Мародеры на дорогах истории

Разговор о "мощной исторической школе" евразийцев — явный перебор. Среди евразийцев почти не было профессиональных историков, а поздний Г.В. Вернадский во многом отказался от ранних "евразийских" увлечений. Н.С. Трубецкой — не историк, а лингвист. Большинство "евразийцев" были попросту дилетантами в истории, и "школа" эта интересна не как научное, а как культурно-психологическое явление (реакция части русской эмиграции на не слишком радушный прием со стороны Европы). И в данном случае важны не столько "научные" истоки концепции Л. Гумилева, сколько понимание той среды, в которой эта концепция культивируется. Поэтому напомним лишь в самых общих чертах воззрения "евразийцев".

Исходный тезис "евразийцев" — несовместимость Запада и Востока, причем важнейшим звеном Востока принимается Монгольская империя, которая возвышается над всеми, в том числе и над Русью. В вопросе о роли татаро-монгольского нашествия и золотоордынского ига "евразийцы" опирались на украинскую националистическую историографию (в частности, М.С. Грушевского), имевшую преимущественно антирусскую направленность. Украинские историки спорили прежде всего с концепцией М.П. Погодина, который полагал, что в домонгольской Руси Киев, Новгород, Владимир имели одно и то же древнерусское население, с одним и тем же языком, которое было сметено нашествием. Позднее же в Поднепровье пришло иное население из Прикарпатья. По существу, этот вопрос здесь разбирать не будем. Но отрицание значения нашествия украинскими националистическими историками строилось на желании доказать, что Поднепровье издревле было родиной не древнерусской, а украинской народности.

Другим источником "евразийства" являлась русская философская мысль XIX столетия, в рамках которой выделялось византийское православие, причем не в национальных, а наднациональных ее вариантах (вроде исихазма [26] ). Психологический дискомфорт, испытываемый эмигрантами в Европе, побуждал искать объяснение в существовании наднационального социально-психологического типа на Востоке, куда на вторых ролях включалось и славянство.

Следует отметить, что различия в психологии коренных западноевропейцев и выходцев из России — факт бесспорный и достаточно очевидный. Вопрос лишь в его объяснении, и оно не так уж сложно. Суть в характере общежития. У большинства западноевропейских народов община изначально была кровнородственной, и исчезла она уже в раннем феодализме. Для славян же характерна территориальная община, сохранявшаяся вплоть до XX столетия и с огромной силой воздействующая на национальный характер. Именно территориальная община сделала возможным и даже обязательным такой феномен: дойдя до Тихого океана, славяне не уничтожили ни одного народа, а ассимиляция многих племен проходила совершенно естественно и довольно быстро. Но Монгольская империя здесь совершенно ни при чем.

26

Исихазм (от греч. "молчание") — мистическое течение в византийском православии XIV века космополитической направленности.

Истоки концепции этногенеза Л. Гумилева лежат в построениях русских философов прошлого столетия, прежде всего Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева. Данилевский выдвинул саму идею саморазвития народов от рождения до смерти. Леонтьев указал и срок этого естественно-биологического процесса: 1000 — 12000 лет. О. Шпенглер и А. Тойнби, почитаемые евразийцами, во многом следовали идеям названных русских философов. Л. Гумилев воспринял также некоторые идеи Вернадского и А.Л. Чижевского, абсолютизировав факт зависимости человеческого организма от воздействий космической среды. Сам он, как видно из процитированного выше, считает своим открытием введение понятия "пассионарности". В разных публикациях он определяет его неодинаково. Но основной смысл — неосознанное и непреоборимое стремление действовать (неважно, разрушать или строить), которое овладевает отдельными лицами и целыми народами и не подлежит каким-то нравственным оценкам [27] . В целом этногенез, по Л. Гумилеву, чисто природный, а не социальный процесс.

