Мародеры на дорогах истории
Шрифт:
Батый, естественно, стремился не допустить объединения сил всех русских князей, противопоставляя Юго-Западную Русь Северо-Восточной. Уже в 1243 году, сразу после возвращения Батыя из похода на запад, к нему отправился отец Александра Невского Ярослав Всеволодович с изъявлением покорности, и Батый объявил его "старшим" в роде русских князей, передав ему, в частности, Киев, на который претендовали Даниил Галицкий и ориентировавшийся на галицкого князя Михаил Черниговскии.
В том же году сына Константина Ярослав отправил "к кановичам". Хотя в Монголии было междуцарствие (делами заправляла старшая жена Угедея), окончательное утверждение осуществлялось там.
После почина Ярослава русские князья потянулись в Орду и "к кановичам" за подтверждением своих прав на княжения. Возвратиться удавалось не всем. В 1246
Ни в какой "гражданской войне" в правление Гаюка, следовательно, Александр вообще не мог участвовать.
Батый передал Владимирский стол Андрею, а Александру, княжившему в Новгороде, определил "Киев и всю Русскую землю" (то есть Киевщину, Поднепровье). "Русская земля" в это время ничего не стоила. Когда в 1246 году Карпини проезжал здесь, направляясь в ставку Батыя, он видел "бесчисленные головы и кости мертвых людей, лежавших на поле". От большого и многолюдного города оставалось "едва… 2000 домов", и людей здесь татары держали "в самом тяжелом рабстве". В Переславле и Чернигове закрылись епископские кафедры. Владимирский стол в этих условиях был предпочтительней. Батый явно сталкивал братьев. К тому же Андрею пришлось отстранять дядю Святослава, занимавшего Владимирский стол по завещанию Ярослава.
Осенью 1250 года в Суздальскую землю приехал митрополит Кирилл. Помимо желания найти более спокойное пристанище, нежели разоренный Киев, он, по-видимому, имел и дипломатическое поручение. Вскоре он венчал князя Андрея с дочерью Даниила Романовича. Намечался союз двух важнейших земель.
В 1252 году Андрей со своими боярами объявил об отказе "цесарем служити". Против князя была направлена "Неврюева рать". У Переславля князь был настигнут татарами, но сумел избежать пленения и бежал через Новгород, Псков, Колывань "в Свейскую землю". Татары "россунушася по земли", схватили и убили вдову Ярослава, пленили его детей "и людей без числа падоша, до конь и скота, и много зла створше Отьидоша". В этих условиях Александр поехал из Новгорода "в Татары", где на сей раз получил "старейшинство" и Владимирский стол.
"Неврюева рать" была наслана "другом" (и даже "братом") Александра "христианином" Сартаком. Другой "друг" — Берке — заставил Александра в 1257–1258 годах обеспечить проведение переписи населения с целью получения татарами систематической дани. В 1262 году в ряде городов Северо-Восточной Руси произошло восстание против перекупщиков дани. Поскольку насильники прибыли из далекой Монголии, а Берке готовился к войне с улусом Хулагу (монгольские владения в Иране), Русь избежала нового разорения. Но Александр был вызван в Орду к Берке, где "удержа и Берка, не пустя в Русь, и зимова в Татарех, и разболеся". Лишь осенью следующего года совершенно больным он был отпущен и не доехал до Владимира.
В ряде летописей прямо говорится о том, что "бе же тогда нужа велика от поганых и гоняхуть люди, веляхуть с собою воиньствовати". Не исключено, что речь шла о посылке русских людей даже и не против иранских монголов, а против Византии, которая в это время поддерживала Хулагу и против которой ордынцы совершали набеги. Согласиться на это князь не мог хотя бы потому, что вошел бы в конфликт со своим духовенством. Но и Берке, судя по всему, не склонен был сделать какие-то послабления.
