Маршал северных направлений
Шрифт:
Трибуц моментально понял, что «гроза», готовая разразиться над его головой, миновала, и теперь нужно все преподать в самом выигрышном варианте. В штабе КБФ, как и сам командующий, были сильно удивлены, когда пять дней назад от них потребовали в категорической форме организовать доставку на острова сильных подкреплений, необходимых грузов, и перебросить значительные силы флотской авиации — истребителей, бомбардировщиков, штурмовиков и гидросамолетов. И приказали немедленно разработать планы по длительной поддержке БОБРа, и перебазирование на острова и Ханко части кораблей Балтийского флота для действий на коммуникациях противника. К чему такая спешка никто не понимал, но приказ получен и его необходимо без промедления выполнять.
Но не так просто это сделать — прорыв из Таллинна показал, что идти
Трибуц прекрасно понимал, что раз снабжение Одессы возложено на Черноморский флот, то балтийцам теперь предстоит отвечать за Моонзунд, рискуя боевыми кораблями, и доставляя туда подкрепления. Да и расстояния между портами «назначения» примерно одинаковое, как ни странно. Одна беда, чего нет у Одессы — тут все в минах, «суп с клецками», и немцы с финнами продолжают их вываливать в море. Авиация представляет угрозу, но не настолько опасную — есть истребители, важно только организовать правильное прикрытие на переходе. Потому в штабе флота предложили немедленно отправить сторожевой корабль «Буря» в сопровождение двух БТЩ, что не раз участвовали в доставке грузов для эскадрильи МТАП и отряда торпедных катеров на Эзеле. И к немалому удивления маленький отряд проскочил, никто не подорвался на минах, прибыл вчера, а привезли авиационный бензин и бомбы, и пополнение в триста бойцов морской пехоты. Все в штабе КБФ прекрасно понимали, что отряд проделал путь в один конец — в архипелаге их ждет последний бой и весьма вероятная гибель…
Бомбардировщики люфтваффе не раз бомбили советские корабли во время Таллинского перехода, и достигли определенных успехов, так как в нервотрепке и суматохе тех дней прикрытие истребителями не было организовано. Но главные потери в корабельном составе Краснознаменный Балтийский флот понес на выставленных врагом минах…
Глава 12
— Константин Павлович, если в жизни как в театре, то на войне те еще подмостки, только одно отличие, и весьма существенное.
— И какое оно, Григорий Иванович, хотелось бы узнать?
Генерал-лейтенант Пядышев с интересом посмотрел на маршала Кулика, с которым был знаком еще с двадцатых годов — оба являлись героями гражданской войны, у каждого за участие в ней по ордену Боевого Красного знамени, да второй получили по окончанию. И еще имелись другие революционные награды, включая «почетное оружие» от РВС. И сейчас в его жизни именно маршал сыграл ключевую роль, вырвал из-под следствия, которое шло к неумолимому концу, хотя сам Пядышев виновным себя не признавал, но разве следователей такое остановит, есть другие методы выбивания «признания». Но Кулик его как-то «выдернул», при этом
уговорив Жданова и Ворошилова, его же и определивших в «стрелочники».— Актеров забросают тухлыми яйцами и помидорами за дурное исполнение, на войне же можно запросто погубить войска, а про собственную жизнь я вообще не говорю, настолько с ней легко расстаться. Но лучше пусть немцы в бою убьют, чем на нарах в лагере сдохнуть, или в подвале шлепнут. Помнишь, как однажды Горький метко подметил — лучше умереть под красным знаменем, чем под забором.
На такое крыть было нечем — и Пядышев промолчал, наблюдая в бинокль за ожесточенным сражением, что развернулось как в самом Грузино, так и в обе стороны от него.
— Панфилов меня за дурака не примет, просто не поспел его полк вовремя, не сбросил немцев в реку. Нормально, так зачастую случается — вполне житейская ситуация. Теперь сам виноватым себя ощущать будет, и то на пользу, — в голосе маршала отстраненная деловитость, привычка отправлять людей на смерть ради выполнения общего дела — такие люди никогда и никого в бою не жалеют, и себя в первую очередь. Но буквально через несколько секунд тон изменился, прорезался «живой человек», который как бы попытался оправдать свою расчетливость и цинизм.
— Нельзя нам германцам свою силу показывать — рано это, чем позже сделаем, тем лучше. Нужно чтобы они в «мясорубку» сами залезли, и не только руку по плечо всунули, но и голову тоже. А мы получим шанс «перемолотить» их танковые и моторизованные дивизии за три-четыре дня упорных боев. Ты эти две свои передовые дивизии через два дня еще двумя подкрепишь, и еще три во втором эшелоне как раз развернуты будут взамен их, подпорка мощнейшая. Сам посуди — легко ли нашему противнику выбить окопавшуюся пехоту за рекой, да еще при поддержке корпусной артиллерии, да с сильными резервами. В чистом поле без вопросов, но здесь маловероятно — маневра нет, он даже не ограничен — его просто нет. Только лобовая атака напролом, в расчете на грубую силу, а ведь ее нужно на плацдарме накопить, да еще расширить оны всячески. Ты ведь старший адъютант штаба, ваше благородие, крестов жменю имеешь, целый штабс-капитан.
В голосе Кулика прорезалась «подначка» — он ведь кадровый служака, старший фейерверкер, а Пядышев «белая кость», каковых на германском фронте в прошлую войну «охвицерами» называли. Но Константин Павлович отшутился коротким объяснением, как всегда бывало.
— Я ведь из запаса призван, и академий не заканчивал тогда, и орденов всего два, и те с мечами, да темляк на шашку. Зато в Красной армии начдивом стал, да и ты, как мне известно, начартом 1-й Конной армии был, а потом артиллерией целого округа заправлял.
— Уел, уел, — добродушно усмехнулся Кулик, размещаясь удобнее, хлипкие доски помоста, сколоченного между двумя соснами, затрещали. Пядышев машинально посмотрел вниз — высоковато, можно кости переломать, вся надежда, что адъютанты на лету поймают. Перевел взгляд наверх — хвоя крон прикрывала хорошо, вряд ли самолеты противника различат армейский НП. Оба десятиметровой высоты не испугались — и страшней бывало, сидели на помосте, Кулик даже спокойно курил, с каким-то «опьянением» рассматривая панораму развернувшегося сражения. Причем, маршал пристально наблюдал именно за работой артиллерии, можно было представить композитора, который с увлечением слушает музыкальное произведение, как Кулик слушал «язык батарей». И подытожил, поглядывая на небо — вдали шли три девятки бомбардировщиков, явно намеревавшихся хорошенько «проутюжить» полосу правобережья, занятого бойцами 316-й стрелковой дивизии генерал-майора Панфилова.
— Нет, ничего у немцев не выйдет, и бомбежки с воздуха не сильно помогут. Пока шестидюймовые орудия не выбьют, вперед не продвинутся — позиционная война на том и строится. А уничтожить стоящие в раздельных капонирах на отдалении орудия бомбами просто так из строя не выведешь, прямое попадание нужно «фугаски» в двести пятьдесят «кило», или «соточки», но у противника таких нет. А собственной артиллерией с того берега накрыть не могут, зато наши 48-ми линейные пушки запросто. Так что расчет только на гаубицы вермахту тут не в плюс, а в минус сказывается. А вот и наши истребители появились — бомбежка у противника откладывается, сейчас начнут рыбу в реке глушить или деревья с корнем выворачивать.