Любовь нас выбирает

— Я бо-о-льше не-е мо-о-гу. Не могу, не могу…

Вижу, как он ухмыляется, как медленно, меня испытывая, подкладывает свои горячие руки под поясницу и аккуратно, но в то же время резко, переворачивает мое тело на живот.

— Нет! — хлопаю руками по матрасу. — Нет! Так не хочу! Нет! Не выдержу…

— Тшш, — тут же сверху на меня наваливается и руками прижимает. — У тебя, кукленок, — чувствую, как внезапно отстраняется, — завтра будет синий зад, если я оставлю тебя, как божью коровку на поломанных пятнистых крылышках лежать, поэтому… Ты, кажется, просила что-нибудь придумать. Вот, детка, все, что смог!

Выкручиваю голову и укладываюсь одной щекой на подушку.

— Ну вот, сама и сообразила, кукла.

— Гад! — язвительно выплевываю в сторону.

— Я знаю. И тоже очень сильно люблю тебя, — прикусывает мой затылок.

Легкий шлепок по попе сегодня ощущается, как полноценный внезапный электрический разряд. Я дергаюсь, попискиваю, а потом мычу коровой, а он мне одновременно с этим под травмированное мягкое место подкладывает подушку — Боже, вот теперь нормально, очень хорошо!

Макс проходится крупными ладонями по каждой ягодице, поднимается на поясницу, а языком ведет по длинной позвоночной выемке на моей спине. Мурашки, дрожь, судорога, вымученный стон и:

«О Боже, как приятно! Еще! Хочу еще! Будь ближе ко мне!».

— Наденька, ты как?

Еще и спрашивает, словно издевается.

— Хорошо, — гундошу что-то в сторону. — Хорошо…

Какие-то рисунки, вензеля, кружочки, спирали, винты, точки, зигзаги, петли, звезды, квадраты и восьмерки — все это мужским влажным языком теперь отражено на моей спине.

— Максим… — шепчу.

— Что, кукленок? Что моя родная? — вторит в том же невысоком тоне, прикусывая кожу на плечах.

— Не надо…

Он отстраняется и останавливает все движения:

— Прекратить? Устала? Будем спать?

— Нет-нет, — пытаюсь приподняться, но он всей массой укладывается на меня. — Просто… Я хочу…

— Что, Найденыш? Как ты хочешь? Как?

Поцелуй. Укус. И… Снова мягкий поцелуй с причмокиванием. Вот же неисправимый наглый гад! Не может без своих засосов. Но утешает то, что все это останется на спине.

— Ребенка… Я хочу от тебя ребенка.

— Надь… Наденька… Ты…

Господи! Он точно поднимается и встает с кровати? Нет-нет! Максим, куда ты? Что я опять сделала не так? Нет, не уходит, но он укладывается на левый бок, рядом со мной. Теперь меня смущает своим цепким и пронзительным взглядом — краснею, беленею, чешусь и дергаюсь, как в эпилептическом припадке.

— Перестань…

Он мягко прикладывает пальцы к моим губам:

— Хочу видеть твои глаза, кукленок. Я не могу, когда ты не смотришь. Извини, но думал, будет проще и тебе полегче, а потом ты вот недавно сказала «заниматься любовью», а я подумал, что так не смогу, когда ты не видишь меня. Надь…

— Хочу ребенка, слышишь? Понимаешь меня? — освобождаюсь от запрещающего знака на моих устах. — Очень хочу малыша! От тебя, Максим. Пожалуйста…

— Но ты ведь…

— Неправда! Мы все обсудили, я не хотела бы возвращаться к этому разговору опять. Это было в прошлом, пусть там все нехорошее и останется, — обхватываю его лицо и приближаю к своему, — все в прошлом. Сейчас хочу! Очень! Хочу детей! Много маленьких, затем больших и взрослых! Максим…

— Ты уверена?

— Абсолютно! — целую осторожно в губы, одновременно с этим придвигаюсь ближе, практически вплотную к его телу, и закидываю ногу к нему на бок. — Пожалуйста. Давай попробуем.

Он хмыкает и сразу властно обнимает:

— А как твой зад?

— Жить будет, — оглаживаю бицепсы, его предплечья, плечи, рисую пальчиком татуировку. — Не отвлекай меня…

— Надь…

— Ты войдешь или я все должна делать сама?

