежать, — перехватываю дергающиеся перед носом ручки-плеточки. — Расслабишься — получишь удовольствие. Возможно, даже не одно. Посмотрим на твое хорошее поведение и мой естественный боевой настрой!

— Пусти! — шипит и громко шикает. — Шшш, пусти, пу-ш-ти, Ш-мирнов…

— Сейчас! Уже! Разбежался! — наклоняюсь к женской шее и прикусываю сильно дергающуюся жилку. — Ты очень качественно раздраконила и завела меня. Вот и получай незамедлительную ответку!

— И в мыслях не было, — внезапно шепчет и выгибается навстречу. — Леш?

— М? — облизываю ей плечи, запускаю язык во впадинку, прикусываю ключицы и всасываю килевые косточки. — Что хочет Несмеяна? Что, детка? Формулируй и будем спешно начатое продолжать…

— Ты простил меня? Ответь, пожалуйста.

Вот же стерва хитромудрая! Простил-не простил, какая, в сущности, разница, но все же признаюсь, как на духу:

— Давно, малыш. Уже давно.

— Ты забыл?

— Это важно, солнышко?

— Да, — кривит красивое лицо и, кажется, уже стоит на стреме слезный мощный водопад.

— Еще тогда. Четыре месяца назад. Я зла не помню, Оля…

— Спасибо-спасибо, Лешенька, — притягивает к себе, сильно обнимает за плечи и носом утыкается мне в ухо. — Хочу сегодня все…

— Твое желание — закон…

Ольга обмякает в моих руках и подставляет каждую частичку тела — все то, на что у меня «заточен» нижний глаз.

— Здесь? Тут, солнышко?

Я трогаю соски, легко сжимаю и перекатываю между пальцев, затем играю, словно на щипковом инструменте, а под конец губами всасываю и зубами аккуратно зажимаю — Ольга отворачивается от меня и со стоном, зажмурившись от наслаждения, прикусывает свою ладонь.

— А тут?

Спускаюсь языком под грудь — резцами шкурку принимая, облизываю смуглые дрожащие полушария. Выставляю в авангард комплекты будущих засосов — языком, губами и зубами нежную кожу на дергающемся теле тереблю.

— Еще… Хочу…

Прокладываю влажную дорожку поцелуев по направлению «строго на юг». На пупочной впадине на одну секунду замираю — наслаждаюсь ее тонким писком и танцующим перед моим лицом теплым животом.

— Леша, я прошу…

О чем? О чем ты меня все время просишь, одалиска? О прощении? Так оно уже точно есть. О ласке? Да вот же она! О сексе, детка? Наверное, сейчас все будет, если ты позволишь?

Обхватываю ее бедра и подтягиваю легкое тело к себе на пах.

— Нет-нет, — упирается пятками и назад отползает.

— Лежать-не дергаться, — заставляю ее обнять себя ногами. — Лежать! Кому сказал?

Раскрываю Климову, как бабочку под микроскопом, лежащую беспомощно на предметном стекле. Подкладываю ей под задницу подушку и фиксирую так, как будет приятно ей и удобно мне.

— Пожалуйста, — пытается выкрутиться, — не надо этого, Алексей. Не надо, не хочу, это лишнее. Мне неприятно.

— Через минуту ты изменишь показания, малыш.

Целую осторожно выделяющийся на стройном теле бледно-розовый шрам и направляюсь в тот самый центр наслаждений. Ольга ноет и что-то постоянно просит, и без конца пытается отклеить меня.