Мародеры на дорогах истории

Такова была плата за труд в XV веке. В ХІІІ–ХІV веках она не могла быть большей, поскольку и серебра было много меньше, и производительность труда, в частности ремесленного, упала в связи с разрушением многих городов и угоном ремесленников в рабство. 1 рубль — это почти предел платы, которую можно было получить даже квалифицированному работнику. А добыть "серебро" в деревне во много раз сложнее. Приходилось ждать купцов и мириться с их неизбежно заниженными ценами.

Дань не была постоянной. Обычно князья добивались ее уменьшения, а Орда — увеличения. Уменьшить ее можно было, видимо, какими-то иными услугами (вроде поставки вспомогательных войск). Но до середины XIV века действовали нормы, установленные первыми переписями. Об этом говорят косвенные данные. Так, сразу после смерти Калиты новоторжцы, опираясь на помощь Новгорода, отказались вносить дань. Симеон Гордый направил к Торжку большое войско, и новгородцы согласились отдать "бор по волости", а новоторжцев обязали внести 1000 рублей. Мир восстанавливался "по старым грамотам". Видимо, это та сумма, которую обычно вносил Торжок. Вряд ли город имел в это время более тысячи облагаемых дворов (после разорения таких размеров городов были единицы). А это совпадает с уровнем, утвержденным в XIII веке.

Другие косвенные данные — воспоминания о тяжести дани при Узбеке. В летописях есть указания на то, что были попытки распространить дань и на духовенство. Так, в 1342 году в Ор был вызван митрополит Феогност, от которого требовали "полетной" дани, так как он имел большие доходы, обирая низшее духовенство и мирян. От претензий митрополиту пришлось отбиваться взятками: он оставил в Орде 600 рублей.

В связи с "замятней" в Орде нажим ее заметно ослабевает В 70-е годы Дмитрий вообще прекращает выплату дани. Но после нашествия Тохтамыша возвращались самые мрачные времена. В 1383 году сын Дмитрия Василий был задержан в Орде, и Тохтамыш потребовал за его освобождение 8000 рублей. После разорения Москвы такую сумму Дмитрий, видимо, просто не мог собрать. В 1384 году летописи сообщают о "дани тяжкой" "по всему княжению великому, всякому без отдатка, со всякие деревни по полтине. Тогда же и златом даваша в Орду, а Новгород Великий дал черный бор". О дани "по рублю с двух сох" говорится и в письме Едигея Василию Дмитриевичу несколько позднее. Этимологически "рубль" — это отрубленная часть. А потому "рубль" и должен соответствовать половине гривны. Но Дмитрий Донской, начав собственную чеканку монеты, установил величину рубля равной новгородской гривне. Следовательно, после нашествия Тохтамыша была восстановлена изначальная грабительская дань.

"Соха" вовсе не была единственной податью. В.В. Каргалов насчитывает 14 видов даней. Содержание татарских посольств, насчитывавших по тысяче и более человек и живших месяцами на Руси, обходилось нередко дороже и самого "черного бора". Не случайно, что восстания в большинстве случаев были ответом на насилия, чинимые "послами".

Переводить рубли эпохи монгольского владычества в современные "деревянные" — дело довольно бессмысленное. Ведь рубль того времени — это больше годового потребления половины крестьянских дворов рубежа нашего века. По сравнению с варягами, хазарами и собственными князьями татары забирали в несколько десятков раз больше. Можно лишь удивляться, как люди выживали. С другой стороны, неудивительно, что выживали немногие. И так более двух столетий.

"Подарки" константинопольским патриархам не были столь обязательными и столь накладными. Но они не были и вполне "добровольными". Вымогание взяток с кандидатов на митрополичьи столы — повседневная практика патриаршего стола, о чем прямо говорят летописцы. Отнюдь не бескорыстно в 1347 году Константинополь пошел на ликвидацию раскольнической Галицкой митрополии. Алексея "человеческого ради сребролюбия" шантажировали в Константинополе неоднократно. Долги митрополита Пимена, взятые у константинопольских ростовщиков под подложное поручительство князя Дмитрия, давили на Русь вплоть до падения Константинополя. И Феогност не от щедрости душевной роздал в Орде 600 рублей. Новгородский летописец сетует, что с приездом митрополита "тяжко же бысть владыце и монастырем кормом и дары".

И Симеону Гордому пришлось раскошелиться по вполне житейскому поводу. В 1346 году он "отослал" от себя вторую жену и посватался к дочери Александра Михайловича Тверского. Но митрополит "не благословил его и церкви затвори". Пришлось направлять посольство в Константинополь за "благословением".

