Люди на болоте. Дыхание грозы

– Глупость! Это он - глупость!
– Сорока таинственно, важно помолчала.
–

Маслак!

– Что?!

У Глушака глаза полезли на лоб, так удивился человек.

Перекрестился от страха. Не поверил.

– Т-ты что плетешь?

– Вот как перед богом!
– поклялась Сорока.

– Брешешь?

– Правда святая!

Глушак аж присел на диван, так растерялся. Пожалел от души:

– Выкрутился, душегуб!
– Бросив острый взгляд на Сороку, подумал, что

скоро полдеревни будет знать, как он удивился и испугался. Зло упрекнул: -

Чего же звонишь так, голова! Еще шуточки строит!

– А тебе чего бояться?
– льстиво успокоила Сорока.- Ты чем-нибудь перед

ним виноват?

– А то нет? Не клял его, гада?.. Да если б и не виноват был, разве он

спрашивать станет, виноват или не виноват?

– Спрашивать не будет. Сам знает, какой Гнат виноват!

Слышал, говорят, о Миканорчике и других, наказывал, чтоб ждали! Вот

Грибок, наверно, дрожит! О, Маслак этот если сказал, что придет, то пусть

хоть земля провалится, а он - объявится!

– Снова рыскать станет под окнами, душегуб!
– Глушак спохватился,

тревожно осмотрелся.
– Надо же такую хворобу на нашу голову!

– И не говори, - поддержала Сорока, Испортилось настроение у Глушака,

так испортилось, что не мог с собой совладать, недовольно упрекнул Сороку:

– Вот же, приперла новость! Как покойника привелокла!..

Хмурый, недовольный и простился, даже не угостил чем-нибудь! По всему

видно было: выбила из колеи, встревожила человека!

Только когда Сорока ушла, Глушак дал волю радости, восхитился Евхимом.

"Молодец, одним словом - молодец! Батьково племя!.." Затеплилась радостная

надежда? "Теперь, может, остынут землеустроители!"

С таким настроением веселее было возиться в гумне, на дворе. Тревога,

правда, не исчезала: не мог не видеть, что все впереди еще тонет в

неопределенности, что неизвестно еще, как обернется дело. Внутри тревожно

ныло. Но хотя покоя и не было, не было и прежней беспомощности. Жила,

бодрил а душу просвет-надежда: узнав о Маслаке, может, не осмелятся,

побоятся на рожон лезть. Может, и рябой обвянет, передумает: никому ведь

неохота рисковать головой. А не одумается он, так другие будут

остерегаться, все равно ему одному развернуться будет непросто... И все же

тревога бередила душу. Хотелось действовать, сделать что-то такое, чтобы

угроза беды миновала, исчезла.

Услышал, как стучит за гумнами цеп на току у Зайчика, подался туда.

Молотил сам Зайчик: под латаной рубашкой ходили худые подвижные лопатки,

било цепа, поблескивая, то легко вскидывалось, то ложилось на снопы.

Глушак хорьими, острыми глазками окинул почти пустые стены, отметил на

всякий случай: кончает обмолот. Мигом вспомнил, сколько Зайчик свез возов,

подумал: больше чем до рождества на своем ему не продержаться!..

– Помогай бог, - просипел он, улучив минуту тишины.

Зайчик опустил цеп, оглянулся.

– И вам того же!
– Он повесил цеп на сучок сохи, почесал спину, сел у

стены.
– Помогает он, лихо его возьми, невпопад. Нет того, чтоб рожью

помочь, так он только и знает одно - детей прибавляет...

Глушак перекрестился, упрекнул старика:

– Грех говорить такое!

– А если ж правда?

У Зайчика была, как говорили, полная хата детей, сам Зайчик, если его

спрашивали, сколько их у него, шутил, что никак сосчитать не может:

"Считал, считал, да и сбился, - одни на свет появляются, других бог

прибирает". Глушак и в самом деле не знал, сколько у Зайчика детей: не то

восемь, не то девять; четверо или пятеро на кладбище...

– Слышно, жена опять скоро рассыплется?
– сказал Глушак, давно

приметивший, что Зайчиха беременна.

– Скоро. Да как бы, черта лысого, сразу двумя не выстрелила! Что-то уж

очень толстая, как Денисова колода!

– Двумя так двумя. Не из хаты, а в хату. Прибыль!
– попробовал пошутить

Глушак.

– Прибыль! Это такая прибыль, что все - дай да дай!

С этой прибылью - бери торбу и иди побирайся!
– Почесался снова,

упрекнул: - Нет того, чтоб хлебом уродить, так подкинул еще одного!..

Слеповат он на старости, наверное, - не видит, что делает!..

Глушак строго покачал головой:

– Вот он, может, и наказывает за такие твои разговоры! Он, бог, тоже не

любит, если его не почитают!

– Сам сотворил меня такого и не любит?
– Зайчику, видно, хотелось

подразнить Глушака.
– Разве я виноват, что он таким языком меня наделил?

– Язык языком, а зачем голова дадена? Чтоб думать, что к чему! А не

плести языком всякую глупость!
– Глушак хорошо помнил, что пришел сюда не

ругаться, добавил мирно: - На крестины позовешь?

– Если охота есть, так хоть крестным!
– Зайчик засмеялся.

Думал - поддел старика, но тот просипел просто, как равный:

– Можно и крестным...

Зайчик живо взглянул на него: Глушак не шутил. Догадливый мужик понял,

что за этим неожиданным согласием чтото скрывается, но и виду не подал,

пошутил:

– А крестную под пару попрошу - молодую, ядреную!
– " Стар я для

молодой!

– Э, это еще посмотреть надо!..

Глушак перевел разговор на другое:

– Забыл ты что-то дорогу в мою хату.

– Забыл.
– Зайчик подумал: не ошибся - что-то сплести хочет старый