Любовь нас выбирает

— Он медленно снимает с ее груди… Что там на тебе надето, Голден Леди? Ни хрена не вижу, Зверь, сдвинься в сторону, отойди. А пусть будет… Кружевной бюстгальтер! Запускает свои огромные жаркие руки ей в трусы и начинает…

— Так! — мне кажется, что мой Максим краснеет и прикрывает со стеснением глаза. — Хватит, я сказал.

— Завелся, да? Завелся? Надь, он там дергается, дрожит. Предвкушает…

— Я, пожалуй, выйду, — предлагаю наиболее оптимальное решение в свете сложившихся так неудачно, чего уж тут скрывать, обстоятельств. — Оставлю мальчиков наедине, пусть помечтают.

Аккуратно выпутываюсь из звериных сетей и прохожу мимо лежащего вразвалочку, но на боку, Смирнова:

— Жениться нужно, Алексей. Или завести себе девочку — ты станешь человеком и, возможно, немножечко добрее.

— Умыла, кукла! Ну, умыла же! Так, — подскакивает, хватает меня и мордой утыкается в живот.

Я четко слышу, как откровенную пургу ворнякает:

— Хочу быть дружком, хочу быть дружком, хочу быть дружком. Повлияй на своего мужа.

— Это все к Максиму, Алексей Максимович. Со мной не утруждайтесь, мой недооцененный Смирновский принц, — оттаскиваю его за волосы, он смешно кривит рожу, склоняюсь к его лицу и шепчу. — Не задерживай Морозова. У него одно незавершенное дело. А там, — указываю на свой низ живота, — я уже «вся пылаю и горю, теку и изнываю от желания». Записывай, чувак, пока я добрая, и пользуйся на здоровье — и да, на соавторство не претендую, люблю единолично на лаврах почивать. И еще, я по два раза не повторяю, Леша. Так что…

Делаю красноречивый жест — мол, рот себе крупным крестиком шью. Смирнов миленько краснеет и заглядывает через мое тело на Макса:

— Зверь, как ты с ней живешь? Она же дьяволица, демон секса и богиня порноиндустрии. Хоть и в этих оборванных штанах. У меня от ее прикосновений уже член стои…

— Закрой рот, похабник! Найденыш, подожди меня, — Максим указывает взглядом, где именно мне следует находиться до его прихода, — хм-хм…Там. Не обижаешься, кукленок? Я очень скоро — начищу рожу Леше и к тебе спущусь.

— Вай-вай-вай, — Смирняга смешно кривляется, а я улыбаюсь. — Меня от вашего сахара сейчас стошнит, молодожены.

Выхожу из кабинета нашего, но только мной любимого, шефа с кольцом на пальце, с одобренным свадебным предложением, возбужденная и до безобразия счастливая. Спускаюсь в общий зал, занимаю самое дальнее место и заказываю себе сытный обед. Официант, обслуживающий меня, замечает золотую полоску на том самом пальце и вежливо поздравляет:

— Надежда, очень рад за Вас! Это ведь наш шеф?

— Спасибо, Станислав. Есть такое! Немного, — подмигиваю ему осторожно, показывая, что это пока все же секрет. — Тебе у нас нравится? Все в порядке?

— Очень. Да, спасибо, все устраивает и коллектив молодой. Это первая работа, шеф взял без опыта и сразу доверил общий зал. Для меня это важно и почетно…

— Рада за тебя.

— Ваш заказ будет готов через…

Нас нагло, по-столичному, беспардонно прерывают:

— Прохорова? Надежда? Ведь это ты. Девочка? Не ожидал тебя увидеть! Не ожидал! То-то я смотрю знакомый почерк на стене, стиль исполнения, выбор натуры, да и весь этот дизайн, всякие штучки, кованые решетки, этот кофейный аппарат. Ты развернулась… Не думал, что когда-нибудь такое выдам, но ты, солнышко, не бездарность, у тебя определенно есть неподражаемый вкус…

Про талант ничего не скажешь, мерзость?

Нет! Нет! Нет! Неправда! Ложь! Страшный сон и бред. Хочу проснуться, вырваться и отказаться от этого долбаного наваждения:

«Максим, Максим, забери меня, любимый. Не могу тут находиться — с тобой быть хочу».