27

Научная глубина понятия, введенного современным "евразийцем", может быть проиллюстрирована определением, данным им в журнале "Дружба народов" (1989, № 11, с. 196): "Это пропеллер, который крутится на том месте, на котором мы сидим". Заводится этот "пропеллер" из космоса (сейчас идут интенсивные поиски, где находится эта небесная Шамбала), причем "пассионарные толчки" и "взрывы" строго дозируются и безошибочно направляются. На один и тот же народ они могут снизойти лишь один раз в 1200 лет, причем на равнинные народы могут и вовсе не спуститься, и они вынуждены ждать, когда их кто-то оплодотворит извне. Сообщенный народу или его части пассионарный заряд передается затем половым путем. Славянам, похоже, "пропеллер" заводили только на земле приходившие пассионарии, то есть поработители.

Во время беседы в "открытом эфире" 14 апреля от радиослушателя последовал довольно неожиданный вопрос об отношении к оккультизму, оккультным наукам. Этот вопрос показался странным применительно к гумилевской концепции истории, но он как раз и проясняет причины успеха ее у интеллигенции, особенно технической: концепция воспринимается как вариант довольно модных ныне оккультных наук. А это значит, что проверять ее "на зуб" не обязательно: надо просто верить. И верят, хотя автору концепции не удалось найти ни одного бесспорного примера, ее подтверждающего, хотя он едва ли не в каждой новой публикации приводит новые версии, швыряясь вроде бы фактами из истории разных стран и континентов. В свое время под пером автора появилась идея о зарождении славянства во II веке нашей эры. Дата эта потребовалась для того, чтобы "похоронить" славян в XIV веке и дать начало новому этносу русских. Антиисторичность концепции очевидна и для непосвященных: возрождение ХІV–ХV веков шло не за счет отрицания предшествующей истории, а как раз наоборот, за счет подчеркивания ее преемственности, по крайней мере с IX века. В основе летописания Северо-Восточной Руси непременно лежала "Повесть временных лет", повествующая о происхождении славян и Руси. Что касается времени зарождения славян, то отвечать надо на вопрос, где и когда зародился славянский язык и возникли те специфические формы общежития, которые многие столетия сохранялись у разделенных и отдаленных друг от друга славянских пародов. Специалисты спорят. Называют второе или первое тысячелетие до нашей эры, указывают возможные археологические культуры. Ко II веку нельзя отнести ни одной новой культуры, которую можно было бы связать со славянами. Об этом говорили и писали.

В последней публикации Л. Гумилев вновь настаивает на удобной для него дате: ссылаясь на М.И. Артамонова: "Именно к этому времени (I–II вв.), как доказал еще мой покойный учитель, профессор Артамонов, появились первые археологические памятники, которые можно отнести к славянам". Автор правильно делает, что не уточняет, какие именно памятники. Потому что еще в 1940 году (М.И. Артамонов был тогда директором Института истории материальной культуры и задавал направления исследований и в этом направлении тоже, будучи специалистом по Степи, Хазарии) профессор сделал доклад, надолго определявший пути поиска истоков славянства. Он говорил, в частности: "Уже один тот факт, что праславянские племена, находясь длительное время под властью германцев и гуннов, не огерманились и не огуннились, достаточно убедительно свидетельствует о том, что их этнические особенности сложились задолго до этих завоеваний. Сейчас еще невозможно ответить с полной убедительностью, когда именно, но ясно, что очень давно, в рамках археологической периодизации не позже, чем в эпоху бронзы, а может быть, даже еще в конце неолита" ("Краткие сообщения… ИИМК". VI, М.-Л., 1940, с. 7). Соображение в чисто историко-логическом плане совершенно бесспорное.

