Любовь нас выбирает

— Думаешь о том, чтобы стать пятым? У мамы разрешения спросил?

— Это было зло, кукленок, и очень несвоевременно. Я просто констатировал очевидный факт наличия во-о-н в том казенном заведении, — отец кивком головы указывает строение, в котором, по его мнению, сейчас разворачивается основное действо, но, к сожалению, без него, — компании из неблагонадежных мужчин-забияк. Смирнов — это стопроцентный «раз», однозначная эмоционально не стабильная проблема! А если учесть, что их там двое, Смирновых, то проблемы, соответственно, в какой-то там прогрессии растут. И твой дядя, брат моего галчонка, благородный, но такой задиристый, родственничек Юра — вообще без комментариев, только один позывной чего стоит…

— У дяди есть хотя бы позывной, — ехидничаю, пытаюсь подколоть отца. — А у тебя папа? Вы, как индейцы в племенах — Соколиный глаз, Орлиное перо, Хитрая морда и Колченогий Джо.

Отец не дает договорить, протягивает руку для знакомства и этот жест сопровождает насмешливыми словами:

— Проша, моя золотая кукла! Приятно познакомиться! Как тебе кликуха? А если будешь так нервничать, то долго не протянешь. Надежда, запомни мой отцовский завет, береги свое здоровье и нервную систему, и привыкай жить с мужчиной, у которого, по всей видимости, чересчур горячая кровь и отсутствующее напрочь чувство самосохранения.

— Ох-ох-о! Занятно-занятно и спасибо за совет, пап, но мой Макс не драчлив, скорее наоборот, да там вообще иная ситуация…

Отец странно хмыкает и с задором в голосе продолжает говорить:

— Я абсолютно в этом не сомневаюсь, малыш! Нисколечко! И тебе, своему любимому ребенку, безусловно верю. Он — белый рыцарь, правда, без доспехов — вольный странник, но зато без страха и упрека, и совсем не думающий о возможных последствиях. Как я ему свою единственную дочь вручу — ума не приложу, — в недоумении пожимает плечами и как будто сам с собою разговаривает. — Может отказать и не давать согласия на ваши законные отношения?

— Что? На что, на что разрешение?

— Да на ваш брак, малыш. К этому же все идет? Или я чего-то в этой жизни уже не понимаю.

Так вот о чем думает «Андрей Петрович Прохоров», сидя со мной в своем огромном автомобиле на стоянке перед районным отделением полиции. Ему, по-видимому, смешно, и совсем не страшно. Я за отца искренне рада, а мне вот, к сожалению, не до шуток, учитывая тот факт, что там, в какой-то из допросных комнат, находится мой Максим, у которого уже, итак, весьма подмоченная уголовная репутация.

— Папа?

— Да, Надя, — отец очень широко зевает.

— Можно один вопрос?

— Хоть сто, детка! Все равно сидим без дела.

— У вас, у мужиков, руки чешутся все время или только по определенным дням недели, скажем, в периоды ретроградности какой-нибудь планеты. А?

— Ну, знаешь ли, иногда бывает и вне заранее установленного графика. Как говорится, был бы повод и подходящее лицо. Я вот как раз и не пойму, Надежда, это их этот черт столичный так завел или там что-то другое привалило, например, Меркурий в позу стал? Надь, это вообще кто? — отец закатывает демонстративно глаза и упирается локтем в автомобильную дверь со своей стороны водителя. — Твой один «хороший знакомый»? Вот Морозов и решил изобразить ревнивого мавра, а Смирнов просто взрослый опыт перенял? Или там иное напрашивается на объяснение? Кто это, малыш?

— Тот, в чьей студии я работала, когда жила в столице, который… Ну, помнишь я ныла, плакала и рассказывала, когда оттуда к вам вернулась, что я, мол, — безнадежная в своей профессии, бесперспективная, бездарная, а также жалкая охотница за трудной славой, лимита, соплячка с отсутствующим напрочь вкусом, слепая, но определенно сочная девица для его кровати, — последнее очень зло произношу. — Это тот, который…

— … я так понимаю, эта тварь, которая свои грабли распускала? — отец заканчивает за меня мои слишком экспрессивные и сумбурные объяснения. — Тогда ты знаешь, Надежда, я горжусь обоими ребятами. А что? Чем ты недовольна? Я думал, женщинам приятны драки петухов?

— Они сцепились, словно бешеные животные, а самое главное, — пытаюсь отцу вкратце рассказать, как было дело, — теперь Макс и Смирняга тут сидят, а тот, по сути дела зачинщик инцидента, разгуливает на свободе.

— Ну, я бы не спешил с таким выводом, склоняюсь к мысли, что он тоже там. Всех опрашивают, со всех снимают показания. Это мы с тобой тут маленькая группа поддержки, так сказать, приехали за свою пожарно-поварскую команду поболеть.

Папочка, по-видимому, меня совсем не слушает, потому что с улыбкой продолжает:

— Их же, как взбесившихся дворовых котов, развели наверняка по отдельным камерам с одной-единственной целью — подумать над своим аморальным и не гуманным по отношению к другому человеку поведением, и хорошо, что без привлечения оружия и не по политическим, идеологическим, расовым или религиозным идеям, я надеюсь. Значит, пусть немного посидят! Лишним точно не будет.

— Папа, я прошу тебя, перестань. Это совсем меня не успокаивает, не утешает и не смешит, скорее наоборот. А твой тон, прости, пожалуйста, даже злит. Тут другое дело. Я подумала…

— Как правило, в такие моменты, мы, мужчины, напрягаемся и с опаской ждем.

— Может быть, взятку полиции дать?

Смех, юмор, все веселье куда-то вмиг испаряются, и отец смотрит зло и стопроцентно скрежещет зубами, сдвинув брови и проложив тот самый вертикальный лобный шов:

— Ты в своем уме, Надежда? Совсем мозг отключила от своего языка? Что ты, вообще, лепечешь? Ты хоть понимаешь, как все это выглядит? И еще, позволь спросить, а кто будет давать ту самую «котлету» правоохранительным органам в зубы? И ключевой вопрос — кому конкретно, кукла? Ты выбрала, назначила жертву финансового преступления?

Я все равно не унимаюсь и предлагаю свой грандиозный план:

— У меня ведь есть деньги — значит, найдется и получатель. Именно мои, те с того счета, папа. Но там сейчас, увы, немного, но может быть, вы мне с мамой немного одолжите. Я тебя прошу. Очень-очень, слышишь? Господи, Господи, нужно же что-то делать. Так ведь нельзя сидеть и чего-то ждать, — выкручиваю пальцы и бубню сплошную ерунду. — Он ведь отсидел — вот только-только срок закончился, а значит, на нем та самая «черная метка». А теперь опять? Какое-то хулиганство и легкие телесные повреждения. Это несправедливо. К нему теперь там будут относиться, как к…

— Теперь, — отец усмехается, — Максиму там не так скучно будет. Там их типа двое, доблестных героев, защитников чести дамы и неуравновешенных дураков! Смирный прав, когда называет ваше поколение, исключительно мужскую его часть, поколением дебилов. А Алексей и твой Морозов — отличная современная пара, как раз из этого стада отчаянных глупцов. Падла! Они, как гадкие утята, но, правда, с разным сроком птичьей кладки, но, по всей видимости, из одного дефектного гнезда. Вот в такие моменты я радуюсь, что у меня всего лишь безобидная девчонка — царевна-Лебедь, моя умница лапочка-дочка. Спасибо моему Галчонку за тебя…