Люди желтых плащей
Шрифт:
"Запах вируса..."
Однако сам Женя выглядит куда лучше, чем ночью. В полумраке халабуды я все же могу разглядеть его черты. Он все еще очень худ, но уже не напоминает постояльца концлагеря. Костлявое, иссушенное лицо снова округлилось, кожа набрала влаги и посвежела, с губ сошла лихорадка, а глазам вернулась ясность. А еще в них поселился блеск, которого доселе там не было. Так блестят глаза наркоманов или безумцев. Если бы не этот блеск, его облик почти ничем не отличался бы от привычного.
– - Как себя чувствуешь?
Женя смотрит на меня
– - Хорошо. Даже очень.
– - Вот как? И ты совсем не помнишь, что было ночью?
– - Почти ничего. Я помню, что говорил с тобой. Кричал и куда-то бегал...
– - Бегал? Ну... можно и так сказать. А как вообще состояние? Что-нибудь болит?
Женя отчаянно мотает головой:
– - Я же говорю, чувствую себя отлично! Ничего не болит, сил хоть отбавляй. А еще я пиздец, ну просто пиздец как хочу жрать!
Немного ошарашенный таким заявлением, я не сразу нахожу что ответить.
– - Ну, пожрать у нас найдется. Но сначала тебе придется выйти отсюда.
– - Ну-у, не хочу, -- в голосе брата капризный ребенок.
– - Принеси мне еду сюда!
– - Нет, так не пойдет. Мы же не сможем таскать тебя повсюду в твоей халабуде, как в паланкине.
– - Но свет режет мне глаза, сильно режет! Ничего не вижу, все слезится, двоится. И как-то... шумит.
– - Шумит?
– - Ну, да. В голове. Это, наверное, из-за лекарства?
Возможно. Но я, почему-то, склоняюсь к другой точке зрения. И она вряд ли понравится Жене.
– - Вполне вероятно, -- уклончиво отвечаю я.
– - Но тебе надо привыкать к своему новому состоянию. Если не хочешь провести здесь остаток жизни, придется перебороть свою светобоязнь.
С полминуты Женя размышляет над моими словами.
– - Хорошо, Максим. Давай попробуем.
Его лицо вдруг озаряет улыбка:
– - О господи, черт, я так рад, что остался жив! Спасибо тебе! Спасибо! Я перед тобой в долгу!
Его приподнятое настроение делает мое, и без того мрачное, еще мрачнее. Не слишком ли он спешит с благодарностями?
В ответ я только сдержанно киваю:
– - Забей, все нормально. Пошли
09:38
Женя зажмуривается, и я вывожу его из халабуды за ручку, точно маленького. Вано, Арт, Михась и Витос наблюдают за нами у окна, затаив дыхание.
Я поворачиваю Женю лицом к ним.
– - Ладно. Открывай глаза.
Под черной, всклокоченной, точно у отряхнувшегося от воды шпица, шевелюрой вспыхивают два блестящих глаза.
– - Бля!
– - Женя прикрывает лицо ладонью и отворачивается.
– - Там как будто прожектор!
– - Это всего лишь окно. И дневной свет. Кстати, на улице довольно пасмурно. Что же с тобой будет, когда мы выйдем из помещения.
– - Не знаю. Значит, не выйдем!
– - в голос брата опять вернулся капризный ребенок.
– - Мне больно! В ушах шумит...
Ловлю на себе встревоженный взгляд Михася. Я знаю, что означает этот взгляд, и мои подозрения
только крепнут.– - Щас, погодите!
– - Арт бросается к одной из сумок, принесенных нами из машины.
Покопавшись в ней с минуту, он извлекает солнцезащитные очки с круглыми зеркальными стеклами.
– - На вот, одень, будет полегче.
Он передает очки мне, поглядывая на Женю так, словно даст деру, стоит тому громко пукнуть.
Брат надевает очки и издает возглас облегчения.
– - О-о-о, так гораздо лучше. Спасибо, Арт.
– - Да... не за что, Базилио.
Друзья встречают Женю улыбками и ободряющими подшучиваниями, однако от меня не ускользает тот факт, с какой внутренней, почти неуловимой неприязнью они пожимают его руку. Так в "Филадельфии" Джо Миллер пожимал руку Эндрю Бэкета, узнав, что у того СПИД.
– - Витос, Арт, организуйте на стол, -- говорю я.
– - Джону надо подкрепиться. Видите, каким голодными глазами он смотрит на Ваню?
Шутка удалась -- помещение офиса взрывается смехом. Однако шутка несла в себе двоякий смысл, и его разглядели все присутствующие. В адрес брата уже летят недоверчивые взгляды. Пожалуй, впредь стоит следить за языком.
09:45
Мы усаживаем Женю за стол, на который подается быстрый завтрак. Хлеб, колбаса, сыр, шпроты, килька в томате, свежие огурцы и помидоры, на десерт фрукты и плитка шоколада. Из напитков кола и минералка "Нарзан" в стекле.
Женя долго смотрит на еду, шевелит носом, как будто принюхиваясь. Потом набрасывается на колбасу и шпроты, полностью игнорируя хлеб и овощи. Когда я все-таки предлагаю ему закусить огурцом (помидоры он никогда не любил), он сначала отказывается, но потом все-таки предпринимает робкую попытку откусить кусочек. И тут же выплевывает.
– - Фу, бля! Они прокисли, что ли? Такая гадость!
Теперь уже тревожными взглядами обмениваются все, за исключением Жени. Кажется, он совершенно не замечает своего странного поведения.
Когда с мясными и рыбными блюдами покончено, Женя пробует откусить яблоко, но эффект тот же, что и с огурцом. Он выплевывает его, брезгливо фыркая.
– - Фу, да чо вы мне подсовываете! Все попропадало!
– - Попробуй шоколадку, -- вкрадчиво предлагает Михась.
Но меня беспокоят не новые вкусы брата -- здесь уже все понятно -- а то, что за время трапезы он ни разу не прикоснулся к воде. И это Женя -- водохлеб, каких поискать!
Брат поворачивается к Михасю и недоверчиво щурится из-под солнцезащитных линз. Кажется, теперь и до него начинает доходить...
Он разворачивает шоколадку, откусывает от плитки большой кусок и принимается сосредоточенно жевать. Мы все прекрасно видим отвращение, написанное у него на лице, но Женя не обращает на это внимания и продолжает упрямо работать челюстями. Когда шоколад растерт в кашу, он мучительно глотает ее. Я вижу, как прыгает при этом его кадык, как вздуваются вены на горле. Шоколадная масса отправлена в пищевод, и Женя судорожно втягивает в легкие воздух, борясь с пароксизмом тошноты.