Во всех выступлениях Л. Гумилева можно прочесть самую резкую оценку "невежественных интеллигентов, не выучившихся ни истории, ни географии" (это о профессиональных историках). "В науке, — поясняет он, — считается правильным только "эмпирическое обобщение, то есть непротиворечивая версия, опирающаяся на все известные факты". Что же, можно согласиться. Историк, не владеющий фактами, конечно, не историк. Ссылка на Артамонова, как можно видеть, оказывается неверной. Хотя М.И. Артамонов в последние годы жизни и воевал со "славянофилами" в археологии (доказывая германскую принадлежность Черняховской (бывшей на территории Украины) культуры ІІ–ІV веков), все же вывода, сделанного Л. Гумилевым, из его построений не следует. Более того, Артамонов решительно отверг и предложенную Л. Гумилевым концепцию этногенеза, в особенности как раз идею "пассионарности", не без оснований увидев в ней попытку оправдания неравенства и притязаний на преимущества отдельных народов. Но сейчас речь о другом: именно о фактической точности отсылок.

По Гумилеву, "взрыв пассионарности, который вызвал к жизни Древнюю Русь, произошел в I веке нашей эры от Южной Швеции (движение готов) к устью Вислы и к Карпатам, где жили тогда предки славян; затем он прошел через территорию современной Румынии — Дакии: даки были сожжены этой пассионарностью, потому что бросились воевать с могучей Римской империей, в результате этой войны они, по существу, были все истреблены. Далее этот взрыв прошел через Малую Азию и Палестину, где возникло православное церковное христианство, позднее оформившееся в Византийскую империю. Далее этот толчок прослеживается в Абиссинии".

Прежде всего — фактические уточнения. Вопрос о том, были или не были готы в Скандинавии, остается спорным. Оксывская культура Нижнего Повисленья на рубеже нашей эры теснее связана с западными областями, нежели со Скандинавией или островом Готландом. Но для данной темы это несущественно. Важнее другое. Со II века до н. э. начинается движение части населения с побережья Северного моря на юг и юго-восток, и связано это было отчасти с резким опусканием суши у морского побережья. Некоторые из этих племен достигают ко II веку и причерноморских степей, где на базе местных и пришлых племен складывается Черняховская культура. Готы из Повисленья продвигаются сюда в начале III века и усваивают местную культуру. Ни в Малую Азию, ни тем более в Палестину готы и в III веке не проникают. Всю вторую половину III столетия в Дакии и Подунавье идут кровопролитные бои между варварами (в основном германцами) и римским войском, закончившиеся поражением варваров. Огромное количество их было истреблено, погибло от голода и чумы, обращено в рабство. В опустошенных районах Подунавья появляются и готы-колоны — посаженные на землю рабы. Отдельные племена и роды варваров ищут возможности перейти на службу к Империи и получают за службу места для поселений вдоль ее границ.

Рассказывать историю готов и других "скифских" племен в данном случае не имеет смысла. Ясно, что ничего она для концепции Л. Гумилева не дает. И дело не только в ошибке на два столетия, не позволившей готам породить христианство в Палестине и Малой Азии. Неясно, как вообще могли готы породить славян, а заодно и христиан. Ведь, как это неоднократно разъяснял Л. Гумилев, "пассионарность" передается половым путем. Предположим, что готы встретили на пути какие-то племена, оплодотворили их. А откуда славянская речь "у зарядившихся" пассионарностью? А ведь, по Л. Гумилеву, "этот-то славянский (а вернее, славяно-готский) этногенез и породил позднее древнюю Киевскую Русь". Говорить же о христианстве тем более не приходится; готы принимают христианство лишь в IV веке.

Так обстоит дело со славянским этногенезом.

"К ХІV–ХV векам славянского единства уже не существовало", — пишет Л. Гумилев. Так ведь его не существовало и за тысячу лет до этого. Мы вообще не знаем такого периода, когда славяне составляли бы единую — не государственность, а культурную общность, ту общность, в рамках которой мог возникнуть единый язык, единые верования и формы общежития. Первые упоминания дают нам разрозненные и разбросанные на обширных территориях славянские племена. Удивляет как раз то, что, будучи разрозненными, они до сих пор сохраняют столько общего, и не только в языке.