Любовь нас выбирает
Шрифт:
— Мам… — как будто я напрашиваюсь на все те жуткие процедуры, о которых вечерами в тайне от Максима читала, пока он был занят или спал. — Пожалуйста, это важно… Я думала, что ты меня поддержишь, поэтому и позвала тебя. Максим не поймет, и он — мужчина…
— Ты бы лучше отца позвала, — хихикает и дергает плечами, — вы бы с ним обошли всю больницу и думаю, что не один раз, а целых пять. Надя, Надя, Надя… Глупая ты девчонка. А если не успокоишься, все расскажу Морозову, и он приструнит тебя, как неразумную и непослушную девчонку, а вот тогда, кукленок…
Я вздрагиваю:
«Что это такое! Что за обращение! Так только
— … ты здесь окажешься совершенно по другому поводу, — мама подмигивает и трясет за руку.
— Ты думаешь?
— Просто! Осмотр! И никаких таблеток, кукла! Пусть пользуется презервативом и не заставляет тебя пить химию. Ты поняла меня?
— Он никогда не заставлял. Ни разу! Неправда! Никогда-никогда.
— Все. Садись, пожалуйста. Я отойду на минутку, позвоню в часть, скажу, что задержусь.
— Ты сегодня на смене?
— Вынужденно. Так получилось. Об этом не переживай.
Она отходит от меня буквально на пару минут. Действительно, звонит по службе, вижу, как достает из сумки свой блокнот, там что-то пишет, затем улыбается, смеется, шутливо отдает приказ и сообщает кому-то о приблизительном времени их скорой встречи… Отец часто любит повторять, что мне не хватает материнской жизнерадостности и откровенного веселья, что я, как и он с людьми — неисправимый бирюк. Возможно, ему, да и со стороны, как говорят, виднее. Мама, закончив рабочий разговор, возвращается и присаживается соседкой на больничную скамейку.
— Надь, — берет за кисть, сначала гладит пальцы, прикасается своими подушечками к краям моих ногтей, а затем легко сжимает руку, — поедем отсюда. А, кукленок?
— Не называй меня так.
— Извини-извини. Это только Морозову можно?
Молчу и только взглядом гипнотизирую наши сцепленные руки.
— Это ведь неправильно. Я уверена, что ты и сама это понимаешь, только вот Прохоровский характер не дает повернуть назад, да? А-ха? А-ха, Надежда Прохорова? На-а-а-дя, прием, родная!
— Это плановый визит, а заодно я хочу задать вопросы, услышать на них ответы и получить назначение. Ты не понимаешь, мама, но для нас это чрезвычайно важно.
— Слово «чрезвычайно» я очень хорошо понимаю и, более того, знаю, а вот знаешь ли ты, когда его следует употреблять, потому как по твоим действиям, у меня складывается стойкое убеждение, что — нет, совершенно не знаешь.
— Я записалась на прием, — по-прежнему не смотрю на мать и продолжаю гнуть свою негнущуюся прямую линию.
— А зачем, детка? Позволь спросить, — она наклоняется ко мне, пытается раскрутить нечаянно полученную человеческую улитку. — Зачем? Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет, — шепчу, еще больше отворачиваюсь от матери и взглядом бегаю по таким же жалким пациенткам.
— Есть дискомфорт, что-то не нравится, неудобно, мешает?
— Мам… — теперь мне неудобно с ней об «этом» говорить. Чувствую, как стремительно краснеют и уже горят щеки-уши.
— Что-то болит или беспокоит? — как будто бы допрашивает меня. — Если — да, то, где и поконкретнее.
— Меня волнует, что у нас не выходит, ничего не получается…
— Вы пытались? Как давно и сколько раз? Сколько было незащищенных половых контактов? Что на это все говорит Макс? Он ведь,
по-моему, не в курсе, по какому ты тут вопросу. Думаю, — тяжело вздыхает, — что ты мучаешь не только себя, но и его. Стоит все же такие мероприятия обсуждать с ним вдвоем, Надя, и не поддаваться на провокации со стороны своих внутренних истерик.— Мам…
— Знаешь, что первое этот врач, — она кивает в сторону кабинетной двери, — спросит у тебя?
— Знаю. Я ведь уже бывала у такого специалиста, даже неоднократно.
— Сомневаюсь, что с таким, прости, пожалуйста, глупым вопросом. Он спросит, как давно, малыш? Как долго и сколько раз не получалось? Он спросит, где Ваш партнер, спросит, какие контрацептивы используете, и он… Предложит для начала снять все-все физические барьеры, а уж потом, где-то через двенадцать месяцев безуспешных попыток зачатия, начнет искать причины и выдавать медицинские предположения о возможном, я подчеркиваю, возможном бесплодии одного из вас. Что скажешь, Надя? Слишком долго и всегда по страсти, без презервативов? В течение указанного мной, пусть и приблизительно, срока? А что скажет на это твой Максим?
— Мам… Пожалуйста. Пойми меня.
— Я понимаю. Прекрасно тебя понимаю, вот поэтому и не хочу, чтобы по надуманному поводу ты сейчас впадала в состояние психологического бесплодия.
Я вздрагиваю и наконец-то обращаю на нее свой воспаленный взгляд.
— Психологического бесплодия? Это…
— Я — не медик, не врач, не гинеколог, но, дорогая, — мама внимательно рассматривает мое лицо, отпускает руки и гладит мою голову, — не торопись с такими выводами, самостоятельно поставленными диагнозами, а самое главное, не скрывай и не скрывайся от любимого мужчины. С ним, слышишь, с ним с такими проблемами, а лучше по другому, более приятному, поводу…
Я быстро-быстро киваю.
— … сюда придете и вот в этом, — указывает подбородком на ближайшую дверь, а затем на следующую на той же стороне коридора, — или вон в том вам все расскажут. Надя, Надя, это блажь и выдумки! Не смей! Вы ведь даже не женаты. Господи…
Не женаты! Как она сейчас права! Права абсолютно во всем — и в моем дурном характере, и в надуманных проблемах, и в весьма сомнительном семейном статусе, и даже в том, что слишком рано о бесплодности нашей пары стала говорить. Я ведь понимаю? Понимаю! Понимаю — слишком рано! А вот про то, что не узаконены наши с ним отношения, мама попала наобум, но ведь точно в цель, даже и не метя, и здесь, как это ни прискорбно осознавать, моя вина и только — Морозов ведь предложил, я его о том, как заведенная в ту ночь просила. Теперь же он терпеливо ждет семь долгих дней с последнего озвученного предложения, а я все никак — то не знаю, то вроде сомневаюсь, то будто бы прощаю за что-то там себя:
«А если, а вдруг, а может быть, а надо?».
Хотя, на самом деле:
«Максим, я очень сильно люблю тебя и хотела бы, правда-правда, чтобы ты взял меня, неразумную взбалмошную девчонку в жены, если ты еще… О, Господи! Что я своим самокопанием с нами натворила?».
— Он сделал предложение, мама, — ей, пока одной-единственной, в этом признаюсь, но уверена, что все наши семейства о чем-то таком все же подозревают или догадываются. — Максим предложил, как положено, по всем правилам, а я, наверное, измываюсь над ним уже, в общей сложности, три недели. Я, мамулечка, тяну с ответом.