— Не дождешься…

Морозов аккуратно, с бережной осторожностью, гладит всей ладонью мою грудь, затем оставляет только невесомое касание кончиков своих шершавых пальцев, что-то рисует вокруг сосков, внезапно подключает губы, потом вдруг резко отстраняется и сжимает одно полушарие, а следом — второе, и наконец, спускается той же рукой ниже и трогает промежность, раздвигая губы, проводит между ними вперед-назад, затем вращает, не прикасаясь к потайному входу:

— Горячая и влажная. Для меня так постаралась, Надь? — легко касается своими губами моего плеча.

— Перестань, — утыкаюсь лицом ему в грудь и громко выдыхаю. — Максим, пожалуйста.

Толчок и одновременно с этим очень крепкий захват. Он не дает мне отодвинуться ни на один миллиметр от его тела. Сливаемся в одно целое, друг друга поглощаем и стираем все имеющиеся телесные барьеры.

— Макс…

— Моя! Только моя! — приказывает мне в лицо.

Он плавно двигается, внимательно рассматривая меня, молчит и только ровно дышит, а я нет-нет, да и прикрою веки, он останавливается и ждет, когда я снова посмотрю ему в глаза:

— Не закрывай их, слышишь, Наденька?

— Я постараюсь…

Еще одно глубокое проникновение — я выгибаюсь и вымученно скулю.

— Хочу смотреть в глаза, Найденыш…

— Я постараюсь… Обе-е-щаю…

Удар и выпад — впиваюсь пальцами и острыми ногтями ему в плечо. Максим шипит, но поступательных движений не прекращает. Наоборот, они становятся чаще, резче, как будто очередями, в определенном ритме, на какой-то свой индивидуальный счет.

— Ты нужен мне, — захлебываюсь словами, — нужен, слышишь?

— Да, — шепчет и теперь вообще не останавливается.

Он прошивает меня серией очень глубоких толчков:

— Как воздух, Макс. Я не могу без тебя, а с тобой — спокойно и легко. Я…

— Тшш, тшш, помолчи…

Завтра болеть будет все тело, а не только там, где я сейчас пытаюсь отразить его стремительную атаку. Все сейчас трещит по швам. Мы поругались — было дело, сначала там, перед отделением, потом уже здесь — перед воротами дома. А сейчас у нас что?

Господи, по-видимому, сейчас то самое время, так называемой беззащитности и беспомощности, когда я просто ловлю свои ощущения, ни о чем не думаю и напрочь отключаю мозг. Что это? «Занятие любовью» или тот самый «животный секс». Я больше не могу терпеть, мне хочется сейчас, именно сейчас все это прекратить, закончить. Низ живота тянет и что-то там внутри словно скручивается в жгут, мне кажется, я лишаюсь всей своей жизненной энергии, а тело наполняется одним лишь томным чувством удовлетворения. Я лечу и одновременно с этим кричу:

— Люблю!

Максим утыкается в мое плечо лицом и догоняет стремительной и резкой серией толчков. Прикрыв глаза, шипит и вымученно стонет:

— И я…

Затем немного отдышавшись, с улыбкой продолжает:

— … люблю тебя.

Пытается выйти — сегодня вредничаю и не пускаю:

— У… Нет.

— Как скажешь…

— Да! Женщина, Морозов, всегда права.

— Ни капельки не сомневался…

Обнимаемся и нежимся, глядя друг другу в глаза, я провожу пальцами по любимым чертам, придавливаю мужские губы, как кнопочку нажимаю кончик его носа, разглаживаю постоянную морщину на красивом лбу.

— Максим, — вдруг останавливаю взгляд на своем колечке.

— Да, кукленок.

— А где ты взял кольцо?

Молчит и нагло лыбится, просто скалится, и выставляет мне на обозрение свои зубы.

— Зверь!

— Наденька!

Впиваюсь ногтями в спину:

— Ты обалдела, женщина?

— Привыкай! Я задала тебе вопрос, — еще раз, медленно и громко, как глухому, повторяю. — Где ты взял кольцо?

— Ты написала, что хочешь поговорить…

Помню, естественно. Еще в маминой машине строчила смс-послания ему.