Люди на болоте. Дыхание грозы

– Ничего!
– уверенно и вместе с тем с угрозой проговорил Евхим.
– На

вас тоже управа есть.

Сильный, широкоплечий, в кепке, лихо сдвинутой на ухо, он повернулся

спиной к столу и твердо, решительно, тая какую-то угрожающую уверенность,

направился к выходу.

Старый Глушак запахнул кожух и, чувствуя, что внутри все дрожит от

гнева и ярости, сел. Заметил, как тихо стало в хате. Если и надо было идти

сюда, потеть в этой духоте, то хотя бы ради этого момента. Пусть все

видят, что он легко не уступит, не даст легко обобрать себя.

"Евхим - молодец: так удачно выступил! И про управу вовремя сказал! Вон

как остыли многие! Все-таки боятся!
– У Глушака снова ожила надежда: -

Может быть, не осмелятся брать, откажутся... Может, сорвется все?.."

Миканор хотел заговорить, но его опередил Зайчик:

– Есть тут неясность одна!

– Какая неясность?

– А такая. Ты, Миканорко, может, прояснишь ее. Как председатель. С

землей этой заодно коней, Миканорко, не прирежут?

Дурашливый вопрос этот вызвал смешок, особенно среди молодежи, где

Зайчик-штукарь был в необыкновенном почете. Смеялись не только тому, что

услышали, но заранее и тому, что еще выкинет: знали, Зайчик вымудрил

что-то.

Миканор, увлеченный спором с Глушаками, не сразу понял каверзный вопрос

и смешок.

– О чем вы это, дядько?

– Да вот спрашиваю: коней тем, которым прирезают землю, не прирежут

заодно?

Под шумок Зайчик разъяснил:

– Кому, мол, коня. Кому - полконя. Кому - четверть.

Кому - хвост, а кому - гриву...

– Дятел, тут тебе не вечеринка!
– строго объявил ему Дубодел.

– Так я и сам вижу, что не вечеринка.

– Видишь - так нечего кривляться. Серьезное дело разбирается. Это тебе

не комедия!

– А кто говорит, что кумедия! Кумедия - это вот весь разговор о земле,

о переделе.
– Зайчик не дал Дубоделу прервать себя: - Что мне земля

эта,-если я без коня все равно обработать ее не смогу!..

Глушак осторожно, но удовлетворенно кивнул. "Сдержал свое слово Зайчик,

вступился! И как раз в пору!" Он подумал: надо будет как-то отблагодарить

за это, чтобы подохотить его на другой раз. Тут же, правда, отметил про

себя: в том, как говопил Зайчик, чувствовалось не столько желание помочь

ему, сколько боль за свои неудачи. Но Глу~ шак готов был простить это. Все

же помог...

– Чем я засевать ее буду, эту вашу землю, если дети с весны от дубовой

коры пухнут?
– светлые глаза Зайчика пробежали по лицам Миканора,

Дубодела, Зубрича.

– Так, чтоб не пухли они, земли надо, следовательно, - поучительно

отозвался Андрей Рудой.

– Это мне напоминает сказку про того дурачка, который купил золотую,

как у пана, миску. Сел возле нее и думает, что она сама кормить будет!

Она, земля, как корова - дашь ей, накормишь, так и она тебе даст! А что

мне земля эта, если от нее - ничего!

В хате одобрительно заговорили. Глушак подумал: "Рады были б, если бы к

земле еще и коней добавили и семян!
– Пожелал злорадно:

– Хворобы вам, а не коней! Подавитесь вы этой землей, полынью да

лебедой засевая!"

Радости, однако, не было; вместе с ней в душу закралось беспокойство -

как бы, избави бог, свору эту ненасытную не напустили еще и на его коней и

на семена! В тревоге взглянул на Зайчика иначе, с подозрением: помощник

называется.

Одной рукой, кажется, спасает, а другой - вроде утопить готов!

– Дядько правильно говорит, - согласился с Зайчиком Миканор.
– Получив

землю, не секрет, из беды не выкрутишься. Так вот я и говорю, - чтоб

справиться с этим злом, объединиться надо вместе, всей громадой воевать.

Товарищество организовать на всю деревню, семена, какие у кого есть, в

одно собрать! Собрать деньги со всех и совместно коней купить!..

Миканор говорил горячо, убежденно, но большинство слушали его либо

недоверчиво, либо даже неприязненно. Чем дальше он говорил, тем сильнее

становился гул недовольных голосов. Послышались выкрики:

– Опять эти товарищества! Как не надоест, ей-богу!

– Греблю не кончили, а еще - товарищество!

– Вот, скажи ты, прицепилось к человеку!

– Придет Маслак - он "организует" тебе товарищество!
– крикнул кто-то.

– На том свете закаешься!

Мысль о Маслаке, видно, все время тревожила людей - при напоминании о

бандите кругом зашевелились, заговорили только о нем.

Миканор пробовал пересилить шум.

– Товарищество кажется страшным только потому, что еще не пробовали. А

как попробуем, поживем, так потом от товарищества не оторвешь любого, если

бы и хотел.
– Он опередил шум протеста: - А что касается Маслака, то тут,

не секрет, чья-то выдумка!

– Скучно кому-то без Маслака!
– звонким голосом поддержал Миканора Хоня.

– Оживить захотелось!
– добавил Алеша Губатый, - Брехня!
– заявил и

Дубодел.

– Вот как заявится сюда - покажет брехню!

– Чикаться не будет!

Чернушка попросил:

– Пусть представитель из волости разъяснит про Маслака!

Зубрич встал, усмехнулся:

– Я просто удивлен тем, какое внимание вы уделяете какому-то пигмею!

Какому-то отщепенцу, который скрывается в болоте!

– Никого тут нет!
– заявил снова Дубодел.
– Выдумка все это, что Маслак

живой!

– Я тоже считаю, что выдумка. Да если бы и правда, если бы и в самом

деле он действовал тут, никаких оснований для паники, для страха все равно

нет. Он - один, их - ничтожные единицы, а вас - легион. За вас вся страна,