Мародеры на дорогах истории

На последнее обстоятельство уже обратили внимание. В "Неве" (1992, № 4) опубликовано три материала, прямо обращенных к этой теме. Александр Тюрин вспомнил и Сталина, и жидомасонов, но и порекомендовал "почитать "Современник" и послушать "теоретиков" всех фракций "Памяти" у Казанского собора" (с. 225). Примерно в таком же духе (хотя и с комплиментами и вроде бы принимая гумилевскую теорию этногенеза) высказывается и известный востоковед Игорь Дьяконов. Более обстоятелен отклик Льва Клейна, знакомого Гумилева со времени работы на раскопках Саркела — Белой Вежи в экспедиции Артамонова и коллеги по университету. Клейн твердо свидетельствует, что Лев Николаевич "безусловно не антисемит" (с. 228). Я бы тоже мог это засвидетельствовать, хотя долгий и откровенный разговор на эту тему у нас происходил более двадцати лет назад. Видимо, хорошо знал об этом и высокочтимый филолог. Возможно, знал он и о другом: зачем было Гумилеву от юдофильства повернуть к юдофобии? Вроде бы никаких видимых причин для этого не было, а из книг Надежды Мандельштам, где главный герой не столько ее супруг Осип, сколько подруга "акума" А. Ахматова (урожденная Аренс) и ее сын Лев, следует, что вроде бы и не должно быть.

К сожалению, и у Кожинова мы не найдем разъяснения этой загадки Он хотя и в несколько смягченной форме, следует концепции Гумилева. А поскольку в концепции нет внутренней логики то и последователь оказывается вынужденным постоянно противоречить самому себе. С "делом Артамонова" вроде бы разобрались. Но под стать ему еще и "дело Платонова", к которому автор обращается в одном из лирических отступлений, уверяя, что оно имеет, "быть может, не вполне очевидную, но глубокую связь с той давней эпохой" ("НС", 1992, № 11, с. 168). Так и непонятно, за что судили С.Ф. Платонова: за то, что он возглавил группу монархистов, или за то, что принял на работу зятя А.А. Шахматова еврея Коплана, равно как непонятно, за что получил пять лет Коплан: за то, что он еврей, или за то, что читал в православной церкви на клиросе. Если же разбираться в процессах 1928–1929 годов по существу, то надо иметь в виду, что это были разные процессы. Одних судили как монархистов, других как кадетов (Л.В. Черепнин в их числе), третьих (в Ленинграде) как масонов или членов организаций масонского типа (похоже, единственный в истории страны подобный процесс).

И все-таки писать "про хазар мемуар" необходимо с салтово-маяцкой культуры. Никто не пускается во взаимные обвинения, пока идет речь о первых двух веках хазарской истории, когда ищут местонахождение какого-то упоминаемого источниками города, включая и пропавшую столицу Итиль. Но как только заходит речь о салтово-маяцкой культуре VІІІ–Х веков в бассейне Дона и Северского Донца, страсти закипают. И дело в том, что это самый развитый и представительный район на всей территории, предположительно входившей в состав Хазарского каганата. Кожинов всякий раз, упоминая эту культуру, в скобках поясняет: "то есть хазарская". С.А. Плетнева, занимавшаяся раскопками в этих районах (наряду с М.И. Артамоновым, И.И. Ляпушкиным и многими другими), удостоилась титула "наиболее выдающегося исследователя" за то, что включила их в зону хазаро-славянского пограничья. В отличие от Поволжья здесь достаточно плотно встречаются "величественные развалины белокаменных замков". Могильники сохранили останки воинов, захороненных с оружием и конями. Впечатляющая картина. И вывод, что эта полоса укреплений развертывалась для наступления на славянские племена, поскольку расположена не на левобережье, а на правобережье Дона. На этом выводе и сооружает Кожинов башню хазарского Вавилона.

Самое удивительное то, что вопрос об этнической принадлежности салтовцев, по существу, ни у кого не вызывает сомнений: это аланы. Никто не оспорил археологических аргументов И.И. Ляпушкина, никто не взял под сомнение заключений антропологов (длинноголовый индоевропейский тип). И материальная культура, и внешний облик салтовцев вполне тождественны аланскому населению Северного Кавказа. Все это не вызывало сомнений у М.И. Артамонова, ясно С.А. Плетневой и А.П. Новосельцеву. Откуда же взялась версия о салтовцах как хазарах?

В данном случае перед нами пример зависимости оценки источника от концепции, а концепции от каких-то субъективных настроений. Стремление как-то сблизить хазар и алан изначально просматривалось у М.И. Артамонова, да и у других хазароведов. Дело в том, что хазары почти неуловимы: они кочевники, следы которых затеряны в степи, и облик их неясен, поскольку умерших они сжигали. В 1936 году М.И. Артамонов (не без влияния Н.Я. Марра) склонен был считать, что "и болгары, и хазары могут быть возведены к сарматам, но скрещенные с угорскими племенами" ("Очерки древнейшей истории хазар", с. 121). Иными словами, предполагалась некая смесь иранских и угорских языков. В результате тюркского завоевания хазары проникаются тюркскими элементами. Позднее ученый этим элементам придавал большее значение, предполагая даже распространение тюркского языка по всей территории, подвластной хазарам.

