Мать ветров

— Да. Так ее вкуснее есть, — Милош крепко поцеловал грудь жены прямо сквозь ткань, подхватил Камиллу на руки и понес на край поля, где они оставили лошадей. Член стоял железно, но опаздывать на крышу не годилось. Тем более после у них вся ночь впереди, а сейчас он хотел еще немного побеседовать о сыне. И, что уж греха таить, хоть чуть-чуть справиться с огорчением.

— Как думаешь, из-за этого Шамиль почти не говорил со мной и ускользнул с ребятами на реку?

— Да нет же! Сегодня день обиженных отцов, честное слово. Саид будто бы тоже ворчал и дулся на детей. Просто... это же Шамиль.

На сердце немного отлегло, но руки упрямо скучали по ребенку. Сын склонного к долгим размышлениям отца и мечтательной матери, Шамиль к тому же рос без родных братьев и сестер. Конечно, взрослые в Ясене сами частенько забывали, что двоюродные братья и сестры были все-таки двоюродными, но отсутствие других детей у Милоша и Камиллы сказывалось на его характере.

В компании Радко, Миры и Вивьен, рядом с друзьями и в школе Шамиль вел себя как самый обычный мальчишка. Шутил, играл, шалил, иногда вляпывался в мелкие неприятности и попадал в большие приключения.

Однако в нем, тихо мерцая, цвел незримый стороннему глазу цветок, что манил мальчика побродить в предрассветном безмолвии города, почитать в зеленых чертогах под косами ивы, выскользнуть ночью из теплой постели и посидеть у окна.

Они бесконечно дорожили теми минутами и часами, когда втроем молча смотрели на звезды или гуляли по лесу, обмениваясь лишь прикосновениями.

А сейчас Шамиля не было рядом. Он переживал свое непростое, даже трагическое для девятилетнего ребенка открытие внутри себя. Может быть, поделился с братом и сестрами, но это другое... И Милошу оставалось только ждать, когда ребенок сам придет к родителям.

Всей своей физической и душевной силой великана он жаждал поделиться с единственным сыном. Который, кажется, единственный в мире не готов был безоговорочно ее принять.

— Что-то не так, — пробормотала Хельга, задумчиво водя пальцами по животу мужа.

— Не так, — живо согласился Артур. — Я похудел без тебя в этой треклятой командировке! И это, кстати, повод съесть еще один ма-а-аленький пирожок.

— Нет! Слопаешь еще всю миску до прихода ребят... Ага. Я поняла. Артур, мы пришли на крышу самыми первыми.

— Пожалуй. Но что здесь не так-то?

Действительно. Звезды на месте. Крыша Ясеня на месте, сам ясень, могучий, разросшийся, давший название их дому, тоже был на месте и терся ветвями о черепицу. Артур на месте, пусть и потерявший немного в весе.

Артур на месте, рядом с ней, не носится по всему городу, не достает никого своими проектами, даже утащил ее пораньше от каркаса птицы — ради жаркого, сумасшедшего удовольствия. Как будто изголодался в Озерном краю вовсе не по булочкам и пирожкам.

— Ты угомонился, чокнутый художник, вот что меня удивляет.

— Я просто соскучился по тебе!.. Ну хорошо. Прекрати пытать меня своей всезнающей улыбкой! Да, я хотел поделиться с тобой... Те заметки путешественников, которые привез Марчелло. О северных склонах Волчьих Клыков, где они спускаются к морю...

— О нет, — Хельга застонала, сжимая пальцами виски. — Если Артур Странник перестал что-то взрывать — не жди тишины. Жди, когда рванет еще громче!

— Ты против? — шепотом спросил совсем поникший Артур. Она бы непременно посмеялась над забавным сходством его грустного лица с мордочкой мопса, если бы не понимала, насколько все серьезно.

— Нет, конечно, не против. Но мне немного страшно. Это же на полгода минимум отрываться от родных!

— Экспедиция на север, к вероятному уцелевшему поселению вервольфов — разве того не стоит? Хельга, любимая! Ты подарила мне целый мир, которого я не знал, тепло домашнего очага, радость супружества. Позволь преподнести тебе ответный дар. Я хочу взять тебя с собой в дорогу, показать тебе мир, бывший моим долгие годы.

В темнеющем небе проступал серебристый туман Млечного Пути. Их дорога тоже казалось туманной, полной опасностей. Но они пойдут по ней рука об руку и, может быть, если выживут, повстречают легендарное племя. Хельга вновь увидит море, а над ним — вдруг? — изумрудное пламя северных небес. Только...

— Как же наша птица?

— Думается мне, Льдинка, что мы зашли в тупик. Уперлись в какую-то ошибку и не видим ее. Значит, нужно оставить работу, отстраниться и поискать разгадку в другом месте... А не так уж мы всех и опередили!

Первой была крыша Блюменштадтского университета. Кому пришла в голову светлая мысль залезть на нее — уже и не помнили. Постепенно влюбленные, ученые и поэты стали осваивать и другие крыши столицы, а за ними, старательно делая вид, что просто мимо проходили, подтягивались остальные.

Поначалу ценили самые высокие здания, но потом женщины с грудными детьми, калеки и старики взбунтовались против этой вопиющей дискриминации крыш. В конце концов стали считать вполне приемлемыми посиделки на любой крыше, но не реже, чем раз в полгода.

А потом, во вторую весну Республики, внезапно и бурно разросся сердце-цвет. Считавшийся у себя на родине капризным растением, он вдруг прижился здесь, потянулся к солнцу и к людям. Теперь он цвел не только в оранжерее, но и в садах, и на клумбах, и даже в поле за городской стеной.

Он с расточительной щедростью дарил людям свет, целебную силу своих соков и драгоценное золото лепестков, из которых получали прекрасный краситель. И этих даров тонкого, хрупкого растения оказалось так много, что Республика начала ими торговать, а на вырученные деньги развивать свое отсталое хозяйство.

О сугубо практическом значении выращивания сердце-цвета помнили днем, но напрочь забывали ночью.

По ночам горожане выходили на крыши и просто любовались ласковым золотым сиянием.

Сегодня на крыше Ясеня собрались четыре пары, которые ужасно стосковались друг по другу.

— Ну? — Марчелло разлил по чашкам добытый в чайхане жасминовый чай, который пока еще стоил дешевле в Пиране, и поднял свою в ожидании тоста.

И друзья произнесли то, что говорили в таких случаях неизменно. Они пили за девушку, без отваги, знания и безумия которой Республика не купалась бы в лучах сердце-цвета.

— За Кончиту!

Комментарий к Глава 11. Соната весны Название главы отсылает к картине М. Чюрлениса «Соната весны. Andante» .