По-идиотски нервно оглядываюсь, стараюсь не смотреть на своего внезапного собеседника — не поднимаю глаз. Этого не может быть! В нашем миллионном захолустье… Глеб Андреев собственной персоной будет нагло жрать, что мой муж предложит, а кто-то из этих мальчишек или девчонок ему подаст.

Откуда? Как? Кто сказал? Как он узнал? Зачем сюда, вообще, приперся?

МЕРЗКАЯ ГНИДА! СТОЛИЧНАЯ МРАЗЬ…

Глава 22

— Морозов Максим Александрович. Можно его хотя бы увидеть? Я просто посмотрю и…

Меня бесцеремонно перебивают:

— Нет.

— Я Вас очень прошу. Просто взгляну и выйду.

— Сейчас с ним беседуют. Девушка, от стекла пять шагов назад, пожалуйста. Не положено так близко, нарушаете! Два метра минимум, — дежурный прекращает вращение в своем огромном кресле, медленно поднимается, пренебрежительным кивком головы указывает направление движения, а рукой демонстрирует приблизительное расстояние, на которое я, как дрессированная шавка должна отойти.

Как здесь строго! Я все равно вытягиваю свой паспорт из сумки и тихонько, практически шепотом, одними губами, прошу внести мои данные, как посетителя, и выписать временный пропуск.

— Я вас умоляю. Хотите…

— Нет.

— Я…

— Вы адвокат?

— Нет.

— Ожидайте там, еще немного дальше. Не стойте — Вы мешаете.

— Господи…

Мне нужно на него только посмотреть, и только, о большем ведь даже не прошу. Хочу просто дать ему знак, что жду его, и буду всегда ждать, во что бы это мне ни стало. Я буду ждать…

Дежавю… Какой-то кошмарный сон, зацикленный на цифре шесть. Шесть лет, полгода — пресловутые шесть месяцев, что дальше… Шестьсот шестьдесят шесть, выбитое на каком-нибудь моем интимном месте, которое самой не видно, да и людям показать стыдно? Хочу зажмуриться, досчитать до десяти, затем наконец-таки открыть глаза и проснуться — прервать навязанную временную петлю. Да только вот все без толку — никак не получается. Абсолютно ничего не выходит, все старания напрасны, не стоит даже пытаться и дергать лапками…

— Максим, пожалуйста, не надо. Все ведь прошло, не страшно… Любимый! Нет! Алексей, я вас прошу. Остановитесь оба, пусть он уходит, я подарю ему — без проблем, ребята… Господи! Прекратите. Глеб, пожалуйста. Максим! Алексей! Умоляю.

Глухо. Меня не слышат…

Последнее, что отчетливо забилось в память, — звон разбивающейся посуды, пронзительный визг посетительниц и ругань трех взбесившихся мужиков, катающихся по полу каким-то человеческим клубком. Андреев, Смирнов и мой «ласковый» Морозов пытались мне в общем зале что-то очевидное доказать? Устроили несанкционированную дуэль, да еще и не по общим правилам, а двое на одного, и, естественно, при всем честном народе — свидетелей в достатке, совсем не улюлюкающих зрителей просто тьма, светящиеся экраны телефонов, вполне естественные в наше время социальные сети, блоги неравнодушных, а также воодушевленных и просто злопыхателей, и на закуску, как говорится «клево же — на память»:

«Какой великолепный вечер, господа!».

Господи, да за что все это? Ему, мне, нам?

Максим и Лешка за хулиганство угодили в тюрьму — просто, лихо, шустро, как бы играючи:

«Грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, с применением насилия к гражданам…».

Дальше я не запомнила, вернее, просто уже не слушала, о чем говорили люди в погонах и совсем не улыбающийся Велихов.

— Надежда, успокойся, это ведь не тюрьма. Только, так называемый, обезьянник — изолятор временного содержания. Это я так думаю, конечно, а там видно будет. Но уж больно мальчики погорячились и разогнались с кулаками — там их сейчас в чувства и человеческий вид быстро приведут. Думаю, что сегодня и отпустят, там же Смирный и Шевцов — красноречивые ребята, да плюс этот ваш чудо-адвокат Григорий. Падла! Сказал и не подумал. Пожалуй, надо подключиться, а то общим скопом посадят сразу всех четверых.