Упоминание Л. Гумилевым о событиях 1269 года, когда немцы испугались "и имени татарского", опровергает его же версию о слабости и малочисленности Батыева улуса. Но дело и не только в этом. О каких татарах идет речь? Для обеспечения сбора дани и контроля над русскими землями татары размещали в ряде княжеств и городов отряды баскаков. По просьбе новгородцев владимирский князь Ярослав Ярославич собрал силы для отражения немецкой угрозы, "и великий
баскак Володимерский Иаргаман и зять его Айдар со многими татары приидоша". А на следующий год князь просит помощи у татар против новгородцев, направив в Орду новгородца Ратибора. В 1273 году Иаргаман с Айдаром "и с многими татарами царевыми" (то есть пришедшими из Орды) "воеваша новгородцкие власти, и возвратишася со многим полоном в Володимерь".Два года спустя "ходиша татарове и русстии князи на Литву, не успевше ничтоже, възвратишася назад. Татарове же велико зло и велику пакость и досаду сътвориша христианом, идуще на Литву, и паки назад идуще от Литвы того злее сътвориша, по волостем, по селам дворы грабяще, кони и скоты и имение огьемлюще, и где кого стретили и облупивше нагого пустятъ, и всюды и все дворы, кто чего отбежал, то все пограбиша погани, творяшеся на помощь пришедше, обретошася на пакость". Летописец добавляет: "Се же написах памяти деля и ползы ради".
Так выглядела "помощь" в действительности, и летописец предостерегает незадачливых правителей от приглашения подобных "помощников". Но у князей часто и не было возможности уклониться от "помощи": баскаки и ханские "послы" и сами могли решить, когда и кому оказать "помощь".
Из сказанного, видимо, ясно, насколько обоснован пересмотр фактов и оценок, связанных с самой трагической страницей русской истории. И, естественно, возникает вопрос: а во имя чего факты заменяются домыслами? Думается, что ответ дан в изложении двух сюжетов: приезд во Владимир митрополита Петра и разрушение Москвы Тохтамышем.
По Гумилеву, в России князья — наследники уже разложившейся и уже загнивающей Древней Руси — были постепенно оттеснены от власти митрополитами. Митрополит Петр, который в 1300 году с Волыни якобы приглашен в Россию править в стольном городе Владимире, был, по мнению Гумилева, очень мягкий, добрый и образованный человек. Этим он, естественно, вызвал неудовольствие среди подчиненных, которые по старому русскому обычаю начали писать на него доносы великому князю Михаилу Ярославичу Тверскому. Тот созвал специальный собор для того, чтобы выяснить, действительно ли берет взятки митрополит Петр… И паства сказала: "Да мы нашего владыку знаем. Никаких взяток он не берет. И вообще он очень скромно живет".
Неспециалисту может показаться, что сказанное чуть ли не цитирование источника. На самом деле — это очередная фантазия, сотканная из множества фактических ошибок. Утверждение об "оттеснении" князей митрополитами от власти опровергается здесь же приводимым фактом решения вопроса о митрополите на съезде князей и бояр.
Главное во всем придуманном пассаже Л. Гумилева — это, конечно, "естественная" реакция русских на мягкость и доброту митрополита Петра и их якобы "старый обычай" писать доносы Между тем "доносы" — это не чья-либо национальная черта, а обычная реакция на деспотический режим и связанное с ним беззаконие. Как раз в домонгольское время на Руси не было необходимости в писании "доносов"; можно было решить вопросы если не у судей, то на вече. С установлением ордынского ига такие возможности резко сужаются. И "учителями" новых способов решения вопросов становятся именно татаро-монголы.
Показательно, что у Л. Гумилева "безнравственные" русские противопоставлены Джанибеку, "доброму и справедливому человеку". Этот добряк и борец за справедливость убил сначала своего младшего брата, а затем и старшего — Великого хана. В свою очередь, его сын Бердибек "удави отца своего" "и у би братов своих 12". "Доносы" и "оговоры" здесь процветали всегда и не слишком дорого ценились.
Во многих публикациях Л. Гумилева Мамай — это "западник", враг Дмитрия Донского, Тохтамыш же — прямо-таки славянофил, друг и союзник московского князя. Стоит воспроизвести некоторые пассажи, "доказывающие" эти положения. Западник Мамай "договорился с генуэзцами, получал от них деньги. И на них содержал войско, отнюдь не татарское, а состоящее из чеченов, черкесов, ясов и других народностей Северного Кавказа. Это было наемное войско. Мамай пытался наладить отношения с московским князем Дмитрием, который был тогда очень мал, и за него правил митрополит Алексей. Но тут вмешался Сергий Радонежский. Он сказал, что этого союза ни в коем случае допустить нельзя, потому что генуэзцы, союзники Мамая, просили, чтобы им дали концессии на Севере, около Великого Устюга".