Любовь хранит нас

— Пожалуй, повторим? — за щечку кусаю. — С какого, конкретно, места твоя навигационная система перестала получать мой физический сигнал…

Теперь Климова лежит на спине с раскинутыми руками, касаясь пальчиками своей руки моего немного заросшего лица. Она перебирает ими, по-кошачьи бережно царапает, щекочет небритый подбородок, при этом глубоко вздыхает и очень жалобно скулит:

— Я есть хочу.

— Метафора?

— Вообще-то говорю, как есть, по факту. Прямо! Есть, значит, есть! Ага?

— Ты — прожорливая детка, а с виду и не скажешь…

— Я ведь со вчерашнего вечера ничего не ела, — жалуется. — Глинтвейн и ярмарочное угощение не считается.

— Я так и понял. Ладно, принято. Твое персональное задание получено. Вставай тогда, идем заморим твой голодный внутренний голос, уложим на лопатки твоего обжористого червячка. Хватит валяться — пора и честь знать.

Сажусь и спиной упираюсь в деревянное изголовье кровати. Ольга, придерживая на своей груди простынь, располагается рядом. Смешная, удовлетворенная и, по-моему, счастливая — взлохмаченная одалиска с колтуном вместо расчесанных каштановых волос.

— Оль, — прыскаю со смеха и легко толкаю даму в плечико.

— А? — нечёсаная симпатичная ведьма поворачивает голову, прищуривается и усиленно пытается сойти с орбиты солнечных лучей.

— Мешает солнце?

— Что-то есть!

И так, и этак — ничего не получается, светило неотрывно следует за ней.

— Ты, — аккуратно трогаю «профессионально» сконструированную «модельную» прическу, — у тебя, там это, — отвожу руку и виртуально прокручиваю своим пальцем, как будто волосы накручиваю на бигуди, — я не знаю, как сказать…

— Говори, как есть, Смирнов! Что там? Страшно? Ужасно? Или… — она запускает руку в гриву. — Чудесно! Проще налысо побрить, чем расчесать?

— Нет-нет! Все прекрасно, просто, — прокашливаюсь, — очень необычно. Словно корона на голове.

Ей это ведь идет! Климова чересчур румяная, активная и даже дерзкая — Ольга облизывает губы и провоцирует меня. Склоняюсь, чтобы поцеловать, но встречаюсь с прохладными женскими пальцами.

— М-м-м! — мычу.

— Так, Смирнов, назад!

— Не выйдет, да? Не позволишь? Не подпустишь? Выкуп требуешь или что?

— Все гораздо прозаичнее! Я требую еду!

Я занимаюсь с ней любовью за… Еду?

— Ты серьезно?

— Угу.

Ольга опускает ноги и наклоняется, демонстрируя мне слишком ровный позвоночный столб.

— Яичница с беконом, Смирнов! Как тебе меню? Устроит?

— Вполне, — закидываю руки за голову и плотоядно рассматриваю женское тело, суетящееся в поиске трусов…

— А как ты в школе учился?

Ольга сидит на кухонном столе, положив ногу на ногу. На ней какие-то чудаковатые малиновые лосины и моя домашняя рубашка в клетку, на голове — уже старательно расчесанные волосы, аккуратно собранные в творческий пучок.

— Весьма посредственно, — слежу за «оригинальным» блюдом и забрасываю тосты на обжарку. — Не очень, если честно…

— Опять врешь?

Вру! Причем нагло и, как говорят, безбожно. Отлично учился, а вот с поведением, увы, был стопроцентный провал. Сверхнеудовлетворительные — если есть вообще такое, то я бы именно так свои поступки и школьные действия охарактеризовал. Причем за весь учебный срок, за все одиннадцать лет. Так получилось! Мать ругалась и недоумевала:

«Леша, как? Ах, Господи, что за наказание?»;

а вот отец украдкой похлопывал по плечу и подмигивал, мол:

«Молодчага! Сын растет! Настоящий мужик! Так держать!».

— Оль, это допрос? — поворачиваюсь.

— Понимай, как хочешь, но я просто интересуюсь. Мне действительно интересно, Смирнов, что ты за человек. С чем тебя есть?

Вот это да! Что я за человек? Если честно, сам не знаю! Обычный, наверное. Все как у всех. Родители, ясли, детский сад, школа, институт, любимая работа.

— Да нечего рассказывать. А ты как училась? Медали, ордена, похвальные листы, грамоты, что-то из упомянутого вошло в твой детский арсенал?

— Я была отличницей. Причем круглой. С поведением, между прочим, тоже все в порядке.

Оно и видно, Оля! От твоего примерного поведения и отличных психологических знаний у меня все накопившееся возле горла до сих пор стоит.

— Не сомневаюсь, детка. А что потом? Золотая медаль и шанс без экзаменов поступить туда, куда семья укажет?

Что сейчас ответит?

— Я ошиблась, Лешка, в свои семнадцать лет не на тот переулок завернула. Сильно! Круто влетела в поворот! Ну, понимаешь, очень плохо выбрала и, как следствие, сильно подвела отца. Хотя институт — целиком и полностью его заслуга. Поспособствовал, оплатил и направил.

Выключаю газ, отодвигаю сковороду, ловлю выпрыгнувшие тосты, на какое-то мгновение замираю, выдыхаю несколько раз, словно перед глубоководным погружением или запуском космической ракеты в стратосферу, с улыбкой разворачиваюсь к ней и плавно подхожу.

— Какая разница? Неважно ведь? Правда? Слышишь? — заправляю за ушки выбившиеся волосы. — Что было, то ведь уже прошло!

Она пытается мне улыбнуться, но потом, видимо, понимает, что выглядит сейчас наигранно, стирает искусственную улыбку и тихо спрашивает:

— Может быть ты хочешь что-то обо мне узнать, Лешка? Я могла бы…

— Расскажи-ка мне про младшую школу, одалиска. Ты носила брекеты, когда соплюшкой была? — включаю декламатора и ритора одновременно — сейчас я этой крошке общеобразовательную лекцию прочту. — Зубы для женщины — это самое главное! Батя всегда говорил нам с Сержем, чтобы мы при выборе своих девчонок обращали внимание на стройность внутреннего ряда, на прикус, например, на количество коронок, к тому же, на…

— Ты сейчас шутишь, Смирнов? — усмехается, надменно кривит губы и прикрывает рот ладошкой. — Это ведь несерьезно! Зубы, девочки, система выбора. Ты что? Леш, Максим Сергеевич точно не такой.

— Ну да, ну да! Это потому, что у моей мамы со стоматологической картой все в порядке. Отец типа спокоен, а дети, то есть мы, сыновья, физиологически пошли в него. Ну, по антропометрическим данным, естественно. Рост, фактура. Мама, если честно, триста раз перекрестилась. Представляешь с ее метр шестьдесят…

По-моему, она меня рассматривает.

— Та-а-ак! Ничего!

В смысле? Это она сейчас о чем? Твою мать! Климова меня как будто измеряет!

— Оля, перестань!

— Ну, если уж откровенно, то ничего особенного. Две руки, две ноги, там, конечно, тоже будто бы все на месте, рост огромный. А что помимо этого? Чем хвастанешь еще?