Люди на болоте. Дыхание грозы

он не понимал или считал не стоящим внимания. Криворотый долго и нудно

говорил не о деле, а о политике. Только когда Дубодел перешел к

землеустройству, старик насторожился. Дубодел, однако, опять долго

объяснял то, для чего нужно переделять землю и какой это важный замысел -

землеустройство; томил, пугал Глушака неопределенностью. Чем дольше он

говорил, тем больше пропадала у Глушака робкая надежда на то, что, может,

все минует, обойдет его эта беда. Ощутил неприятную слабость, когда

Дубодел объявил:

– У нас тоже комиссия, которая была избрана по всем законам на общем

собрании деревни Курени, нашла разные факты. А именно - неправильную

запись земли для сельсовета, что в свою очередь привело к неправильной

оплате налога со стороны этих укрывателей...

– А кто такие эти укрыватели?
– не выдержал Андрей Рудой.

– Можно и назвать, хотя избранный председатель этой комиссии вашей

деревни Дятел Миканор в своем рапорте после меня обо всем доложит сам. Это

такие лица, как Черняк Прокоп, Дятел Змитро...

Он, видно} назвал бы всех, но Митя, услышав свою фамилию, оборвал его,

крикнул во весь голос:

– Это все - ерунда!

Дубодел возмутился:

– Что - ерунда?

– Все!
– с пьяной непоколебимостью пояснил Митя.

В хате засмеялись, захохотали.

– Неправильно записано!
– отозвался не очень уверенно, скорее для виду,

Прокоп.

– Вы, дядько, помолчали бы!
– не выдержал, вскочил Миканор, готовый

ринуться в защиту своей чести.

Дубодел подал ему знак сесть.

– Вот тут гражданин вашей деревни Курени Дятел Змитро, - заговорил он

степенно, тоном руководителя и оратора, - заявляет...

– Заявлял и заявлять буду - ерунда!

В хате снова засмеялись. Дубодел покраснел.

– Гражданин Дятел Змитро, вам слова не давали. Прошу не перебивать! Тем

более что своими выкриками вы некультурно замахиваетесь не только на

сельсовет, но и на избранный всем народом вашей деревни орган - комиссию!..

– Плевал я на твою комиссию!
– Митя рвался к столу, но его сдерживали.

Он кипел: - Комиссия! Тоже мне - указ.

Начальство!.. Я в лесу - сам себе начальство! Над всеми елками и

палками! И сею - где хочу! И не суйся!

– Х-хорошо!
– зловеще сказал Дубодел.
– Мы тебе покажем, куда можно и

куда нельзя соваться избранной комиссии и сельсовету, который есть полная

власть на месте!..

– Покажи!
– Митя не слушал уговоров ближних. Душила обида.
– Всякое

лезет в начальство! А того не кумекает, что у меня свой закон, своя власть!

– Все свое у тебя! Правильно!
– поддел с хохотом Хоня.

Смех и веселый гомон, нараставшие в хате, подогревали Митю. Неизвестно,

чем бы кончилась эта перепалка, если бы за столом не поднялся незнакомый в

военном кителе, спокойно и твердо приказал:

– Прошу вывести пьяного.

Митю окружили, взяли под руки и под веселый смешок Хони вывели из хаты.

Подождав, пока утих гомон, человек одернул китель и неожиданно приветливым

голосом объявил:

– Если есть какие-нибудь претензии к комиссии по землеустройству или

если такие претензии появятся завтра, - как бы выделил последние слова

незнакомый, - прошу заявить об этом либо комиссии, либо мне лично.

– А кто ты такой?
– крикнула ему Сорока.

Человек с усмешкой взглянул на Дубодела: ваша вина, что не догадались

познакомить вовремя.

Дубодел не столько назвал, сколько упрекнул Сороку за

несообразительность.

– Товарищ Зубрич это! Специальный уполномоченный из волости!..

Зубрич кивком головы поблагодарил его, снова обратился ко всем:

– Таким образом, товарищи, со всеми жалобами, которые возникнут, прошу

обращаться ко мне. Мы их, не откладывая, тут же, вместе с вами, проверим и

решим, как быть дальше.

Зубрич приветливо улыбнулся. Эта улыбка Зубрича--не только не

успокаивала старого Глушака, но настораживала:

даже когда смеялся уполномоченный из волости, старик чувствовал, что

этот человек всегда себе на уме. "Смеется, а усмешка вроде не его, -

подумал Глушак.
– Будто чужая".

Другим же Зубрич, как видно, понравился. В хате после его слов стоял

гул одобрения: правильно, по справедливости надо разобраться, вместе со

всеми.

Уверенная строгость Зубрича к Мите и обходительность с людьми вызвали

уважение к нему и доверие. Зубрич вдруг стал живой надеждой куреневцев.

Он почувствовал это, легко, незаметно взял руководство собранием в свои

руки, объявил, что слово имеет председатель комиссии по землеустройству

Дятел Миканор. Миканор вышел из-за стола, и Дубоделу, хочешь не хочешь,

так и не договорив, пришлось сесть.

– Так вот, тут дядько Прокоп, - сразу ринулся в наступление Миканор, -

сказал, что комиссия неправильно произвела обмер...

– Не я один. Митя вон больше говорил...
– прогудел, оправдываясь,

Прокоп.

– Митя - тот пьяный, и его вывели из хаты.

– Ну так что, если вывели?

– А то, что о пьяном, да еще отсутствующем, нечего и говорить!

– Так ежели он, Прокоп, выйдет, то и о нем не будет разговора?
–

ворвалась в спор Сорока.

– Ага, правда, - поддержал ее Прокоп.

Он, как видно, хотел лишь отступить с достоинством, уклониться от

ответа. Но Миканора это распалило еще сильнее.

– Вы не крутите, дядько!

– Чего это ты вцепился в меня!
– вдруг загорелся Прокоп, Шея его

налилась кровью.

– И правда, привязался!
– снова поддержала Прокопа Сорока.