Что хазары принадлежали к тюркской ветви, засвидетельствовано "царем" Иосифом в середине X века в его знаменитом письме испанскому еврею Хасдаю. Он производит хазар из рода Тогармы, сына Иафета, а Тогармой в древнееврейской литературе именовали тюркские народы. Не отрицая алано-болгарской принадлежности поселений и могильников Подонья, М.И.Артамонов стал склоняться к мысли, что и эти народы были ассимилированы тюркоязычными хазарами. Эту мысль вроде бы проверил и подтвердил тюрколог А.М. Щербак, прочитав ряд надписей салтово-маяцкой культуры как тюркские, и М.И. Артамонов немедленно принял это прочтение как огромной важности факт (обе статьи опубликованы в сб. "Советская археология", т. XIX, 1954). Заключение М.И. Артамонова приняла и С.А. Плетнева, признав вероятным, что уже к середине VIII века на территории каганата распространился "общий язык", который восприняли "даже ираноязычные аланы" ("Хазары". М., 1976, с. 46). Теперь археолог поражается "широко распространенной среди жителей Хазарии грамотности" и заключает, что "общий язык и письменность были еще двумя факторами, которые объединяли обитавших на огромной территории жителей каганата в единое целое".

Между тем серьезнейшее и ответственное концепционное заключение базируется на простом недоразумении. Еще в 1971 году вышла книга Г.Ф. Турчанинова "Памятники письма и языка народов Кавказа и Восточной Европы", в которой основательно разобраны все эти надписи. Автор показал, что Щербак не только неверно перевел, но даже неверно воспроизвел все надписи, поскольку в оригинале их даже и не видел. В действительности — одни надписи оказались алано-осетинскими, а другие — черкесскими (с. 66–79, табл. ХХХ–ХХХІ, I–III). Тюркоязычными оказались надписи в Саркеле. Но этот город и строился как крепость хазар на крайнем западе, хотя жили там, помимо хазар, также аланы, славяне и выходцы из некоторых других племен и народов.

По заключению Турчанинова, письмо это восходило к арамейскому в так называемом сирийско-несторианском изводе VІІІ–ХІІІ веков. Именно это письмо было заимствовано и хазарами. Но в указании на него персидского историка XIII века Фахр ад-дина Мубаракшаха сказано, что оно заимствовано из "русского". "У хазар, — говорит историк, — есть такое письмо, которое происходит от русского; ветвь румийцев, которая находится вблизи них, употребляет это письмо, и они называют румийцев русами. Хазары пишут слева направо, и буквы не соединяются между собой. У них 21 буква… Та ветвь хазар, которая пользуется этим письмом, исповедует иудейство" (Турчанинов, с. 96–97).

О том, что значит здесь этноним "русский", поговорим ниже. Пока отметим, что аланы сохраняли свой язык и после X века, и доказательства этого также приводит Турчанинов. Он напоминает, в частности, что в 1116 году сын Владимира Мономаха Яро-полк, посланный против половцев, взял по Северскому Донцу три города и привел себе красавицу жену — дочь ясского князя. (Автор процитировал Ипатьевскую летопись; в другой древнейшей летописи — Лаврентьевской, сказано, что князь также "приводе с собою ясы".) Похоже, этот поход был связан с восстанием покоренных половцами народов, так как из другого района после двухдневного сражения с половцами на Русь пришли торки и печенеги. Сами города, подчиненные половцам, очевидно, не ими были построены и не ими заселены. Интерпретируя летописный рассказ о большом походе на половцев русских князей в 1111 году, известный русский византинист, специально писавший о христианстве у алан, Ю.А. Кулаковский и вслед за ним Турчанинов, обращают внимание на то, что население одного из взятых на Донце городов (Шаруканя) было христианским (оно открыло ворота не перед войском, а перед попами, которые пели тропари, и кондаки, "и канон в честь святой Богородицы").

Турчанинов ссылается также на работу венгерского тюрколога Ю. Немета, который показал, что даже и в 1239 году пришедшие в Венгрию вместе с половцами аланы-ясы говорили на своем языке и сохраняли его вплоть до XV столетия (статья, опубликованная в 1958 году в Берлине, перепечатывалась в Орджоникидзе в сокращенном переводе известного ираниста В.И. Абаева).

В общем, фактов, свидетельствующих о принадлежности салтовских поселений аланам и в период хазарского господства, и позднее, равно как и о сохранении ими своего языка, так много, что можно лишь недоумевать, почему хазароведы их игнорируют. При этом надо иметь в виду, что строителями городов и создателями высокой культуры, включая письменность, были именно аланы, а не хазары.

Другой этнический компонент, представленный брахикранными (круглоголовыми) захоронениями, по Турчанинову, оказался черкесским (касоги русских летописей). В летописи "ясы икасоги" часто идут в паре. Так, они упомянуты и в известии о походе Святослава, приведшем к гибели Хазарского каганата:

"Иде Святослав на козары; слышавше же козари, изидоша противу с князем своим Каганом, и соступишася битися, и бывши брани, одоле Святослав козаром и град их Белу Вежу взя. И ясы победи и касоги".