Можно представить, во сколько обходилось оно при порядках, царивших в Константинополе. А собиралась княжеская казна, естественно, за счет все тех же крестьян.

Когда-то к месту и чаще не к месту ссылались на "классиков". Сейчас это нечто вроде дурного тона. И все-таки хочется напомнить слова одного автора, отнюдь не симпатизировавшего славянам: "Это было иго, которое не только подавляет, но растлевает и иссушает самую душу народа, который ему подпал. Монгольские татары установили режим систематического террора, орудием которого были грабежи и массовые убийства". Да, это Маркс. На расстоянии он рассмотрел то, что иные не замечают вблизи. Почему?

Какого-то фантазера понять можно. Можно и объяснить его привязанность к насильникам и презрение к жертвам: это искаженная реакция на беды, которые ему пришлось претерпеть в стране, где и поныне живут потомки уцелевших в той давней резне. Можно понять и потомков булгар или половцев, которые по ошибке мнят себя наследниками Чингисхана и Тохтамыша.

Но как понять тех, кто организует пропаганду этих псевдоисторических сочинений?

Что это? Способ пробудить попранное чувство собственного достоинства через оскорбление предков? Или же до конца подавить волю к сопротивлению у последнего окопа борьбы за выживание? А иного не дано: ведь "концепция" многократно отвергалась в силу ее полной несовместимости с фактами.

Хазарские страдания [28]

Студент-первокурсник выступает на семинаре с докладом по проблеме "Русь и Степь". С увлечением и энтузиазмом рассказывает он о том, как Песах покорил Русь и заставил русского князя Игоря в 941 и 943 годах идти походами на Византию, заведомо зная, что добром они не кончатся, а затем и вовсе погибает, собирая для хазар дань с древлян. Хазары, печенеги, половцы, блоки и союзы, продиктованные лесной Руси Великой Степью. А на вопрос — откуда все эти данные, из каких летописей и хроник — следует как рефрен ответ: "Из Гумилева". И студент изумляется: как же так? Ведь это не роман, а работа, претендующая на научную достоверность, и оказывается, что никаких источниковых оснований для уверенно изложенного хода событий попросту нет.

28

Опубликовано в журнале "Молодая Гвардия", 1993, № 5–6.

Первый семестр для студента-историка — самый важный. И по отечественной, и по всеобщей истории он изучает длительные исторические периоды, начала начал, на которых только и могут закладываться основы методологии, закономерности исторических процессов, возникновения народностей и государств. На семинарах он должен выступить с докладом по той или иной проблеме — обычно весьма спорной, понять, из-за чего идет спор и на каком материале проблема может быть решена. Как правило, если студент не усвоил в первом семестре, что такое "проблема" и как от нее идти к "источнику", он останется любителем, который, может быть, знает много историй, но не вполне осознает, что такое наука история.

Студент явно был расстроен, не сумев представить ни для одного положения документального подтверждения. И лишь одно служило некоторым утешением: не он один подпал под магическое воздействие необычных трактатов "великого евразийца". После публикации в "Нашем современнике" статьи "Меня называют евразийцем" (1991, № 1) блестящий математик, академик и коллега по редколлегии И.Р. Шафаревич справился, что неверно в статье Л.Н. Гумилева, и не мог поверить, что в ней нет ничего верного ("Он же ученый!").

С точки зрения социальной психологии факт сам по себе весьма любопытный. Совсем недавно, кажется, интеллигенция, по крайней мере патриотическая, вполне осознала разъяснения Владимира Чивилихина, что означает попытка "реабилитации" татаро-монгольского нашествия и ордынского ига на Руси. Но пробуждение "Памятью" оказалось кратковременным, и вот уже палачи народа стали его чуть ли не лучшими друзьями и заступниками. (Как будто правда о татаро-монгольском иге была выгодна лишь "партийной номенклатуре".)

На втором месте после Монгольской державы в рамках "евразийской" утопии стоит Хазарский каганат. И важно уяснить, что именно привлекает в истории этого государства евразийцев и в каком направлении развивается их фантазия. Хазарский каганат, несомненно, оказал определенное влияние на Русь. Достаточно сказать, что поляне, северяне, вятичи и даже радимичи какое-то время платили хазарам дань. В романе лучшего нашего исторического писателя-романиста Валентина Иванова "Русь изначальная" Русь формируется в борьбе с "неразумными хазарами", хотя в VI веке славяне вообще еще не вступали с хазарами в какие-либо контакты. Но вопрос о месте и роли этого раннего государственного образования остается весьма спорным в научной литературе, что подогревает публицистическую фантастику.